- Серай! - воскликнул Бруно. - Это и есть тот дворец султана, где он живет со своими восемьюдесятью тысячами одалисок?
- Восемьдесят тысяч, Бруно, - это слишком, даже для турка. В Голландии, как ты знаешь, и с одной-то женой порядка в доме не жди.
- Ладно, ладно, хозяин! Постараемся не говорить об этом совсем, а уж если придется, то как можно меньше.
Затем, повернувшись к по-прежнему пустующей кофейне, Бруно заметил:
- Но вот, по-моему, уютный уголок. Мы замучились, пока спускались в предместье Пера. Турецкое солнце совсем нас зажарило, и я не удивлюсь, если хозяин захочет освежиться.
- Это способ сказать мне, что ты сам хочешь пить, - улыбнулся ван Миттен. - Хорошо, зайдем в эту кофейню.
И оба направились к маленькому столику перед заведением.
- Каваджи! - крикнул Бруно, похлопав на европейский манер.
Никто не появился.
Бруно позвал еще раз, но уже громче.
Хозяин возник в глубине кофейни, но не проявил никакой готовности подойти.
- Иностранцы… - бормотал он, заметив обоих клиентов перед столиком. - Они в самом деле думают, что…
Наконец он приблизился.
- Каваджи, дайте нам бутылочку вишневой. И свежей! - попросил ван Миттен.
- С пушечным выстрелом, - ответил хозяин.
- Как это "вишневая с пушечным выстрелом"? - удивился Бруно. - С мятой, с мятой!
- Если у вас нет вишневой, - сказал ван Миттен, - дайте стакан розового рахат-лукума. Говорят, что он превосходен.
- С пушечным выстрелом, - повторил владелец кофейни, пожимая плечами.
- Но что он имеет в виду под своим пушечным выстрелом? - спросил Бруно у хозяина.
- Посмотрим, - ответил тот, все еще не теряя спокойствия. - Если у вас нет рахат-лукума, дайте нам чашку мока… шербета… что угодно, друг мой.
- С пушечным выстрелом!
- С пушечным выстрелом? - недоумевает ван Миттен.
- Не раньше, - сказал хозяин.
И без дальнейших церемоний он вернулся в свое заведение.
- Вот что, хозяин, - сказал Бруно, - уйдемте-ка отсюда. Здесь нечего делать. Посмотрите только на этого невежу-турка, который отвечает вам "пушечными выстрелами".
- Верно, Бруно, - согласился ван Миттен. - Мы несомненно найдем какую-нибудь кофейню получше.
И оба вернулись на площадь.
- Решительно, хозяин, - сказал Бруно, - пора бы нам встретить вашего друга, господина Керабана. Без него нам тут ни за что не разобраться, что к чему.
- Да, Бруно. Но немного терпения. Нам было сказано, что встретим его на этой площади…
- Не ранее семи часов, хозяин! Это сюда, к лестнице Топ-Хане, должен причалить каик и перевезти его на другую сторону Босфора, на виллу в Скутари.
- Действительно, Бруно, и этот уважаемый негоциант сумеет ввести нас в курс того, что здесь происходит. Уж он-то - настоящий осман! Неколебимый приверженец старотурецкой группировки. Эта группировка знать не знает никаких новшеств в промышленности, и, поверишь ли, господин Керабан предпочитает дилижанс железной дороге и тартану пароходу. За те двадцать лет, что мы вместе ведем дела, я не замечал никаких перемен в его мышлении. Помню, три года назад он посетил меня в Роттердаме. Приехал в почтовой карете и вместо восьми дней потратил на езду целый месяц. Да, Бруно, за всю жизнь я видел много упрямцев, но такого - никогда.
- Он очень удивится, встретив вас здесь, в Константинополе, - заметил Бруно.
- Я думаю! - улыбнулся ван Миттен. - Мне так и хотелось - преподнести ему такой сюрприз. По крайней мере, в его компании мы окажемся в настоящей Турции. Да! Мой друг Керабан никогда не согласится надеть снова костюм Низама, синий сюртук и красную феску этих новых турок.
- Когда они снимают свою феску, - засмеялся Бруно, - то становятся похожими на откупоренные бутылки.
