Это было чересчур громко сказано, но Рэймидж полагал, что полезно поблагодарить адмирала за то, чего он еще не сделал - просто сказал, что собирается сделать, - и можно надеяться, что его тщеславие сделает остальное.
Адмирал поднял руку, протестуя.
- Не за что благодарить. Мои офицеры проследят, чтобы вас накормили и одели.
Рэймидж неуклюже отдал честь, Джексон последовал его примеру, и оба покинули каюту. Они нашли других матросов, которые слонялись в проходе, пытаясь болтать с испанскими моряками. Тут, похоже, царило полное отсутствие дисциплины: одни матросы спали на баке возле пушек; другие сидели на гамаках, уложенных в сетки вдоль фальшборта.
- Какие новости, Джако? - спросил кокни.
- Адмирал… - Джексон заметил приближающегося переводчика и сказал громче: - Адмирал обещал, что мы - свободные люди, и мы сможем высадиться, как только добираемся до испанского порта.
Матросы крикнули "ура", и Рэймидж подозревал, что это было проделано после того, как Джексон им подмигнул, но это произвело эффект: переводчик, который был, вероятно, секретарем адмирала и писарем, улыбнулся, прежде чем отошел, и Рэймидж был уверен: объявление Джексона и "ура" матросов будут известны адмиралу.
Главное, что теперь интересовало Рэймиджа, состояло в том, чтобы определить силу испанского флота и узнать планы адмирала - и первоначальный, который, по-видимому, будет теперь оставлен, и новый, принятый вместо него. У него впереди масса времени, чтобы придумать, как он доставит сведения в Гибралтар…
Взгляд вокруг горизонта ответил на первый вопрос: тридцать два линейных корабля и по крайней мере шесть из них - трехпалубные, и дюжина фрегатов (и три или четыре еще, наверное, за линией горизонта). Моряк-кокни Билл Стаффорд, подсказал ответ и на другой вопрос, сообщив, что фрегат, буксирующий "Кэтлин", оставил флот (чтобы не задерживать его, предположил Рэймидж).
- Они говорили нам, что этот поход был не шибко удачен, Ник.
- Серьезно?
- Ну! Неудачная охота. Старый Джарви бегает по Средиземнему морю, и никто не видел его. Они считают, что он боится показываться им на глаза.
- Они правы, Билл, - сказал Джексон, отметив, что два или три испанских офицера, очевидно, не случайно остаются в пределах слышимости. - Старый Джарви не хотел бы встретить такой флот!
- Ну и ладно, в любом случае адмирал идет в Картигену за водой и жратвой, так что, соображаю, они высадят нас на берег там.
- Не велика разница, где это, - сказал Рэймидж, - если мы сможем найти корабль, идущий домой.
- Да, - повторил Джексона, - лишь бы мы могли возвратиться домой.
Четыре дня спустя запах горящей пеньки от якорного каната, стремительно скользящего сквозь клюз, достиг носа Рэймиджа, стоящего у правого борта и смотрящего на Картахену. Он видел, несмотря на то, что было почти темно, что Испании повезло получить такую удобную и спокойную гавань, вокруг которой сама Природа понаставила высокие утесы и горы, надежно защищающие ее от внешних врагов и штормов.
Как обычно, Рэймидж не хотел идти вниз. Он не питал иллюзий об условиях на нижних палубах британских военных кораблей: спальное место, выделенное каждому моряку, составляло шесть футов на четырнадцать дюймов: в этом пространстве он вешал свой гамак. Один человек на каждые четырнадцать дюймов. В море, конечно, каждый имел вдвое больше места, потому что большая часть команды была поделена на две вахты, условно называемые вахта левого и вахта правого борта. Обычно матрос из вахты левого борта вешал гамак рядом с вахтенным правого борта - и так как один всегда был на вахте, другой имел по пустому гамаку с обеих сторон. В гавани, однако, когда обе вахты спали одновременно, выходила совсем другая картина, и при низких палубах (обычно пять футов четыре дюйма или меньше) все пространство было забито телами спящих, храпящих и потеющих мужчин (и зачастую - женщин). Воздух часто был настолько испорчен, что свечи гасли в фонарях часовых, и матросы просыпались с таким вкусом во рту, как будто сосали медную монету, и головной болью, что было видно по их физиономиям. Но при том на британском корабле палубы были чисты, безупречно выскоблены, и трюмы содержались в относительной чистоте, для чего в ход часто пускались помпы.
Но, как успел усвоить Рэймидж, нижние палубы всех испанских кораблей были хуже, чем загоны для скота на британских судах, когда те полны свиней и быков: они, насколько он мог видеть, редко чистились, и куски овощей и особенно жесткого мяса, которое не смогли прожевать моряки, здесь бросали через плечо и оставляли гнить в темных углах. И вечный запах чеснока - достаточно ужасный, если просто стоять рядом с испанцем, - охватывал человека невидимыми щупальцами, когда он спускался вниз.
Рэймиджа несколько утешало то, что ему пришлось выслушивать жалобы его матросов уже в первую ночь на борту: Джексон клялся, что в самом страшном кошмаре не мог ему привидится такой грязный корабль, а Билл Стаффорд присягал на своем сочном кокни, что в сравнении с этим Флотский канал пахнет как будуар молодой девы, даже если в действительности несет большую часть лондонского навоза и грязи в Темзу. С тех пор он всегда говорил, собираясь сойти вниз, что хочет посетить Флотский канал.
Подошел Джексон и сказал:
- Догадайтесь, что на ужин.
- Бобовый суп.
- Как вы узнали?
- Ну, до сих пор мы ели его каждый день.
Секретарь адмирала позвал их, с ним был первый лейтенант флагмана, который не говорил по-английски.
- Капитан приказал, что вы можете высадиться, как только освободится шлюпка: когда адмиральская свита и некоторые офицеры оставят корабль, - сказал он.
- Пожалуйста, поблагодарите капитана - и адмирала!
- Конечно. Вы должны будете оставаться в определенной гостинице пока что. - Он сделал паузу. - Это - условие вашего освобождения, чтобы вы оставались в этой гостинице, пока не уедете из Испании.
- Конечно, сэр, - сказал Рэймидж. - Но как мы оплатим счет хозяина гостиницы? У нас нет никаких денег - англичане не платили нам в течение многих месяцев.
- Знаю: я прочитал судовые журналы. Адмирал великодушно дал приказ, чтобы вам дали эквивалент жалованья, положенного вам. У лейтенанта есть деньги, а у меня записано сколько причитается каждому из вас. Я дам вам бумагу, и вы раздадите деньги матросам. Вам это подходит? - спросил он Джексону. - И другим?
- О, да, сэр, - сказал Джексон почтительно. - Мы все доверяем Нику.
- Очень хорошо. - Он дал Рэймиджу листок бумаги и переговорил с лейтенантом, который вручил Рэймиджу маленький холщовый мешок, в котором, судя по весу, были деньги, и тоже протянул листок бумаги.
- Расписка за деньги. Вам надо подписать ее, - сказал переводчик. - Пойдемте в мою каюту. У меня есть там перо.
Рэймидж предпочел бы пересчитать деньги, чтобы узнать, насколько их меньше в мешочке, чем указано в расписке, но решил не делать этого, опасаясь, что это задержит их высадку на берег.
Час спустя восемь бывших кэтлинцев вышли из шлюпки на причал и проследовали за испанским моряком в гостиницу - типичный приют вербовщиков. Если бы это было в Портсмуте, Плимуте или в одном из мидуэйских городов, моряк, поселившийся здесь, был бы начеку насчет хозяина гостиницы, только и ждущего, когда пьяные постояльцы завалятся спать, чтобы вызвать вербовщиков (если только сам не занимался вербовкой), которые продадут бесчувственные тела пьяниц шкиперу торгового судна с неполным экипажем или, если время военное, бригаде вербовщиков военно-морского флота.
На восьмерых им дали две комнаты, и Рэймидж собрал всех в одной из них, чтобы раздать плату.
- Я подписал квитанцию на наше невыплаченное жалованье в пересчете на испанские доллары, - сказал он. - Но не верю, что так много долларов наберется в этом мешке.
- Нет, - сказал Стаффорд. - Казначей, офицер, который дал вам деньги, и тот переводчик… Это дает на по крайней мере троих, кто уже взял рифы на в этом парусе.
Рэймидж посчитал монеты. Точно треть испарилась.
- Такие же сволочи, как наши, - сказал Стаффорд горько. - Каждый… о, прощения просим, Ник…
- Не волнуйся, - сказал Рэймидж. - Я не вчера родился. Но все получат на треть меньше, чем положено.
С этими словами он начал делить деньги, но прежде указал на дверь:
- Джексон, проверь…
Джексон распахнул дверь, но никто не подслушивал.
- Отлично! - сказал Рэймидж. - Временно я снова ваш капитан, и я должен сказать вам, что, хотя испанцы освободили вас, вы все еще подчиняетесь Военному кодексу: вы все еще находитесь под моей командой. Теперь любой из вас может сбежать к испанским властям и донести, кто я такой. Никто не может вас остановить. Военный кодекс действует здесь постольку, поскольку ваша личная преданность может заставить вас повиноваться моим приказам. И все же у всех нас есть долг, который надлежит исполнять, и я каждому предлагаю следовать долгу. Но я не принуждаю ни одного из вас следовать за мной: я только хочу знать, кто не хочет идти со мной, кто хочет остаться в Испании или уехать в другое место, - я хочу, чтобы эти люди сказали об этом теперь и не делали ничего, чтобы выдать меня. Как только будет безопасно сделать это, я каждого освобожу от их обязательств. Теперь: кто хочет уйти?
Португальский моряк пробормотал стыдливо:
- Я не видел семью целых три года, сэр, и граница…
- Ладно, ты можете уйти.
- Вы понимаете, сэр?
Рэймидж протянул ему руку в знак своей искренности, и португальцы сжал ее нетерпеливо.
- Я обещаю вам, сэр, я ничего никогда никому не скажу.
- Я знаю, - сказал Рэймидж.
- Вы отметите меня как…