Младший же повел взглядом по комнате, по американскому бюро и восседающей за ним Зиночке и на мгновение задержался на лице молодого человека. Не столько бледно-смуглое, обрамленное русой бородкой лицо его, как странное выражение глаз обратило на себя внимание Антона. Но студент глянул на подрядчика лишь мельком. Он повернулся к инженеру и буквально остолбенел: "Не может быть!.."
И Леонид Борисович, посмотрев наконец на посетителя, свел брови и насторожился. Тут же его лицо приняло прежнее, замкнутое выражение.
Подрядчики были уже в прихожей. Выходная дверь гулко захлопнулась за ними.
- Вот, Леонид Борисович, - виновато сказала Зиночка, качнув головкой в сторону студента. - Тоже к вам.
- Я же просил. Я же сказал: не располагаю временем.
- Я и не пускала, но...
- Не пускала, - рассеянно пробормотал юноша.
- Но он целый час вас дожидался, надеялся, - вступилась Зиночка.
- Вот как? - усмехнулся инженер. - Ладно, ради вас, сударыня.
И, обернувшись к студенту, сухо сказал:
- Проводите меня до Невского, по дороге изложите ваше дело. Но после обеда я уже никого не приму.
Они вышли: инженер впереди, молодой человек за ним следом.
- Я... Я не думал, что это вы, Леонид Борисович, - пробормотал Антон, когда они оказались на улице. - Вы меня не узнали?
- Ты не обижайся, Антон, я рад тебя видеть, - сказал инженер. - Все тянешься. Уже, поди, ростом отца обогнал? Шестой семестр закончил?
- Пятый, - вяло уточнил юноша.
- Ах да, полгода бунтовали! - в голосе Леонида Борисовича послышался смешок. - И что же собираешься делать летом? На Волгу, на побережье - или надумал поработать? Ко мне-то ты по какому делу?
Антон помедлил:
- Вас должны были предупредить... Если я не ошибся... Если вы - это... - Он замолчал, повторил про себя адрес явки. "Нет, все верно". - Я от дяди Захара.
- Ты? - теперь настал черед изумиться Леониду Борисовичу. - Погоди-ка!
Он вспомнил: несколько дней назад один товарищ из городского комитета действительно предупредил его: есть кандидатура в боевую группу - студент Технологического, выполнял партийные задания по распространению литературы, вел кружок на Металлическом. Парня рекомендует Выборгский райком. Леонид Борисович решил познакомиться со студентом лично: пусть пришлют на Малую Морскую; ищет, мол, на лето работу в "Обществе". Назначил день и час. За всеми последними событиями запамятовал. Да, именно в понедельник, в двенадцать с половиной...
- Меня предупредили, - кивнул он. - Но я не знал, что речь шла о тебе. Тем лучше. Но ты хорошенько подумал?
- Поймите, иначе я не могу!
- Меньше эмоций, - нахмурился инженер. Эта вспышка ему не понравилась. - Что не можешь? И почему не можешь?
- Я должен отомстить, понимаете! Когда я увидел его на мостовой... Когда это случилось, я места себе не находил. Будь у меня пистолет, бомба - я бы им в ноги! А потом понял: кто это они - "они"? Те, что были у института? А другие такие же останутся. Дядя Захар говорит: это с поганок шляпки сбивать, а надо вырвать всю поганую грибницу!
Они шли по Малой Морской. Улица будто вымерла. Только далеко впереди плелись прохожие.
- Ты знаешь, Антон, твой отец был моим другом еще со студенческой скамьи. Без его помощи я, может быть, и не получил бы диплом инженера... Ну да дело не в этом. Его смерть нелепа и случайна. Эти громилы черносотенцы убили бы любого, окажись он в тот миг на месте твоего отца.
- Не надо! Я хочу думать иначе!
- Нет, я не разубеждаю тебя. Просто хочу, чтобы ты понял: не только тот герой, кто совершил двенадцать подвигов Геракла, а уже и тот, кто решил бороться - пусть он и погиб в первом же бою. Ты вправе гордиться своим отцом.
Он помолчал. Продолжил:
- И твое решение - свидетельство гражданской зрелости, мужества. Но пойми - наше дело, дело большевиков движимо не местью и не ненавистью, а любовью - любовью к трудовому народу. Мы работаем не только во имя разрушения старого, а и во имя созидания нового. Поэтому любое задание партии, пусть самое будничное, очень важно для этого общего дела. И то, чем ты уже занимался, - распространение литературы, кружок - не менее ответственно, чем работа в боевой группе.
- Я понимаю. Я думал обо всем этом, но твердо решил стать именно боевиком, - сдерживая голос, с жаром проговорил студент. - Но что толку в словах? Поручите мне дело - и вы убедитесь.
