В эту ночь Зимин долго не мог уснуть. Лежа в постели, глядел в потолок, думал. После очень короткой загадочной поездки Сергея на тайный прииск в не менее загадочный каньон Трех Лис (Сергей, вернувшись еще до обеда, протянул Зимину золотой самородочек-крохотульку, похожий на приплюснутую горошину. "Держи, кладоискатель, - сказал, - дарю. Хоть малой, но кровью заслужил". Закатав рукав свитера и отклеив пластырь на правой руке чуть выше локтя, показал свежий след от ножевого удара). Зимин, глядя на рану, окончательно понял, что Сергей ему не помощник в поисках клада: совершенно нет у него свободного времени. В августе и по ранней осени, когда еще находился в отпуске, - другое дело было. А сейчас… Сейчас, если бы точно было известно, что да, клад существует на самом деле, четко очерчены границы его местонахождения, стоит только поднапрячься, приложить руки, и золото будет обнаружено, извлечено на свет Божий, - все равно не сможет помогать. Клад-то пролежал под землей почти век, еще потерпит хоть столько же. А вот то, что входит в прямые обязанности Нетесова как начальника уголовного розыска, не терпит отлагательства и промедления порой ни на минуту. Сергей не говорит прямо, что некогда, но еще два-три дня повозится с ним, повыполняет его пожелания, просьбы и будет вынужден объявить: не до клада. И лучше, если он, Зимин, сам упредит, объявит об отказе от затеи дорыться до золота. И смешно рассчитывать, что завтрашний-послезавтрашний дни что-то изменят, след клада отыщется на кордоне лесообъездчика. Можно предположить, что Тютрюмов в двадцатом году приезжал на кордон Силантия Бражникова и по какой-то неясной причине велел срочно убираться. Однако золото с рыбацкого становища Сопочная Карга прятать командир Пихтовского уездного ЧОНа тогда здесь не мог. Не было еще у него этого золота! Дикий сибирский чеснок - колба - осенью не растет. Только по весне. А такой детали, что, спешно уезжая по приказанию Тютрюмова с кордона, рвали молодую колбу и ели с хлебом, - не придумаешь. Это Бражников-потомок слышал от деда, наверное, не однажды, перепутать ничего не мог… На кой вообще нужно было снова мчать сюда с такой поспешностью? Только потому, что, читая старые документы, вдруг уловил характерный почерк Тютрюмова - прятать награбленные сокровища на лесных кордонах в колодцах или около колодцев при избах лесообъездчиков. И как раз, когда Зимину это внезапно пришло в голову, Сергей в телефонном разговоре упомянул про лесной кордон в Вереевском бору, на который якобы в одиночку среди ненастной ночи приезжал Тютрюмов. Так одно это упоминание - не повод очертя голову лететь в Сибирь. Было у него несколько вопросов к местному краеведу Лестнегову. В первую очередь - откуда у Лестнегова московский телефон и адрес художника Лучинского, с семьей которого Малышев не общался, и почему Лестнегов так уверенно говорит, будто парень, которого убили в 1969 году в лесу под Пихтовым и у которого взяли свежераспиленный золотой слиток с царской маркировкой, - внучатый племянник Малышева, если генерал с Лубянки родственников к старости, кроме сына, не имел? Однако, чтобы получить ответы на эти вопросы, достаточно было написать Лестнегову письмо или позвонить.
А лучше - вообще не звонить, не писать, заниматься своими делами, дождаться отпуска, лета и приехать в Пихтовое вместе с Британсом-младшим. Тот парень, зная, что клад реально существует, имея на руках какие-то безусловно важные бумаги, наверняка будет рваться в Россию, в Сибирь. В Пихтовое… Не нашел бы никакого клада, приехав сюда следующим летом с Британсом, все равно польза была бы: отдохнул бы еще раз в сибирской тайге.
С Бражниковым все объяснимо. Слышал в кругу семьи о золоте, спрятанном около лесного дома в Вереевском бору. Под этот дом подкоп делали в поисках сокровищ. Любого на его месте любопытство в конце концов разобрало бы: есть ли в самом деле золото? Тут еще находки у Градо-Пихтовского храма и в пещере Ботьино. Вот и решил обнародовать свою тайну. Вдруг да возьмутся за поиски, экспедиция приедет. Но если захотел обратить внимание на дедов дом, подогреть интерес истинных кладоискателей, должен был перво-наперво хотя бы справиться, когда Степан Тютрюмов завладел золотом. И уж тогда бы не с временем роста молодой колбы увязывал появление на лесокордоне начальника уездного чоновского отряда, а с первыми желтыми листьями, с выстрелами на рыбацком становище Сопочная Карга в секретаря укома партии Прожогина и в старшего лейтенанта Взорова из личного конвоя адмирала Колчака… Интересно: тот, кто дважды принимался в поисках золота копать на лесокордоне возле дома Силантия Бражникова, от самих Бражниковых слышал, что клад зарыт и искать нужно его именно в Вереевском бору? Или какими-то другими сведениями пользуется? Вряд ли, услышав бражниковский рассказ, хоть пальцем кто-то шевельнул бы. Если не сотни, так уж десятки убедительнейших версий, где именно спрятано колчаковское золото, существуют. Что-то где-то еще о Вереевском боре, о лесокордоне должно было прозвучать, прежде чем решили копать там. Найти бы того рыжего парня, которого застал Иван Бражников у доставшегося по наследству дедова дома… Хотя - пустая трата времени. Парень о кладе просто-напросто отказался бы разговаривать. И только…
Нарушая ход мыслей, донеслась из комнаты Сергея и Полины телефонная трель. Минуты две слышался отрывистый, с властными нотками голос Сергея. После звонка и разговора Сергей щелкнул выключателем на кухне, громыхнул чайником, набирая в него воду.