- Ах, этот милый и неизменный Керабан! - сказал ван Миттен. - Помню, как он выглядел, когда был у меня, на другом краю Европы: расширяющийся тюрбан, желтый или коричневого цвета кафтан… В этом наряде я его увижу и здесь!
- Так одеваются торговцы финиками! - воскликнул Бруно.
- Да, но он мог бы продавать золотые финики и даже питаться исключительно ими. Вот так! Керабан занимался коммерцией, вполне подобающей для этой страны. Торговец табаком! Да и как не разбогатеть в городе, где все курят с утра до вечера и даже с вечера до утра?
- Как, курят? - удивился Бруно. - Но где это вы видите курящих, хозяин? Никто не курит, никто! А я-то ожидал, что всюду перед дверями будут группы турок с наргиле или с длинными вишневыми трубками в руках и с янтарными мундштуками во рту. Но нет! Ни одной сигары, ни хотя бы сигареты…
- Действительно, что-то непонятное, Бруно, - согласился ван Миттен, - в Роттердаме на улицах табачного дыма больше, чем в Константинополе!
- А вы уверены, хозяин, - спросил Бруно, - что мы не ошиблись дорогой? Это в самом деле столица Турции? Вдруг мы уехали в противоположную сторону, и это вовсе не Золотой Рог, а Темза со своими бесчисленными пароходами? Смотрите, вон та мечеть - не Святая София, а Святой Павел! Это Константинополь? Никоим образом! Это Лондон!
- Успокойся, Бруно, - похлопал слугу по плечу ван Миттен. - Мне кажется, что ты слишком нервничаешь для голландца. Будь спокойным, терпеливым, флегматичным, как твой хозяин, и не удивляйся ничему. Мы покинули Роттердам из-за… того, что ты знаешь…
- Да! Да! - поспешил согласиться Бруно.
- Мы добирались через Париж, Сен-Готард, Италию, Бриндизи, Средиземное море, и нет оснований полагать, что транспортный пакетбот доставил нас после восьмидневной поездки на Лондонский мост, а не на мост Галаты.
- Однако… - попытался возразить слуга.
- Прошу, даже приказываю тебе не допускать таких шуток в присутствии моего друга Керабана. Обидится, чего доброго! Начнет спорить, заупрямится…
- Постараюсь, хозяин, - ответил Бруно. - Но раз уж нельзя здесь освежиться, то, я думаю, закурить трубку не возбраняется? Вы не возражаете?
- Нет, Бруно. Для меня, торговца табаком, нет ничего более приятного, чем вид человека с трубкой. Жаль, что природа дала нам только один рот. Правда, есть еще нос, чтобы нюхать табак…
- И зубы, чтобы его жевать, - дополнил Бруно. Разговаривая таким образом, он набил свою огромную трубку из раскрашенного фарфора, зажег и с видимым удовольствием сделал несколько затяжек.
В этот момент на площади появились уже знакомые нам приятели - турки, которые протестовали против ограничений рамадана. И тот из них, который не постеснялся закурить сигарету до заката, заметил Бруно, прогуливающегося с трубкой во рту.
- Ей-богу, - сказал он своему спутнику, - вот еще один из этих проклятых иностранцев, он осмеливается пренебречь запрещением Корана! Я этого не потерплю…
- Потуши, по крайней мере, свою сигарету, - заметил второй.
- Да.
И, отбросив сигарету, он направился прямо к достойному голландцу, никак не ожидавшему подобного вмешательства.
- С пушечным выстрелом, - процедил сквозь зубы турок и грубо вырвал у чужестранца трубку.
- Э, моя трубка! - запротестовал Бруно. Хозяин безуспешно пытался удержать его.
- С пушечным выстрелом, христианская собака!
- Сам ты - турецкая собака!
- Спокойно, Бруно, - урезонил его ван Миттен.
- Пусть он, по крайней мере, отдаст мою трубку! - кипятился Бруно.
- С пушечным выстрелом! - повторил турок в последний раз, и трубка исчезла в складках его кафтана.
- Пошли, Бруно, - сказал ван Миттен. - Никогда не нужно оскорблять обычаи страны, по которой путешествуешь.
- Воровские обычаи!
- Пошли, говорю я тебе. Мой друг Керабан не появится на этой площади раньше семи часов. Продолжим прогулку; придет время, и мы встретимся с ним.