Плохие новости; я с опаской оглянулся, потом обругал себя за впечатлительность. Где бы ни был Руди, здесь его точно нет.
- Все это невероятно, - произнес другой голос, в котором я узнал Карла-Густава. - Может ли это быть? Человек, занявший мое место… Английский двойник… И тут он, вместе с Хансеном, пытается спасти меня.
- У него не было особого выбора, - хмыкает Заптен. - Или это, или петля.
Это верно, черт бы его побрал, благодетеля.
- Нет, нет, вы несправедливы к нему, - включился Грундвиг - вот ведь отличный парень! - Он же раскаялся, Заптен. Никто не смог бы сделать больше. Если бы не он…
- Разве я не знаю, - отвечает Карл-Густав. - Я видел, как он сражался, именно ему я обязан спасением от того негодяя. Бог мой, какая смерть!
Наступила пауза, потом Заптен говорит:
- Ну, хорошо, согласен трактовать сомнение в его пользу. Но, осмелюсь сказать, своей смертью он оказал вашему высочеству превосходную услугу, ибо будучи жив, представлял бы собой серьезное неудобство.
Так, этого я вынести не мог - помимо прочего, момент был подходящий. Я тихо вышел из арки.
- Прошу простить за назойливость, майор, - говорю, - но удобен я или нет, а по-прежнему здесь, чтобы служить его высочеству.
Сцена возымела эффект: Заптен резко развернулся, его трубка свалилась на пол; Грундвиг вскочил, вытаращив глаза; принц, сидевший за столом, выругался от неожиданности; там были еще двое, располагавшиеся за стулом принца, - думаю, они тоже порядком удивились.
О да, было довольно изумленных возгласов и расспросов, доложу я вам; мое появление их явно поразило, даже если не вполне обрадовало. Разумеется, ситуация для них осложнилась: герои доставляют намного меньше неудобств, когда остаются на поле боя. В вопросах, которыми меня засыпали, читался легкий оттенок сожаления: как я спасся, как выбрался. Могу поклясться, на языке у Заптена так и вертелся вопрос, зачем я все это сделал.
Я отвечал на все с предельной честностью, вкратце описав им устройство сливной системы Йотунберга и дав отчет о том, как выбрался из озера. Принц с Грундвигом твердили, что это чудо; Заптен поднял трубку и принялся набивать ее табаком.
- И вот, - подвел я итог, - я вернулся сюда, чтобы предложить свои услуги - если они необходимы. - С этими словами я положил саблю на стол и отошел. Тот парень, Ирвинг, со мной и рядом не стоял.
Наступила долгая, неловкая тишина. Заптен - уж он-то не собирался нарушать ее, - попыхивал своей трубочкой, Грундвиг ерзал. Наконец принц, хмурившийся за столом, поднял взгляд. Боже, как он был похож на меня.
- Сэр, - не спеша начал он. - Эти господа сообщили мне о том… что произошло недавно в Штракенце. Это не помещается в голове… в моей, по крайней мере. Судя по всему, вы принимали участие в самом подлом обмане, в самом странном заговоре, о котором мне приходилось слышать. И в то же время делали это против своей воли. Так ли это? - Он обвел взглядом остальных, Грундвиг растерянно кивнул.
- Может статься, я не совсем в своем уме после всего этого, - продолжил принц, обведя вокруг рукой, словно человек, ищущий дорогу в тумане, - но у меня, по крайней мере, есть глаза. Кем бы вы ни были, каковы бы ни были ваши побуждения… - он замялся, но овладел собой. - Сегодня вы спасли мне жизнь, сэр. Вот все, что я знаю. Если вы затевали что-то недоброе - пусть грех будет у вас на душе. Но это все в прошлом, хотя бы для меня. - Он оглядел остальных: Грундвиг кивал, Заптен хмуро пыхал трубкой и изучал носки своих башмаков. Потом Карл-Густав встал и протянул мне руку.
Я крепко пожал ее, и мы посмотрели в глаза друг другу. Наше сходство было просто зловещим, и я понял, что он разделяет это чувство, поскольку рука его безвольно упала.
- Сказать честно, полагаю, я в долгу перед вами, - говорит он, несколько смущенно. - Если я могу что-то… Ну, не знаю…
Говоря по правде, я не думал о вознаграждении, но принц, похоже сделал ясный намек. Мне ли не знать, что лучшей политикой будет помалкивать, поэтому я просто ждал, и повисла новая томительная пауза. На этот раз ее нарушил Заптен:
- О долге и речи быть не может, - решительно заявляет он. - Мистер Арнольд уже получил сполна. Ему стоит радоваться тому, что остался жив.
Но Грундвиг и принц возмутились.
