- Не нравится мне вся эта история. Русский журналист?.. - Полковник подумал. - Скажите, Франц, вы хорошо замели следы на Востоке?
Мысли об эсэсовском прошлом всегда тревожили Ангела. Ответил нехотя:
- Есть документы, свидетельствующие, что я погиб во время авиационного налета. Правду знает только моя семья и кое–кто из бывших руководителей имперской безопасности. Я жалею, что в минуту откровенности проговорился вам, Кларенс. Для всех я только Хаген, Франц Хаген, и никто другой!..
- Будьте осторожней, Франц, - похлопал его по плечу полковник. - Эти русские журналисты обладают нюхом на политику, и не всплыло ли что–либо на поверхность из вашей биографии?
Ангел съежился.
Он сам думал об этом, но отгонял пугливые мысли. Они снова наплывали, и ему становилось страшно - сам себе не признавался, что боится, бодрился, но где–то в душе сосало, и сердце начинало ныть, словно от перемены погоды. Так бывало с ним в первые годы после войны, когда плохо спал и чуть ли не в каждом встречном видел шпика. Затем все стало забываться… Однако, в самом деле, при чем здесь русский?
Ангел всегда ощущал неприязнь к Советскому Союзу. Не только потому, что русские победили. В конечном итоге он устроился лучше, чем это могло быть в. случае победы рейха. Ну, дослужился бы до штандартенфюрера, может быть, генерала СС. И что?.. Красивая форма и уважение подчиненных, а деньги? Сейчас он не променял бы свой банковский счет в Цюрихе на десять генеральских мундиров - еще год–два, и желанный отдых, членство в солидной корпорации, всеобщее уважение, семейное счастье…
Но зачем здесь русский журналист?
Зная, что эта мысль все равно не даст ему покоя, он засмеялся нарочито бодро. Перешел на переднее сиденье, включил мотор.
- Погодите, Хаген, - остановил его полковник, и в словах, произнесенных совсем просто, Ангел почувствовал иронию, хотя сам минуту назад просил называть его только Хагеном.
- Ну?..
- Ко всем чертям гарантии городской полиции. Я знаю, чего стоят эти гарантии, и хочу позаботиться сам о себе. Нам необходимо сегодня же покинуть отель и снять где–нибудь небольшую виллу. На окраине города, чтобы я видел все вокруг, а меня не видели.
На этот раз Ангел не стал возражать полковнику.
- Дельная мысль, Кларенс. Мадам Блюто устроит нам это через несколько часов. - Он рванул "форд" с места так, что полковник ударился головой о спинку сиденья. Когда выехали на центральную магистраль, посоветовал: - В отель возвращаться не следует. Густав сам перевезет вещи.
- Вы сейчас куда?
- К "Игривым куколкам".
Полковник произнес решительно:
- Высадите меня, поброжу по городу. Я позвоню мадам и узнаю наш новый адрес.
Грейт завернул в первый же ресторан, сел у стойки бара и заказал стакан виски со льдом. Полковник выпил много и явно опьянел. Долго стоял в вестибюле, покачиваясь и уставившись на швейцара. Тому надоел пьяный посетитель, и он спросил, не нужно ли чего–нибудь господину, может быть, такси? Но полковник погрозил швейцару пальцем и вышел на улицу.
Грейт посмотрел на часы. Фью, скоро вечер! Лучше всего в его положении хорошо выспаться. Поискал глазами телефонную будку и набрал номер "Игривых куколок".
- Мадам Блюто? Целую ваши ручки… Мой друг Франц должен был оставить у вас адрес. Вы помогли ему? Вы - наша добрая фея, мадам Блюто… Нет, я еще не совсем пьяный и говорю вполне твердо… Да, записываю. Диктуйте…
***
Откровенно говоря, Бонне не хотелось снова идти в "Сфинкс", но он все–таки пошел, имея намерение выведать что–нибудь о путях и способах транспортировки девушек из Танжера в Южную Африку.
Ирен встретила его как старого знакомого и не оскорбилась, когда Бонне, узнав, что ее соседку по столу зовут Фанни, отдал предпочтение последней. Скоро Ирен позвали к другому столику. Бонне заказал коктейли, но Фанни захотела виски.
Комиссар начал издалека: мол, он любитель похождений и неравнодушен к французским девушкам, но в Танжере их почему–то мало. Фанни повертела головой и сказала такое, что Бонне, настроившийся на дипломатический разговор, чуть не подпрыгнул на стуле.
- Я сама удивляюсь… Недавно здесь, - неопределенно показала пальцем в потолок, - были чудесные девушки из Франции, я успела даже подружиться с некоторыми из них, их вдруг увезли…
Бонне уже овладел собой.
- Не может быть! - воскликнул. - Неужели в Танжере не любят хорошеньких девушек?
- Это не мое дело, - осмотрительно отступила Фанни, - и вы об этом никому не говорите. Потому что у меня, - тревожно оглянулась, - могут быть большие неприятности.
- Почему? - небрежно бросил Бонне. - Девчонки зарабатывают где хотят, и никого это не должно интересовать. Ты откуда? - сжал локоть девушки. - Где тот инкубатор, в котором появляются на свет такие чудесные экземпляры?
Этот плоский комплимент понравился Фанни, и она фамильярно похлопала комиссара по щеке.
- Под Бременом, мой милый.
- Я непременно побываю там, - пообещал Бонне.
- Раньше я не видела тебя в "Сфинксе"…
- Я здесь ненадолго по делам.
- А затем куда?
- Конго, Сенегал…
- Говорят, там есть неплохие местечки.
- Хочешь туда?
- Мне и здесь хорошо, - надула губы девушка. - Туда отправляют второй сорт.
- Неужели те француженки тоже второй? Куда их? - быстро спросил Бонне.
- Кажется, в Солсбери…
- Я тан буду скоро. Где их найти? Может, кому–нибудь передать привет?
- Ну, ну, - Фанни помахала пальцем у него перед носом: - Я и так наговорила лишнего.
Бонне прикинулся удивленным.
- Не морочь мне голову и не делай таинственного лица, - сказал небрежно. - Они полетели на самолете?
- Мне об этом не докладывали, - засмеялась Фанни, и комиссар понял, что она в самом деле не знает этого. Можно было считать разговор оконченным, Бонне сидел только для того, чтобы его короткий визит и беседа с Фанни не показались подозрительными: помнил, как вчера Шаттих приказывал изолировать девушку.
Они обменивались с Фанни короткими, ничего не значащими репликами. Бонне имел для таких случаев несколько десятков стандартных фраз и комплиментов, которые тешили женское самолюбие и не давали затухнуть разговору. Затем извинился и пошел в холл. Встретил метрдотеля в дверях, они обменялись взглядами. Фриц вежливо уступил дорогу, но взгляд его был тяжелый и недобрый.
Бонне незаметно оглянулся и заметил, что метр подзывает кельнера. Задержался у стойки бара.
Кельнер, выслушав Фрица, проскользнул между столиками к Фанни. Когда Бонне вернулся, девушка встретила его неприветливо, а кельнер все время торчал за спиной.
Фанни допила виски и поднялась.
- Подожди меня, - сказала уходя, но сумочку не оставила, и комиссар понял: Фриц изолировал девушку от него. "Что же, тем лучше", - подумал и рассчитался.
Швейцар, заметив Бонне, сразу же вышел на улицу и, наверно, растворился в темноте, ибо комиссар не заметил его. Двинулся вдоль ограды, с наслаждением вдыхая свежий ночной воздух. Из сада доносился аромат цветов, Бонне шел медленно, посмеиваясь, - вспомнил цветы, что росли у дома матери. Вдруг позади зашумел мотор, свет от фар на секунду осветил улицу, что–то заскрежетало.
Комиссар метнулся к ограде, прыгнул на нее. Рядом, чуть не задев его, промчалась левыми колесами по тротуару машина, вильнула, съезжая на мостовую, и исчезла за углом.
Комиссар перепрыгнул через ограду. Пополз в кустах, притаился, вынув пистолет.
Никого, только стрекочут цикады…
Затем от "Сфинкса", не выключая подфарников, медленно проехала еще одна машина. Бонне показалось, что за рулем сидел Фриц. Итак, они раскусили его, охотятся за ним, и он только чудом не погиб под колесами машины. В ушах Бонне все еще стоял жуткий скрежет металла - так скрипят автомобильные тормоза, когда водитель резко нажимает на педаль.
Но почему он затормозил?
Бонне потер лоб ладонью, засмеялся и спрятал пистолет. Сел прямо на траву, опершись спиной о ствол дерева. И это он, Люсьен Бонне, комиссар полиции, один из лучших парижских детективов? Мальчишка, пижон, его чуть не одурачили, нахально, позорно…
Выходит, они сразу раскусили его и разыграли все как по нотам. Конечно, Шаттих с Фрицем могли и убрать его, но не захотели создавать шума. Интерпол не прощает такие вещи. Вот почему водитель машины, наверно, швейцар "Сфинкса" в последние секунды нажал на тормоза. Если бы у него было задание задавить Бонне, наверняка дал бы газ и сбил комиссара.
Да, все логично. Шаттих узнал, кто на самом деле пришел в "Сфинкс". Он и Ангел знают, зачем приехал комиссар Интерпола в Танжер, и сделали все, чтобы Бонне пошел по ложному следу. Он, комиссар, детектив с огромным опытом, стоял за шторой и думал, что фортуна на его стороне, а эти негодяи, наверно, смотрели на его ноги, выглядывающие из–под шторы, и в душе смеялись.
Солсбери…
Что ж, неплохая версия - он проглотил наживку вместе с крючком. Потом они для уверенности подсунули ему Фанни и, наконец (прекрасный ход конем), прикинулись, что заподозрили его, - две встречи с Фрицем, когда он вначале шептался с швейцаром и словно ненароком показывал ему на комиссара глазами.
И последний аккорд - инсценировка убийства. Мол, Фанни проговорилась, и Интерпол напал на след девушек, вывезенных из Франции. И он как набитый дурак полетел бы завтра в Солсбери, а Ангел, смеясь и потирая руки, закончил бы свои дела в Танжере, замел бы следы - и ищи ветра в поле…
***