- Может быть. Сам не знаю.
- Что ж вы раньше не сказали, что собираетесь "отсиживаться" в Джиджелли? Мы бы так не переживали!
- А я и сам не знаю, чего хочу, понимаешь ты это? Иногда мне хочется забраться в какую-нибудь нору подальше, как раненое животное уходит в дебри зализывать раны.
- У вас, - заметил Гримо, - Была прекрасная возможность отсидеться в вашем имении, кой черт вас понес на эту войну?
- В имении? Не очень-то там отсидишься! В имении жизнь цивилизованная, вы все шныряете с умильными лицами, к обеду появляешься в приличном виде. Здесь будет дикая жизнь и дикие приключения!
- Эх! - пробормотал старик, - Что же вы нам головы морочили? Стоило вам раньше сказать, что желаете приключений! А мы все очень боялись, что вы, как когда-то молодой Д'Артаньян после гибели Констанции Бонасье, решите лезть под пули арабов, как гасконец под пули гугенотов.
- Разве я это говорил? - удивился Рауль.
- Да, - сказал Гримо, - А вы что, не помните?
- Тогда 'болван' относится ко мне! А что, Д'Артаньян… правда?
- Да. И не раз ваш отец спасал ему жизнь.
- О Господи! Чтобы Д'Артаньян… невероятно!
- Так у вас нет этого намерения? - подозрительно спросил Гримо.
- Черт возьми! Кто может быть уверен на все сто процентов, что вернется с войны живым? Даже легендарный Ахилл.
- Скажете тоже, Ахилл! Да никто не может сказать о себе такое.
- Я просто реально смотрю на вещи, старина. Но, раз уж на то пошло, поиграем в Троянскую войну, правда, без Елены.
- Как знать, - захохотал Гримо, - Как знать!
- Дорогой, еще раз повторяю, я избавился от своих юношеских иллюзий. Маленькая Луиза не тянет на роль Елены Прекрасной.
- Я не о м-ль де Лавальер, мой господин. А раз уж вы назвали ее прежней…
- Это ты назвал.
- Виноват, ошибся, вы сказали морок, так?
- Так, морок и есть.
- То с королем вам делить нечего. Король будет только рад, если вы в этой Троянской войне завоюете себе Елену.
- Гм! Аиша или Патимат? Не в моем вкусе. Послушай, Гримальди, ты напрасно стараешься сгладить противоречия. Между Людовиком Четырнадцатым и мною уже не заплаканная мордашка королевской возлюбленной.
- Если не она, то кто?
- Один человек. ВОИСТИНУ НЕСЧАСТНЫЙ. Сам Д'Артаньян признал это. А Д'Артаньян слов на ветер не бросает. Жертва королевской немилости. Деспотизма, лучше сказать.
- Вы о себе? Король вас не тронет.
- О нет! Не о себе. Д'Артаньян когда-то очень едко смеялся над моими бедами и, по-моему, никогда всерьез не считал меня несчастным.
- Вы обиделись на него?
- На Д'Артаньяна обижаться невозможно. Тогда мне его слова казались очень обидными, а теперь смешными. Если я на него обижался какое-то время, значит, у меня с головой не все было в порядке.
- Если вы о графе, его король оставил в покое и сейчас с ним наша госпожа.
- Нет. Не о графе.
- Кого же вы имели в виду, господин Рауль?
- Да не могу я сказать тебе это! Я поклялся! Все!
- А наши господа знают этого вашего несчастного человека?
- Да.
- Черт возьми! - Гримо поскреб лысину, - Вы меня озадачили.
- Больше меня ни о чем не спрашивай.
- Я не любопытен, как все бабье племя, и, можно сказать, ненавижу таинственность, ибо от нее только головной боли нашему брату прибавляется, но ваши таинственные недомолвки, ваши загадки…
- Не чеши лысину, Гримо, все равно не разгадаешь. Тебя Люк сравнил с Дон Кихотом, а не с Эдипом.
- Что еще за новая таинственная история, что еще за интрига?
- Но я же сын своих родителей, - сказал Рауль полушутя-полусерьезно, - Таинственность - один из даров, которым феи и эльфы бретонских лесов наградили Малыша Шевретты при рождении.
На эту шутку Гримо ответил жалобным вздохом. Старик вовсе не считал таинственность волшебным даром фей и эльфов бретонских лесов.
16. ВНИМАНИЕ!
Синие волны Средиземного моря плескались о берег. На утесе среди скал сидел молодой человек лет восемнадцати-девятнадцати в дорожной одежде, в ботфортах и обмахивался широкополой шляпой с красными перьями - была середина дня, начало мая, и, разумеется, было жарко. Он потянулся, тряхнул головой, и, делая вид, что любуется прекрасным пейзажем окрестностей Тулона, взглянул на путешественника, бродящего в задумчивости по берегу.
