Новоевропейские "теория" и "практика" с их невиданным размахом и невиданными успехами измельчали в сравнении с античным пониманием theoria как усмотрения истины, рожденного практикой "обращения взгляда". Собственно процедура удостоверения знания, в ходе которой объективным (=научно-обоснованным) признается то знание, которое может быть получено каждым, кто воспроизведет условия его получения, лишь по видимости утверждает приоритет практики, которая понимается теперь как практическое подтверждение или опровержение теории (теоретических построений, гипотез). Субъект со всем его "духовным деланием" выносится за скобки научного знания. Это вовсе не означает, что о субъекте вообще забыли. Напротив, только о нем и думают: во-первых, само естественнонаучное знание не дастся даром, требуя жертв, и все больших, а во-вторых, чем же еще остается заниматься в сложившихся условиях философии, как не задаваться вопросом об отношениях субъекта и объекта? В самом деле, не пытаться же оспаривать точную науку (физико-математическое естествознание, в первую очередь) в ее собственной сфере, где философия расписалась в некомпетентности. Однако тут-то и пробил ее звездный час, поражение легко обернулось победой. Человек-субъект как средоточие "духовности" противостоит миру-объекту. Для философии естественно представить это противостояние лишь внешним проявлением глубинного тождества, связывающего обоих. Ведь еще Платон разъяснил, что познать можно только то, что "и так" каким-то образом знаешь. Именно этот и именно так поставленный вопрос о субъекте и объекте провоцирует лавинообразное возвращение в новоевропейский мир "структур духовности". Но это духовность, так сказать, идеологизированная, да к тому же часто все-таки притязающая на "научную обоснованность", например, в марксизме или психоанализе (не лакановском). Разумеется, говорит Фуко, "идея классового подхода, партийного, принадлежность к общественной группе, школе, посвящение, подготовка аналитика и т. п. - все это имеет прямое отношение к требованию формирования субъекта для получения доступа к истине, но мыслится в социальных понятиях, в организационных терминах. Об истории духовности и ее требованиях не вспоминают. А между тем ценой этого ухода в сторону, этой подмены вопросов, относящихся к теме '"истина и субъект", разговорами о принадлежности (группе, школе, партии, классу и т. д.) оказывается как раз забвение вопроса о том, как соотносятся между собой субъект и истина", т. с. вопроса "о цене, которую должен уплатить субъект за то, чтобы сказать правду", о том, "какое обратное действие на субъекта оказывает то обстоятельство, что он сказал, мог сказать и сказал, истину о себе самом". "Истинное говорение" - это и есть та самая parrhesia, libcrtas, о которой Фуко говорит в последних лекциях курса.
Античная parrhesia - это свобода речи, откровенность, но не только нежелание что-либо скрывать, а именно умение сказать правду, к умению не сводимое. И, конечно, здесь не имеется в виду свобода выражения мнений. Parrhesia, поясняет Фуко, это то в поведении и речах наставника, что соответствует "слушанию" ученика. Слушая, ученик молчит, слушается. Ученик дает слову наставника произвести некоторую работу в своей душе: теперь он - его хранитель и потому хранит молчание, а не выступает сразу с "собственным мнением", как те, у кого ухо напрямую связано с языком. Что же может соответствовать слушанию ученика в речах наставника? - Только то самое молчание, в котором иногда рождается истинное слово. У обращения две стороны - мистическая и аскетическая. Аскетически отстраняясь, в числе прочего и от себя самого, мист-молчун приобщается к истине-логосу, который начинает говорить в его речах. Истинное говорение - это, скорее, говорение устами мудреца самой истины. Традиционное обращение, в частности эллинистическое, вроде бы так и устроено. Однако Фуко "установлен" на современность. Римские стоики, о которых он пишет, не "производили" истину. Они были си причастны, Причастны благодаря разуму - вселенскому "руководящему началу", логосу, обеспечивающему целостность мироздания и, соответственно, его разумность. Фуко, как мы видели, в своих попытках "мыслить иначе" ушел далеко не олидаризируется с Делезом в общем предприятии "ниспровержения платонизма", под которым подразумевается почти вся метафизизическая традиция, коль скоро вся она была "философией основания". Философ основания приходит к основанию, потому что с самого начала уже стоит на нем, так или иначе ему причастен. Основание - это тождество, ум, мыслящий сам себя, или - в "сошедшей с ума" трансцендентальной философии - совпадение с собой мыслящего субъекта. В любом случае понятие замыкается само на себя. Чтобы оно не замыкалось само на себя, надо поставить во главу угла не тождество, а Различие. Тождество - лишь частный случай Различия. Это все меняет: событие повторяется как неповторимое, истина производится, оказываясь одной из возможных ситуаций, возникших в результате встречи с тем, что "не-мысль". Не спрашивается, как возможна "встреча": она случается, бывает, - тогда бываем и мы, всегда уже отступившие от себя, установившие с собой отношение. И другой опоры, для ведения себя (правления собой), делающего нас свободными, кроме этого нашего к себе отношения, у нас нет.
Я глубоко признателен всем, кто помог мне в работе над переводом и статьей, но больше всех я, как всегда, обязан Вере Григорьевне Резник.
Краткое содержание курса
Лекция от 6 января 1982 г. ПЕРВЫЙ ЧАС 13
Напоминание об общей проблематике: субъективность и истина. - Новая точка отсчета: забота о себе. Интерпретации дельфийского предписания "познай самого себя". - Сократ как человек заботы: разбор трех отрывков из "Апологии Сократа". - Забота о себе как правило философской жизни и античной морали. Забота о себе в первых христианских текстах. - Забота о себе как общая установка, отношение к себе, совокупность практик. - Причины новоевропейского оттеснения заботы о себе и выдвижения на первый план самопознания: мораль Нового времени; картезианство. - Исключение: гностики. - Философия и духовность
Лекция от 6 января 1982 г. ВТОРОЙ ЧАС 40
Несостыковка требований духовности: наука и теология до Декарта; философия классическая и современная; марксизм и психоанализ. - Разбор одного спартанского изречения: забота о себе как сословная привилегия. - Первый разбор "Алкивиада" Платона. - Политические притязания Алкивиада и вмешательство Сократа. - Воспитание Алкивиада в сравнении с воспитанием юных спартанцев и персидских царей. - Контекст первого упоминания в "Алкивиаде" заботы о себе: политические амбиции; недостаток образования; критический возраст, отсутствие политических знаний. - Неопределенная природа "себя" и последствия этого для политики.
Лекция от 13 января 1982 г. ПЕРВЫЙ ЧАС 58
Контекст появления сократического требования заботы о себе: способность молодых людей из хороших семей заниматься политикой; недостатки афинской педагогики (школьного и эротического воспитания); не ведающее о себе неведение. - Практики преобразования себя в архаической Греции. - Подготовка ко сну и формы испытания в пифагореизме. - Техники себя в "Федоне" Платона. - Их значение в эллинистической философии. - Вопрос в "Алкивиаде" о существе "самого себя", о котором нужно заботиться, - Определение "себя" как души. - Определение души как субъекта действия. - Забота о себе и связи с диететикой, экономикой и эротикой. - Нужда в наставнике.
Лекция от 13 января 1982 г. ВТОРОЙ ЧАС 81