- По крайней мере это долг вежливости, - говорит Карл-Густав. - Мистер Арнольд, примите мою благодарность; полагаю, вы понимаете, что это одновременно благодарность Штракенца и Дании.
- Ну вот и прекрасно, - фыркает Заптен. - Но с позволения вашего высочества, осмелюсь предположить, что лучшей наградой для мистера Арнольда будет возможность беспрепятственно покинуть наши пределы.
Он прямо кипел от злости. Мне пришло в голову, что не уцелей принц, Флэши уже танцевал бы джигу на веревке под дудку Заптена. Мне подумалось, что сейчас не время вспоминать про златокудрую крошку Амелию: чем меньше говорить о ней, тем лучше.
- Но ему надо хотя бы отдохнуть, - говорит принц. - Затем мы препроводим его к границе. Это наша обязанность перед ним.
- Он не может оставаться здесь, - прорычал Заптен. - Боже, взгляните на его лицо! Нам и так нелегко будет предотвратить скандал. А если в государстве появятся два правителя с одним лицом, покоя не дождешься вовеки.
Принц закусил губу, и я понял, что настало время дипломатического демарша.
- С соизволения вашего высочества, - говорю, - майор Заптен прав. Каждый миг моего пребывания в Штракенце чреват опасностью для нас обоих, особенно для вас. Мне нужно уехать, и как можно скорее. Поверьте, так будет лучше. И, как сказал майор, о долге нет и речи.
Да уж, конечно! Мое лицо было невозмутимо, но внутри во мне начали нарастать гнев и обида. Я ведь не просил впутывать меня в политику их никчемного герцогства, но за это время меня бессчетное число раз убивали, били, кромсали, топили, пугали до смерти - и в итоге наградой мне служит фырчание Заптена и рукопожатие его проклятого высочества. Десять минут назад я был счастлив, что унес свою шкуру, но теперь меня обуревали досада и ярость по отношению к ним.
Меня начали убеждать в обратном, но все это было лицемерие - я не сомневался, пройдет час-другой, и Карл-Густав, оправившись от испуга и проистекающей из него благодарности ко мне, начнет с охотой прислушиваться к доводам Заптена насчет того, что меня лучше повторно спустить в трубу - на этот раз со связанными руками. Если на то пошло, раз у него мое лицо, то и характер, скорее всего, тоже.
Впрочем, на миг принц сделал милость напустить на себя озабоченный вид: скорее всего, полагал необходимым для поддержания королевского достоинства отплатить мне чем-то. Но ему удалось подавить это стремление - они в этом мастера - и в итоге все согласились, что я должен убираться отсюда, чем скорее, тем лучше. Они собирались остаться на ночь в замке, где принц сможет отдохнуть и провести совет, мне же прозрачно намекнули, что поутру мне лучше быть уже за границей. Единственным, кто сожалел о моей внезапной опале, был Грундвиг. Странный это был тип; насколько я уяснил из его слов, он один придерживался убеждения, что мне пришлось стать скорее жертвой, чем преступником. Его сочувствие ко мне выглядело не наигранным, и именно он взял на себя труд проводить меня из темницы и распорядился найти лошадь, и ждал со мной у главных ворот, пока ее не приведут с материка.
- Знаете, я тоже отец, - говорит он, прохаживаясь взад-вперед. - Я понимаю, что чувствует человек, которого разлучили с близкими, сделав их заложниками. Кто знает: возможно, я сам поступил бы так же на вашем месте? Надеюсь, что если так произойдет, я поведу себя так же мужественно.
"Много ты понимаешь, тупой ублюдок", - подумал я. Мне было интересно, что случилось с Руди, но он сказал, что не знает. Видели, как он скрылся в одной из дверей подвала; его искали, но так и не нашли. Скорее всего, ему был известен потайной выход, через который он и улизнул. Звучало маловероятно, но в любом случае было немного шансов на нашу новую с ним встречу. Я не планировал задерживаться в этих краях надолго - ровно настолько, насколько необходимо для одного дельца, забрезжившего у меня в уме.
Один из крестьян вернулся с лошадью и плащом для меня. Расспросив Грундвига насчет дороги и приняв фляжку, а также пакет с хлебом и сыром, я вскочил в седло. Уже просто почувствовав под собой лошадь, я воспрял духом: мне не терпелось убраться подальше от этого проклятого места и всего, что с ним связано.
Грундвиг не стал обмениваться рукопожатием, только торжественно помахал мне. Я развернул лошадь, дал шенкелей и проскакал по мосту, навсегда оставляя позади Карла-Густава, "Сыновей Вельсунгов", старого дядюшку Тома Кобли и всех остальных. Я мчался по дороге на Штракенц, ни разу не оглянувшись на мрачную громаду Йотунберга. Надеюсь, они все подхватили там воспаление легких.