Зимин поднялся с постели, натянул спортивные брюки и рубашку и прошел в кухню. Сергей брился, стоя около небольшого, подвешенного на стене овального зеркальца.
- Чего не спишь? Пятый час всего, - спросил у Зимина, обернувшись на скрип двери.
- Разница во времени с Москвой.
- Понятно. Еще полночь там.
- Что-то случилось?
- По мелочи. Дом одной бабенки подожгли. Наркотиками промышляет.
- Надолго ты?
- Да нет. Там уже известно, кто поджег.
- Быстро нашли.
- Наших заслуг - ноль. Мать одного акселерата-потребителя отомстила. Подпустила петуха - и сейчас стоит, на огонь смотрит.
- Круто.
- Не круче, чем сына потерять.
Сергей, разговаривая, сполоснул водой лицо после бритья, утерся полотенцем, плеснул из чайника в чашку немного кипятка.
- Наша поездка не отменяется?
- С какой стати. Иди спи, я быстренько съезжу. - Сергей размешал в чашке кофе, сделал несколько торопливых глотков. - Вернусь - и мы в Вереевский бор…
- Здесь раньше озеро было. Большущее, вдоль насыпи тянулось километра на полтора и в ширину метров до ста местами, - рассказывал Бражников, когда они втроем в линялых рассветных сумерках шагали через сухое болото по устроенному Бражниковым на натоптанной тропе деревянному настилу шириной в три кромленные топором плахи, брошенные на отслужившие свой век шпалы, от насыпи железной дороги до маячившего впереди ельника. - Дед говорил, когда в деревню, в Витебку, нужно было попасть, на лодке или на плоту переправлялся через озеро. А теперь и следа от озера не осталось…
Из слов Бражникова ясно было: расстилающийся окрест увитый сивой сухой травой кочкарник, тропа с выстроенным на ней тротуаром, тянущаяся в этом кочкарнике, - дно плескавшегося здесь некогда, а ныне сгинувшего озера.
- Помнишь, вчера говорил, что Тютрюмов весной приезжал на кордон? - сказал Бражников, обернувшись к Зимину.
- Помню.
- Точно весной было. Вы уехали, а я поглядел дедовы бумаги. Он, когда документы на пенсию оформлял, во всех местах, где работал, подтверждения запрашивал. Так вот, в Бийское депо он с двадцать восьмого мая двадцатого года работал. Значит, весной, в начале или в середине мая приезжал Тютрюмов. Нет ошибки.
- Нет ошибки, - обескураженно машинально повторил за Бражниковым Зимин.
В следующую секунду Бражников сказал нечто даже очень обнадеживающее для Зимина:
- А золото, какое Тютрюмов спрятал здесь, у нас, в Веревском бору, могло быть взято у купца Архангельского. Слышал о таком?
- Нет.
- Первый богач в Пихтовом был. Всегда Пушилины Игнатий и Степан впереди по богатству шли, он их обогнал перед самой революцией. Пушилины как торговали в Пихтовом, так и продолжали. А он погрузил все свои запасы продуктов в вагоны и в губернский центр айда скорей. Какую-то станцию, как ни пыжься, с губернским центром не сравнишь. Махом все у него там ушло. А главное - на бумажные деньги совсем не торговал. На золото, камни, кольца. Даже кресты нательные брал. Потом исчез до самого двадцатого года. Вернулся в Пихтовое за спрятанными своими ценностями. Тютрюмов уж хозяйничал в уезде. Он и защучил Архангельского. И - следа от Архангельского и его семьи не осталось…
Новое имя - купец Архангельский. Кажется, вполне правдоподобная фигура. Странно, что до сих пор слышал только о Пушилиных. Не могло так быть, чтобы, кроме них, в Пихтовом не было богатых семей. И неудивительно, если Архангельский при появлении в Пихтовом попал сразу в руки Тютрюмова. У командира ЧОНа был на таких людей нюх особый…
Сергей не слушал их с Бражниковым разговора. Шел, глядя себе под ноги, немного позади. Неведомо, какие мысли занимали его. Но уж, наверное, меньше всего он думал о золотом кладе, который ищут без малого век.
- Погодка, - сказал Зимин, поеживаясь от задувающего колючего ветра.
- Сейчас придем. По ельнику две минуты ходьбы - и на месте, - сказал Бражников.