Путешественник, одетый, как и "скалолаз", по-дорожному, но более богато и элегантно, был значительно старше наблюдавшего за ним молодого человека. Ему было лет пятьдесят-шестьдесят, хотя издали он казался моложе. Путешественник то и дело поглядывал на скалу, где сидел юноша. Молодой человек принял живописную позу: оперся на левую руку, полусогнул правую ногу и положил руку на колено. В правой руке он держал свою шляпу таким образом, что длинные красные перья свешивались со скалы.
Впрочем, юноша сидел на скале минуты две-три, не больше. Заметив путешественника, он, как белка на дерево, взобрался на утес и обосновался там. "Искупаться бы сейчас", - пробормотал молодой человек по-испански. Поймав взгляд путешественника, сделал приветственный жест своей шляпой. Тот издалека кивнул ему, скорее машинально, чем сознательно, в силу привычки отвечая на приветствие молодого человека - тот был ему незнаком.
Этот еле заметный сигнал придал юноше уверенности в себе, и он сразу вскочил на ноги: 'Искупаться! Сантьяго! Жребий брошен! Levantate y vamonos! '
Решив это, он отряхнулся, подхватил лежащий подле него черный плащ с белым восьмиконечным крестом Мальтийского Ордена, скроенный по требованиям военной моды XVII века - по фасону синих плащей французских мушкетеров. Он надел плащ, подхватил свою шляпу, подошел к самому краю утеса, и, держась правой рукой за выступ, спрыгнул на песок. Посматривавший на него путешественник слегка вздрогнул, увидев этот рискованный прыжок, но, убедившись, что парнишка цел и невредим, отвернулся и продолжил свою одинокую прогулку.
Молодой человек решительно направился к путешественнику, и, когда тот повернулся к нему лицом, раскланялся со всей испанской церемонностью и почтительностью, так, что перья его широкополой шляпы намокли в воде. Тот ответил ему вежливым поклоном, полным сдержанного достоинства, так, как старший приветствует младшего. Юноша улыбнулся. Путешественник смотрел на него внимательно и доброжелательно, но без улыбки.
- Сударь, - сказал юноша, волнуясь и слегка покраснев, - ВЫ ОЧЕНЬ ЛЮБЕЗНЫ! СРАЗУ ВИДНО, ЧТО ВЫ ПРИБЫЛИ ИЗДАЛЕКА!
Услышав такое приветствие, путешественник сделал брови домиком и чуть улыбнулся.
- Вы правы, сударь. Я действительно прибыл издалека. С Севера, а точнее, из Парижа.
- А я с Юга, - сказал юноша.
- Из Испании, я так полагаю? - спросил парижанин.
- Нет, с Мальты. Так что не совсем с Юга, - он прижал руку к белому кресту и снова поклонился, - Я чертовски рад, что отыскал Вас в этом Ноевом ковчеге. А как Вы угадали, что я испанец?
- По вашему произношению, кабальеро.
- Al demonio! А я так старался! Это потому, что я волнуюсь.
- Alla va, рыцарь, ваш прыжок напоминает мне выходку моего близкого друга, когда он был так молод, как вы сейчас! Какой смысл так беспечно рисковать своей жизнью? Вы могли разбиться!
- И мое обращение к Вам, граф, тоже кое-кого напомнило, не так ли? Хотя я и прибыл издалека en este arca de Noe, - он мотнул головой в сторону Тулонского порта, - Я ПОЧТУ ЗА ЧЕСТЬ ПОУЧИТЬСЯ У ВАС ХОРОШИМ МАНЕРАМ, - и рыцарь поклонился в третий раз.
Путешественник, он же граф, смотрел на рыцаря с возрастающим интересом.
- У меня для вас письмо чрезвычайной важности, - тихо сказал юный рыцарь, - А прыгнул со скалы я, чтобы привлечь Ваше внимание. Вы угадали, господин граф - я подражал Вашему другу гасконцу.
- Me oiran los sordos!, - сказал граф немного насмешливо, - Поберегите свою энергию для более важных дел. Что вы хотели этим доказать, кабальеро? Такое лихачество произведет впечатление разве что на какую-нибудь Ла Каву. Письмо, говорите? Отойдем туда, за скалы.
Письмо гасконца - так решил граф - надо было читать не на открытом месте. Побережье просматривалось со всех сторон.
- Вы правы, клянусь Сидом и Бернардо дель Карпио! Я и хотел это Вам предложить, граф, но Вы не обращали на меня внимания.
Теперь, когда граф опознал в нем испанца, рыцарь употреблял в речи привычные ему слова и выражения. Граф понимающе улыбнулся и ответил цитатой из Лопе де Вега: 'И львы и замки на знаменах, и Арагона герб двухцветный". На это рыцарь ответил восхищенным взглядом, и они нашли укромное местечко в скалах возле утеса, с которого совершил свой отчаянный прыжок юный испанец.
- От кого у вас письмо? - спросил граф.
- От Великого Магистра Мальтийского Ордена, - торжественно сказал рыцарь и пояснил: - Это насчет Вашего сына.
Граф взглянул на белый крест на черном плаще испанца и закусил губу.