То же самое видят те, кто в рубке, а радиовысотомер, луч, направленный перпендикулярно к плоскости корабля-разведчика, прощупывает «дно», дублируя локатор «Пеллеса» с большей точностью и составляя свою карту.
Никогда не встречал любителей летать в атмосфере. После вакуума, где всё абсолютно, где все направления технически равны, полеты над поверхностью планеты подобны неуклюжим скачкам стреноженного коня. Как можно лететь – богом ли, сиротской ли душой – если у тебя связаны руки? Ограниченный снизу твердью, скованный самим существованием «низа», ты будто бы обречен двигаться в пределах плоскости. Направо и налево – не так, как вверх. Работа пилота особенная, да. «Жэ» на тебя давят, шумы, вибрации, скачки давления, к тому же все время меняется свет. Приборная скорость не равна истинной, учитывай угол к ветру, плюс еще скоростное сопротивление… Ты должен все делать быстро и не можешь прерваться, чтобы отдохнуть. Но когда ты летишь в вакууме, ты все-таки чуть-чуть более свободен. Пилоты гражданских линий еще и за пассажиров отвечают. Впрочем, не надо о пассажирах. Спасибо вам, что вас с нами не было.
– Ничего не вижу, спускаюсь ниже облаков.
И будем верить, что «эта вот» гора действительно там.
– Ты это… осторожнее там.
И первое движение ума: послать заботника к черту, но почему-то второе движение – и вспоминается пацан, сын, который тоже там, на «Пеллесе», и тоже ждет тебя с комком в горле. Да, я буду осторожен. Смерть – утомительная штука, путает сложившиеся отношения и случается обычно не вовремя.
Любовь – единственная вещь на свете, которую ты ценишь, только когда она у тебя есть. А нет ее – и не надо. Помеха в делах, путаница в приоритетах, причина неудач.
Другой мужчина живет ради твоей семьи. Воспитывает твоего сына. Спит с твоей женой. Похоже, у него это неплохо получается: все это, я имею в виду. Оборотная сторона героизма.
К счастью, мне не надо рыскать наугад. Относительно ровные поверхности радиолокатор «Пеллеса» изображает серым. Но то ли это плоскогорье, то ли пустыня, то ли вовсе озеро или море – надобно знать, прежде чем сбросить туда маячки.
Туман. Ничего не видно. Скорость минимальная… вот горные пики, окруженные водоворотами тумана. Э, а не выпустить ли мне закрылки? Как это? Ага. Полетел помедленнее и был вознагражден. Туман поредел и сделался волокнистым, окна меж свивающимися струями пепельного цвета заполнены молочным мерцанием, и более ничем. Пейзаж появляется из белесой пустоты в нескольких десятках метров, сливаясь в картинку из бесформенных темных пятен, и безрадостная это картинка – пейзаж! И обманчивая: никакого расстояния не прикинешь на взгляд. Радары молчат.
Это не слишком похоже на пустыню.
Почему я так решил?
Есть такой навигационный прибор – задница. Во все времена, включая архаические, хорошо тренированная пилотская 3. ловила несоответствия приборных показаний. Вот и сейчас ей было как-то… неспокойно.
– База! Эй, база! Гнездо, я Реполов-один…
Кулаком по корпусу блока связи, внизу справа.
Запрещено, но пилоты всегда так делают. Иногда помогает.
Обреченно:
– Гнездо, я вас не слышу.
Я – Назгул, пусть бывший. У меня исключительный навык. Приборные показания – вот мои чувства. Вот только пилоту, не бывшему машиной, не понять, что они показывают «что-то еще». И потому пилот уповает на задницу метафизически, а я – с полным на то основанием.
Радиовысотомер показывал неплохую высоту, а если судить по схеме, «реполов» как раз входил в «удобную» зону, но на сердце было тревожно. Шевельнув ручку туда-сюда, Рубен положил «птичку» на левый борт, чтобы после – сразу на правый.
Ой, мать… чтоб не сказать больше! А некогда! Справа стена, луч высотомера ударился о нее, как теннисный мяч, метрах в восьмидесяти, и «реполов» поневоле дернулся влево.