Поскольку все ценности в соответствии со своей сущностью образуют иерархию, т. е. выступают по отношению друг к другу как высшие и низшие, причем это отношение может быть постигнуто только "в" предпочтении и пренебрежении, то и само "чувствование" ценностей с сущностной необходимостью обосновано "предпочтением" и "пренебрежением". То есть дело отнюдь не обстоит таким образом, будто чувствование ценности или многих ценностей "обосновывает" способ предпочтения; как если бы предпочтение в качестве некоторого вторичного акта "привходило" к ценностям, постигнутым в первичной интенции чувствования. Напротив, всякое расширение ценностного поля (например, некоторого индивида) происходит только "в" предпочтении и пренебрежении. Только ценности, изначально "данные" в этих актах, затем могут "чувствоваться" – вторичным образом. Таким образом, та или иная структура предпочтения и пренебрежения выделяет те ценностные качества, которые мы чувствуем.
Поэтому ясно, что иерархия ценностей никак не может быть дедуцирована или выведена. Какая ценность является "более высокой" – это нужно постигать каждый раз заново в акте предпочтения или пренебрежения. Для этого существует интуитивная "очевидность предпочтения", которая не может быть заменена никакой логической дедукцией.
Однако вполне можно и должно задать вопрос о том, нет ли априорных сущностных связей между такой характеристикой бытия ценности, как ее относительное место в иерархии, и другими ее сущностными особенностями.
Здесь выделяются прежде всего различные – соответствующие уже обычному жизненному опыту – признаки ценностей, вместе с которыми возрастает, как кажется, их "высота"; но все они сводятся, вероятно, к одному:
Так, ценности кажутся тем более "высокими", чем они долговечнее (dauerhafter); равным образом, тем более высокими, чем менее они причастиы "экстенсивности" и делимости; также тем более высокими, чем менее они "обоснованы" другими ценностями, также тем более высокими, чем "глубже" "удовлетворение", связанное с постижением их в чувстве; наконец, тем более высокими, чем менее их чувствование относительно к полаганию определенных сущностных носителей "чувствования" и "предпочтения".
1. Жизненная мудрость всех времен учит предпочитать долговечные блага преходящим и изменчивым. Однако для философии эта "жизненная мудрость" – только "проблема". Ибо если речь здесь идет о "благах", а под "долговечностью" подразумевается величина объективного времени, и течение которого существуют эти блага, то у этого положения весьма мало смысла. Любой "огонь" и любая "вода", любой механический случай могут разрушить, например, произведение искусства, обладающее высочайшей ценностью; любая "раскаленная капля" – как выражается Паскаль – может уничтожить здоровье и жизнь здоровейшего; любой "кирпич" может потушить огонь гения! "Кратковременность существования" безусловно ничего не отнимает от высоты ценности предмета! Если бы "долговечность" в этом смысле мы сделали критерием высоты ценности, то мы бы выбирали то направление (являющееся принципиальным заблуждением), которое составляет саму сущность определенных видов "морали", в особенности всех "пантеистических" видов. В этом тип морали сентенция, которую мы встречаем в повседневной жизни, и согласно которой человек "не должен привязывать сердце свое к преходящему", а "высшее благо" – то, которое не причастие временному изменению, получает как бы философскую формулировку. Так, она была весьма выразительно представлена Спинозой в начале его сочинения "De emendatione intellectus". Влюбись в ничто! Ни в человека, ни в зверя, ни в семью, ни в государство, ни в отечество, ни в какой-то иной позитивный образ бытия или ценности – ибо все они "преходящи" – так звучит эта усталая мудрость! Страх и ужас перед возможным уничтожением блага толкают здесь ищущего во все более и более расширяющуюся "пустоту" – и от страха потерять позитивные блага он в итоге не может обрести ничего. Но ясно, что простая объективная долговечность благ во времени никогда не сможет сделать их более ценными.
Однако совершенно иное значение имеет то положение, согласно которому ценности (а не блага), которые являются более высокими, и в феноменальном плане "даны" по отношению к более низким ценностям как более "долговечные". "Длительность" - это, конечно, в первую очередь некий абсолютный и качественный временной феномен, который отнюдь не представляет собой только отсутствие "последовательности", но есть столь же позитивный модус наполнения времени содержаниями, как и последовательность. Хотя то, что мы (в сравнении с чем-то другим) называем "длительным", может быть относительным, сама длительность как феномен не относительно, но абсолютно отлична от факта "последовательности" (соответственно, изменения). И долговечна та ценность, которая имеет в себе феномен "способность-существования-сквозь-время" – причем совершенно безразлично, как долго существует ее вещный носитель. И эта "длительность" присуща уже той или иной разновидности "ценности чего-либо". Так, например, когда мы осуществляем акт любви к некоторой точности на основе ее ценности как личности. В этом случае как в ценности, на которую мы направлены, так и в переживаемой ценности акта любви заключен феномен длительности, а потому – и "продления" этих ценностей и этого акта. Если бы некто принял внутреннюю установку, которая соответствует предложению: "Я люблю тебя сейчас" или "некоторое время", то это противоречило бы сущностной связи. А эта сущностная связь существует - безразлично, как долго фактически сохраняется действительная любовь к действительной личности в объективном времени. Например, если мы обнаруживаем, что эта связь личностной любви с длительностью уже не исполняется в фактическом опыте, что приходит время, когда мы "больше не любим" эту точность, то мы обычно говорим одно из двух – или: "Я обманывался, я не любил эту личность; то, что я считал любовью, было только сообществом, основанным на интересах и т. п."; или же: "Я заблуждался по поводу этой реальной личности и по поводу ее ценности". Ибо "sub specie quadam aeterni" принадлежит к сущности подлинного акта любви. С другой стороны, на этом примере мы можем ясно увидеть, что простая фактическая длительность некоторого сообщества, конечно же, совсем не доказывает, что именно любовь – та связь, которая его обосновывает. Сообщество, основанное на интересах или привычке, например, также могут фактически сохраняться неопределенно долгое время, так же долго, или еще дольше, чем фактическая "личностная любовь". И тем не менее, в сущности сообщества, основанного на интересах, т. е. уже в сущности его интенции и являющей себя в ней ценности – а именно, пользы – и по сравнению с любовью и относящимся к ней ценностям заключено то, что это сообщество является "преходящим". Нечто чувственно приятное, которым мы наслаждаемся, и соответствующее "благо" могут иметь длительность малую или большую (в объективном времени); и точно так же – фактическое чувствование этого приятного! И тем не менее, в сущности этой ценности заключено то, что она, по сравнению, например, с ценностью здоровья, а тем более – по сравнению с ценностью "познания", дана "как изменчивая"; причем в каждом акте ее постижения.