* * *
Сейюнский оазис подходит еще ближе к городу, чем Шибамский: кое-где ондаже проникает между домами на самые окраины Сейюна, а в одном местедаже прерывает городскую стену. Значительный отрезок этой стеныподнимается по склону одной из столовых гор, окружающих город, и гораэта является как бы продолжением городских укреплений. Если смотреть настену сверху, например с плоской крыши султанского дворца, она чем-тонапоминает Китайскую стену.
Столовые горы вокруг Сейюна - совершенно фантастическое зрелище.Некоторые из них достигают трехсот - четырехсот метров в высоту инескольких километров в длину и ширину. Их склоны поднимаются сначаласовсем ровно, словно стороны пирамиды, но внезапно на высоте околодвухсот метров они переходят в гранитный массив с совершенно отвеснымистенами. Лишь немногие альпинисты добираются до вершины. Однако будущиеисследователи и путешественники смогут любоваться с вертолетавеличественными вади, которые вместе с горами превращают весь этот крайв гигантский осколок керамики, испещренной трещинами.
Вся земля вокруг Сейюна покрыта толстым слоем невероятно мелкой пыли.Если взять горсть пыли и высыпать ее на землю, вы услышите плеск, будтольется вода. В то же время пыль эта такая сухая, что стоит плюнуть внее, как она облачком взметнется вверх. Есть у нее еще одно характерноесвойство: она совсем не пачкает вне зависимости от того, ходите ли вы поней босиком, или она насыпалась к вам в башмаки или сандалии.
Как я уже писал, здесь существует большая разница между дневной и ночнойтемпературами, и за каких-нибудь несколько часов ледяной холод можетсмениться страшным зноем. По утрам я сижу в своей полярной куртке и всеравно мерзну. А через пару часов я остаюсь в одних шортах и умираю отжары.
В Сейюне можно увидеть детей, которые бегают в рукавицах и шапках,похожих на наши ушанки. Капюшон опускается до самой шеи, и в нем естьлишь маленькое отверстие для глаз, носа и рта. Такие капюшоны обычноносят в тени, когда температура падает до +30 градусов, что в этих краяхозначает ужасный холод. На солнце в это время, разумеется, тепло, дажепо аравийским понятиям, и капюшон тогда используется как тропическийшлем. И вообще вся здешняя одежда как для взрослых, так и для детейшьется таким образом, чтобы она защищала и от жары, и от холода.
Из домашнего скота в Сейюне есть козы, овцы, ослы и верблюды (порядокперечисления соответствует их поголовью и той роли, которую они играют вэкономике страны). Естественно, возникает вопрос: почему верблюды стоятна последнем месте? Но так уж повелось в этом краю: если вы видитеверблюда, значит, он принадлежит каравану чужеземных купцов. У "местных"же верблюдов, как правило, передние ноги спутаны короткой веревкой, иони могут передвигаться лишь мелкими шажками; зато хозяин знает, чтоживотное никуда от него не убежит.
Осел для Сейюна имеет не меньшее значение, чем верблюд. В любом пунктеоазиса вы непременно встретите маленького ослика с весьма внушительнымгрузом, особенно если принять во внимание величину четвероногогоносильщика. Когда поклажу снимают, вам бросаются в глаза странныеприспособления из веток, которые укреплены на боках животного. На нихукладывают груз, но, кроме того, они выполняют ту же функцию, чторессоры грузовика.
За осла платят в Сейюне сумму, которая соответствует примерно 400датским кронам. Между тем жену можно купить всего за 250 крон; правда,это самая дешевая цена. Красивая женщина, которая сулит самыеупоительные удовольствия, стоит от 600 до 1000 крон.
В отличие от Шибама, где женщины носят синюю одежду, женщины Сейюнапредпочитают красную. Но однажды, прогуливаясь по склонам столовых гор,я повстречал группу женщин, одетых во все черное. Эта встреча произошлана узкой тропе, над которой нависла огромная скала. Женщины стоялисовершенно неподвижно, и их появление меня чрезвычайно удивило: ещеминуту назад я готов был поклясться, что в здешних горах никогда невстретишь ни одной живой души. Напротив, эти женщины, вероятно, видели,как я поднимаюсь по горной тропе.
В черных одеяниях, которые закрывали их с головы до пят, оставляя лишьузенькие отверстия для глаз, они казались существами с другой планетыили представителями какой-то таинственной секты.