И это говорит сын Владимира!.. Поглядывая сбоку на юношу, Леонид Борисович угадывал в его лице, в нетерпеливых движениях рук черты отца. Владимир Евгеньевич был так же нетерпелив. Одержимый поиском научных истин, он не хотел вмешиваться в политику. Он много преуспел в лабораториях, его имя стало известно в Европе. Владимир Евгеньевич был убежден, что одного прогресса в науке и технике достаточно, чтобы исправить мир... Почему же в тот день он оказался среди студентов на улице? Случайно? Антон думает, не случайно. Не надо разубеждать. Возможно, так оно и было, кто теперь узнает? А для сына великое счастье - чувствовать духовную общность с отцом...
Они свернули направо, и вскоре перед ними открылась набережная Мойки. Липы вдоль канала дремали под солнцем.
"Я и не знал, что сын Владимира решил вступить в партию, - думал инженер, медля с ответом. - Впрочем, на подъеме революции кто только не записывался в эсдеки - стало модным. Листовки, кружки - все это хорошо. Пылкости и искренности его можно поверить. И все же не порыв ли толкнул его на решение? Хватит ли у него сил и страсти на годы, на всю жизнь?.."
По набережной Мойки они вышли на Невский. И здесь пешеходов и экипажей было немного. Бросалось в глаза обилие мундиров городовых. Инженер придержал шаг у подъезда соседнего с его домом "Волжско-Камского коммерческого банка". Сейчас и у банковских чиновников наступил обеденный перерыв. Путь в вестибюль был прегражден изящной, однако же достаточно надежной кованой решеткой.
Мысли инженера перенеслись на недавний разговор в его кабинете. Да, партийная касса пуста. Единственная реальная возможность - пополнить ее за счет самой царской казны. И он, руководитель боевой технической группы при ЦК партии, "министр финансов" большевиков, - за осуществление плана, предложенного Семеном и Феликсом. Свою точку зрения он и будет отстаивать перед Ильичем.
Он повернулся к притихшему, ждавшему его решения юноше:
- Скажу тебе прямо, Антон: нам нужны люди, нужна молодежь. Но не случайные попутчики, которые готовы были вчера лезть на рожон, а завтра первыми полезут в щели.
- Я клянусь!
- Не надо таких слов, - он недовольно поморщился. - Я хочу верить, что ты принял решение с полной ответственностью. Возможно, в скором времени представится возможность испробовать тебя.
- Что же мне теперь делать? - растерянно спросил Антон.
- Пока ничего. Ждать.
- А как долго?
- Не знаю. Когда понадобишься. Но больше в контору не приходи. Я сам тебя разыщу. И прекрати всякую иную партийную работу: ни листовок, ни занятий с кружком. Я предупрежу районный комитет. А остальным, кто знал, скажешь: отошел от революционеров.
- Что вы!
- Так надо. Надо оборвать все прежние связи. Забудь о доме Захара. И чтоб близко ноги твоей не было у Металлического!
"Как же смотреть в глаза товарищам?.." - понурил голову юноша.
- Это первая проверка. Пожалуй, самая трудная, - понял его мысли инженер. - Но так надо. Надо. А теперь прощай. Кланяйся матери. Если кто полюбопытствует, о чем мы беседовали, скажешь: приходил наниматься на сезонную работу.
- Приняли? - с надеждой поднял на него глаза Антон.
- Жди.
ГЛАВА 3
Зиночка привычно вошла в растворенные ворота большого обшарпанного дома на Лиговке. Было без нескольких минут восемь вечера, если можно назвать вечером это петербургское июньское чудо, когда солнце, умерив жар, но с прежним блеском сияет на небосводе, воздух прозрачен, листва свежа и голубые длинные тени лишь рельефней лепят карнизы и фризы. Впрочем, эта часть проспекта не искушала глаз разнообразием фасадов. К тому же время подточило их, где содрав облицовку, где обнажив кирпич или изъев ржой железо. Однако в ярком свете и голубых тенях и эти свидетельства скупости одних и нищеты других выглядели как театральные декоративные лохмотья.
В глубине ворот, под аркой, подпирали стену двое забулдыг. Один сосал "казенную" из горлышка бутылки, другой нетерпеливо ждал череда. Увидев девушку в шляпке и пелерине, оба уставились на нее рачьими глазами.
- М-мадам!.. - засипел тот, который еще только готовился пригубить.
- Тшш! - остепенил его второй, отрываясь от штофа. - Не замай, оне благородные!
- Ах, держ-жи меня! - пьяница попытался преодолеть притяжение стены. - Мамзеля на пятый бегит, к жердяю тому, знаешь? Ох, охочий он до мамзелиев, так и шастают!
Зиночку передернуло. Но она презрительно и горделиво пронесла головку мимо пьянчуг, и каблучки ее сердито простучали под сводом арки.
Она взбежала на пятый этаж, позвонила и, когда дверь тихо отворилась, с облегчением перевела дух.