- Ого, мой мальчик, у вас губа не дура. Разговаривать с королем вот так, как сейчас со мной…
- Дело в том, мадам, что мне есть что ему сказать. Или, по крайней мере, передать: запечатанный конверт, который, по-видимому, содержит весьма любопытные вещи…
- Запечатанный конверт? От кого?
- От моего крестного отца.
Кабатчица уселась напротив него, поставив локти на стол и подперев щеки кулаками.
- И этот крестный отец, он кто, а? Чтобы переписываться вот так с королем Франции?! Великий Могол или император Китая?
- Мой крестный, - ответил молодой человек без ложной скромности, - герцог д’Аламеда, рыцарь Золотого руна и гранд Испании первого класса.
- Герцог д’Аламеда? Вы крестник герцога? Крестник гранда Испании?
- Когда я говорю - мой крестный, не понимайте это буквально. Достопочтенный сеньор, который живет в Мадриде, при дворе Филиппа V, предоставил мне право самому выбирать, как называть его: отцом, дядей, опекуном или крестным. Умирая, отец завещал ему право быть моим покровителем. Я предпочел обращение "крестный отец", потому что вышел уже из того возраста, когда нуждаются в опеке. И вот теперь я считаю себя крестником господина д’Аламеды.
Матушка Мардоше слушала его, открыв рот, но ничего не понимала.
- Боже мой! - покачала она головой. - Ей-богу, вы, наверное, решили подшутить надо мной.
- Подшутить над вами!.. Упаси бог, хозяюшка, - весело отвечал молодой человек. - Это такая же правда, как и то, что меня зовут Элион де Жюссак и я сын и наследник покойного барона де Жюссака.
Да-да, это был он, Элион де Жюссак. Вы, конечно, еще не забыли его, не правда ли? За эти пять лет из юноши он превратился в мужчину в расцвете сил. Он высок, строен, пышет здоровьем и изъявляет волчий аппетит. Крепкое сложение, красота и сила его тела могли бы вдохновить скульптора на ваяние статуи борца или бегуна. Цвет лица молодого барона удивляет молочной свежестью, хотя он много времени проводит на охоте. У него белокурые, слегка вьющиеся волосы, усы - темнее, стрижены они в виде подковы и скрывают свежие губы, возбуждающие желание у прекрасных дам. Нос у него прямой, слегка вздернутый, в уголках губ таятся ямочки, светлые глаза смотрят ясно, а голос у барона звонкий и глубокий, словно идет из сердца.
Матушка Мардоше совершенно поддалась обаянию этого юного лица.
- Прекрасно, прекрасно, - заворковала она. - Верю, милый мой… Вы барон, это ясно. И хороши, словно песня. - И, всплеснув руками, воскликнула: - А я-то вам подсунула плохое вино! Пойло для солдат и судейского сословия… Сейчас сбегаю за бутылочкой получше! У меня там кое-что припасено… Правда, будет стоить немного дороже!
И она собралась было бежать в погреб, но Элион остановил ее.
- Не стоит! Я не хочу больше пить!.. Лучше подойдите вон к тем молодцам, которые голос сорвали, подзывая вас.
Действительно, в кабачке появились еще два посетителя. Они изо всех сил стучали кулаками по столу и горланили:
- Эй, там! Проклятье!.. Балаган, а не лавка!..
- Ну и буржуа пошли нынче!
Вместе с ними в заведение проскользнул маленький человечек, тщедушный, угловатый, с тусклой, бесцветной физиономией, одетый во все грязное и темное, этакая канцелярская крыса, ученик аптекаря, знахаря или скомороха.
К нему тут же подскочил первый путешественник.
- Ну?
- Я встретил Дегре в караулке.
Молодой человек вздрогнул.
- Проклятого Дегре, который предал мою мать!..
- Он давал указания своим агентам…
- А у других ворот?
- Те же птички и тот же надзор: шлагбаумы на заставах Сент-Антуан, Сен-Жермен, Сент-Оноре, Сент-Виктор - повсюду!
Юноша топнул ногой.
- Demonia!
Он задумался. Потом сделал собеседнику знак оставаться на месте и направился к Элиону, который встал из-за стола и собрался уходить.
- Можно вас на одно слово, сударь?
- Хоть на четыре, если угодно! - учтиво ответил Элион.
- Сударь, я шевалье де Сент-Круа.
- А я, сударь…
- Знаю, слышал только что из вашего разговора с хозяйкой. - И, заметив, что барон испытывает неприязнь к болтунам, нахмурил брони и поспешил добавить: - Вы имеете честь носить имя добрейшего дворянина, который унес в могилу сетования всего провинциального дворянства.
Хитрый малый лгал самым наглым образом. Имя владельца Эрбелеттов он услышал впервые в этот вечер. Но Элион, ничего не подозревая, до глубины души был растроган неожиданным почтением, оказанным памяти его отца.