Как я потом узнал, эти женщины были из одного маленького племени,кочующего по пустыне. Где находились в данный момент их мужья, об этом яне имел ни малейшего представления. Может быть, они даже спряталисьгде-нибудь поблизости и ждали, чем кончится наша встреча. Во всякомслучае, вокруг царила мертвая тишина, ни одна из сторон так и нерешилась нарушить молчания, и я быстро прошел дальше.
Однако это была не последняя моя встреча с женщинами в черном. Черезнесколько дней я снова увидел их, на этот раз они были с мужчинами.Место это находилось далеко от оазиса, и, наверное, только поэтому язастал их за довольно необычным занятием?
Необычным потому, что Коран запрещает танцевать. Но в данном случаемужчины и женщины длинными рядами двигались взад и вперед и размахивалипри этом какими-то длинными палками.
Как и в прошлый раз, женщины были одеты в черное. Когда я подошел ближе,они перестали танцевать, и мне удалось заметить, что их одежды сделаныиз натурального шелка. На каждой женщине сверкало множество всякихукрашений.
Их волосы были смазаны верблюжьим жиром и заплетены в десятки косичек. Яс интересом разглядывал эту прическу, потому что видел почти такую же уразличных африканских племен, например у мосгу в Центральной Африке, унубийцев. Эти прически с косичками можно наблюдать даже надревнеегипетских барельефах.
На одной из молодых девушек сверкало особенно много украшений. Очевидно,ей казалось мало одной жемчужины в носу, поэтому она прикрепила пожемчужине над каждой ноздрей и вдела в нос золотое кольцо. Губы онавыкрасила в синевато-фиолетовый цвет; в такой же ядовитый цвет окрасилаи большую часть лица. На шее у нее висели тяжелые серебряные ожерелья, ана груди болталось столько серебряных украшений, что она была похожа наманекен в витрине ювелирного магазина.
Мне сказали, что это племя праздновало сегодня свой самый большойпраздник в году, каждый надевает в такой день все свои "драгоценности",и чем их больше, тем лучше.
Как и следовало ожидать, участники празднества встретили меня довольнохолодно, к счастью, завоевать их доверие удалось очень скоро. Один задругим они с интересом заглядывали в видоискатель моего фотоаппарата, ая тем временем делал снимок за снимком, о чем они даже не подозревали.
* * *
Дни бегут удивительно быстро. У нас с Ниангарой дел по горло, онрасспрашивает каждого встречного и поперечного о белом рабе, всуществовании которого глубоко убежден, а я наблюдаю жизнь ифотографирую. У Ниангары гораздо больше шансов что-нибудь разузнать, чему меня. Кроме того, он весь горит жаждой деятельности и все большеприходит к выводу, что разыскиваемый нами белый раб, возможно, находитсяв султанском дворце. Но это, наверняка, плод его слишком богатоговоображения, которое все время сбивает нас с толку. Хотя если быНиангара оказался прав, у меня вообще не осталось бы никаких шансоврасследовать до конца это дело.
Прошло уже десять дней, а мы так и не узнали ничего нового. Рабов вСейюне больше чем достаточно - с черной, шоколадной и даже белой кожей,но это белокожие рабыни, а не рабы, и находятся они в султанском гареме.
На одиннадцатый день пришел Ниангара и рассказал, что узнал имя одногокрупного работорговца, который, вероятно, смог бы помочь нам.
- Где он живет? - спросил я.
- В Джидде, большом портовом городе на берегу Красного моря.
Что и говорить, адрес не слишком определенный, да к тому же адресатживет в совершенно другой части Саудовской Аравии. Однако Джидда - одиниз тех городов, где можно собрать массу интересных сведений о рабстве исвоими собственными глазами увидеть, как протекает жизнь за аравийскойчадрой. И я решил ехать в Джидду. Это означает, что придется вернуться вМукаллу, оттуда поехать в Аден, а из Адена самолет доставит меня вДжидду. Что касается Ниангары, то он останется в Мукалле. Бедняганемного огорчен тем, что ему так и не удалось отыскать для меня белогораба. Но у меня самого нет никаких оснований для недовольства: поездка,которую я совершил по Аравийской пустыне, была не менее захватывающей,чем путешествие через самые первобытные джунгли.
* * *
Итак, завтра я покидаю Сейюн.
А сегодня вечером я последний раз буду любоваться блеском луны, сияющейнад этим прекраснейшим городом пустыни.
Тихий вечер. Молодой месяц, словно челн, плывет над горизонтом.Откуда-то издалека доносится одинокий скрип колодезного колеса.
Когда солнце заходит, умолкает и этот скрип. Город медленно засыпает,вот он еще подает последние признаки жизни: где-то вдали хлопает дверь,слышится плач ребенка.
Потом наступает бескрайняятишина…