- Шевалье, эти слова…
- Только эхо того, что происходит в моей душе. Вы очень похожи на сеньора… Я почувствовал к вам симпатию с первого взгляда…
- Благодарю, приятно слышать…
- Вижу, что вы собираетесь уезжать, и потому прошу внимания всего лишь на минуту. Мне тоже надо попасть в Париж как можно скорее…
- Ну так кто вам мешает?..
- Помните, что говорила кабатчица? Полицейские у всех ворот… Проверяют путешественников, проводят дознания, выясняют цель приезда…
- Какого черта! Что мне до всего этого?
- Вам-то ничего, а вот мне…
Господин де Жюссак смерил собеседника взглядом.
- Ах вот как! Так это не вас ли случайно ищут? - спросил он.
Путешественник выдержал взгляд.
- Эх, барон, - ответил он с улыбкой, - вот этого-то я и боялся… Ради бога, не держите меня за какого-нибудь беглого каторжника. Речь идет о дуэли, имевшей печальный исход. Вот из-за этого-то меня теперь и разыскивают…
Элион протянул ему руку.
- Ну, если так, шевалье, располагайте мной как вам будет угодно. Только не вижу, каким образом я смогу вам помочь.
- Нет ничего проще… Это рекомендательное письмо для господина де ла Рейни…
- Ах, вы знаете!..
- Я не слушал, но у вас голос, простите, как иерихонская труба…
- Это правда, дыхание у меня мощное, голос - металл…
- Наделенный рекомендательным письмом, которое может служить пропуском, без особых трудностей пересечет все кордоны полиции, как и люди из его свиты…
Элион расхохотался.
- Людей из моей свиты вряд ли будут мучить, потому что их у меня просто нет… Нет даже тени оруженосца или камердинера…
- Ошибаетесь, дорогой барон. Думаю, что слуга у вас есть. Он перед вами.
- Передо мной? Вы?.. Хотите быть моим слугой, вы, дворянин?..
- О, это будет всего на минуту! Впрочем, можете назвать меня по-другому: управляющим, секретарем или пажем, значения не имеет. Мне бы только, сидя на лошади за спиной моего господина, проникнуть в великий город.
- За спиной? О, дьявольщина!..
- Думаете, ваша лошадь не в состоянии везти нас двоих?
- Ролан? У него хватит сил, чтобы четверых увезти на край света… А два человека - просто ерунда.
- Баста! Ночь на дворе. Никто нас не увидит. Так надо… Я так хочу!..
Это было сказано решительно и властно, тоном человека, не терпящего возражений. Слова его повисли в воздухе сухим, угрожающим треском мушкета, и в тот же миг выражение лица, движения, голос - все изменилось в том, кто назвал себя шевалье де Сент-Круа.
Он вцепился в руку господина де Жюссака, как женщина в своего покровителя, он прижимался к груди, дышал в лицо, обволакивал взглядом, очаровывал опьяняющей улыбкой, а его маслянистый голос словно растворялся и одурманивал.
- Прошу вас, для меня!.. О, для меня!..
Это для меня вошло, как стрела, в сердце крестника Арамиса.
- Хорошо, - сказал Элион, посмеиваясь, чтобы скрыть замешательство, - хорошо, решено.
- Я победил! - воскликнул де Сент-Круа радостно и алчно.
- Черт возьми!.. - растерянно пробормотал барон, одновременно и довольный, и раздосадованный своей уступчивостью.
Де Сент-Круа наконец успокоился.
- Ладно, - заключил он, - будем ковать железо, пока горячо, как делает наш хозяин. А вот и он, кстати, - не иначе как собирается сообщить, что вы можете ехать…
В самом деле в дверь сунулась голова кузнеца.
- Сударь, - сказал он, - ваш буцефал готов, и в церкви уже гасят свечи.
Господин де Сент-Круа повернулся к невзрачному человечку.
- Зоппи, отведите мою лошадь на улицу Деревянной Шпаги.
Потом снова схватил господина де Жюссака за руку и повис на нем так крепко, будто боялся, что кто-то отнимет его у него.
- Быстрее, барон! В путь!.. В путь!..
II
ПРИБЫТИЕ В ПАРИЖ
У ворот предместья Сент-Жак расположились шесть-семь верзил, которые останавливали путешественников. Это были не члены банды Пустого Кармана, повешенной на Гревской площади тремя годами позже, а люди полевой парижской жандармерии, стоящие во главе группы стрелков пешего дозора.
От имени короля уполномоченные власти считали себя вправе грубо обращаться с беднягами, не обольщающимися надеждой проскользнуть в столицу без ясных и безупречных доказательств, устанавливающих личность, и не имея серьезных мотивов, подкрепленных достаточными гарантиями.
Так же тщательно и бесцеремонно обыскали бы и наших путешественников, однако на первый же вопрос жандарма господин де Жюссак предъявил ему конверт, подписанный мелким и элегантным почерком Арамиса: