- В самом деле? Как это странно! А ведь сэр Филипп Сассун очень известен в интеллигентных кругах. Спору нет, сэр Филипп - человек замечательный и вполне джентльмен. Но по отношению ко мне он был не очень-то мил.
- Не говорите глупостей, Реджинальд, - сказала леди Флора. - Сэр Филипп - настоящий друг.
- Пусть судит господин Жерар, мама. Послушайте: у сэра Филиппа в Гайсе, около Фолкстона, есть вилла, прелестная вилла, ему ее построил тот же архитектор, который строил нашу. Пока все вполне корректно. Но он приехал сюда, и я имел глупость показать ему до мельчайших подробностей все мое декоративное творчество. И вы не можете, мама, отрицать, что, начиная с этого пункта, его образ действий был не совсем уж правильный.
Леди Арбекль пожала красивыми плечами.
- Смейтесь, смейтесь, мама. Слушайте, господин Жерар, в вилле Гайс есть такая комната: панель серого дерева, стены оклеены розовыми обоями и по фризу - обезьяны, играющие с дельфинами; маленький изогнутый комод с серебряными желудями в качестве ручек у ящиков; наконец, кровать черного дерева с зеленым деревянным попугаем. Дельфины, попугай, - кажется, достаточно своеобразные подробности? Ну так вот, господин Жерар, эту самую комнату, точь-в-точь такую, слышите вы, точь-в-точь, - я сейчас покажу вам здесь. Это комната Хлодвига Гуго.
- Комната Хлодвига Гуго? - повторил я удивленно.
- Да. Сэр Филипп бессовестно украл ее у меня, украл. И еще... Ах, мама, нечего вам пожимать плечами, вы отлично знаете, я говорю сущую правду. И еще. В Гайсе же есть такая бильярдная: занавесы на окнах серой материи с вишневой бахромой, одноцветный зеленый ковер, бильярд черного дерева на ножках слоновой кости, угловой диван серого дерева - серого клена с черными полосами, обитый плотной шелковой материей вишневого цвета, наконец, вишневый фриз с чередующимися орлами и морскими коньками... Орлы и морские коньки! Ну так вот, господин Жерар, сэр Филипп буквально скопировал эту залу с моей бильярдной, с залы Раффина Дюжена.
- Зала Раффина Дюжена? - повторил я.
Леди Флора подняла глаза к небу.
- Видите, Реджинальд, господин Жерар - человек благоразумный. Спросите его, что он думает о ваших чудачествах. Давать комнатам такие имена... Это так нелепо!
Юноша очаровательно покраснел.
- Господин Жерар, я уверен, согласится со мной, мама, что никогда не будет у нас достаточно случаев выразить наше уважение людям бескорыстным, отдающим свои силы на то, чтобы вести человечество к лучшему.
- Все это было бы очень мило, - сказала леди Флора, - если бы он вдобавок еще знал, с какой ноги начинать танец. А то... Теперь уж я прошу вас быть судьей. Галерея, через которую вы шли сюда, первоначально называлась Гендерсоновской, будуар, в котором мы ведем свой диспут, назывался будуаром Альбера Тома, а моя комната, в довершение всего, называлась комнатой Вандервельде. Но вот началась война, и пришлось все переименовать. Сейчас галерея называется уже галереей Компер-Мореля, будуар - будуаром Марка Сангнье и моя комната, не угодно ли, - комнатой Кропоткина!
- Но не мог же я, мама, - сказал Реджинальд с холодным достоинством, - оставить этим комнатам имена людей, которые предали свои идеалы, и в братоубийственной борьбе стали действовать заодно с буржуазными правительствами.
- Разумеется, - прошептал я.
- Заметьте, - сказала леди Флора примирительно, - что Реджинальд - очень хороший сын, и я слишком его люблю, чтобы мешать ему делать то, что доставляет ему удовольствие. Но все-таки, согласитесь, эти постоянные изменения очень неприятны для хозяйки дома. Прислуга путается, и когда у нас на вилле гости, она приносит утренний завтрак для комнаты Андре Лебея в комнату Горького. Это несносно! И потому я потребовала от Реджинальда, чтобы впредь он давал нашим комнатам лишь имена революционеров уже покойных. На их-то счет можно быть спокойными, они уж не отрекутся от своих идеалов, чтобы сделаться министрами в буржуазных кабинетах.
Антиопа не принимала участия в этом споре. Стоя у окна, она барабанила пальцами по стеклу, за которым сад постепенно тонул в вечерней мгле.
Лорд Реджинальд подкрался к ней и вдруг схватил за руки.
- Ну, так как же, прекрасная заговорщица, по-прежнему - 24 апреля?
- Что? - спросила она.
- Да осуществится пророчество Донегаля! Не правда ли, в этот день должны вы опрокинуть нас в море?
- Да, - сказала она каким-то чужим голосом.
- Да? Слышите, господин Жерар? - сказал Реджинальд, которого, по-видимому, задело равнодушие Антиопы.
- Слышите? И не думайте, что это - шутка. Это совершенно серьезно. Ведь вы же в курсе ирландских дел, - объясните мне, потому что, кажется, сам я никогда не пойму. Чего, собственно, хотят ирландцы? Лучшего устройства суда? Более свободных таможенных порядков? Школ? Госпиталей? Так пусть же скажут. Мы только того и хотим, чтобы быть им приятными...
Я вежливым жестом отклонил от себя его просьбу.
- Ну, скажите вы, Антиопа, - сказал юноша, - разве вам не хорошо?
- Лично мне - да.
- Но в таком случае...
- В таком случае!..
- Господи, до чего я ненавижу подобные споры, - сказала леди Флора. - Какие вы дети! Нельзя их на две минуты оставить одних, господин Жерар, чтобы они не принялись говорить о политике. Что же это будет, когда некому будет им мешать!
В будуаре стало темно. Я не различал уже лиц Антиопы и Реджинальда. Леди Флору, которая сидела против окна, я еще видел. Кончив свою фразу, она значительно мне улыбнулась.
Лорд Реджинальд настаивал.
- Вы не ответили мне, Антиопа. Действительно, 24 апреля - день вашего рождения и, следовательно, срок исполнения пророчества Донегаля?
- Вы это сами так же хорошо знаете, как я, - сказала она.
- Хорошо! Мама, мне пришла мысль сыграть с Антиопой одну шутку. 23 апреля - Пасха. Мы устроим в этот день бал, чтобы отпраздновать день ее рождения. И она непременно должна прийти, она должна быть здесь в тот момент, когда займется заря 24 апреля. Конспирация станет невозможной, бедненькая моя Антиопа! Будем танцевать, и я хочу, чтобы вы открыли бал с моим другом, полковником Гартфилдом, командующим гарнизоном в Трали. Ведь в случае восстания, именно на него была бы возложена приятная честь арестовать вас.
Юноша хлопал в ладоши. Ему казалось, что он придумал великолепную шутку.
- Согласны, Антиопа?
- Да успокойтесь вы, Реджинальд, - сказала леди Арбекль, слегка встревоженная тем оборотом, какой принимал разговор.
Но он не унимался.
- Согласны? 23 апреля, в одиннадцать часов?.. Я приглашу всех наших друзей из окрестностей. Мы будем ужинать...
- А если у нас будут в это время гости в Кендалле, вы разрешите и их привести? - сказала Антиопа. - Видите, я принимаю ваше приглашение.
- Браво! - закричал Реджинальд. - Вот это революция, которая так хорошо начинается. Конечно, само собой разумеется, господин Жерар будет нашим гостем.
- У нас еще будет случай до того повидать господина Жерара, - сказала леди Флора.
В это время в посиневшее от сумерек стекло окна взглянули и стали расти желтые пятна двух фонарей. По парку ехал экипаж.
Реджинальд подошел к окну.
- Одна из ваших карет, Антиопа: правит Ральф. Он за вами.
- Не знаю слуги преданнее этого Ральфа, - сказала леди Флора.
Она повернула выключатель. Всюду засветились огни, - в чашах, аквариумах, в многоцветных фонарях.
Мы встали. Антиопа и лорд Арбекль прошли вперед, в переднюю.
На секунду я остался с леди Флорой вдвоем. Левой рукой она оперлась о наличник двери, прислонила к нему свою красивую белокурую голову. Я был совсем близко около нее.
- Благодарю вас, за то, что вы пришли, - сказала она.
Я молчал.
- Надеюсь, что вы и еще приедете, - добавила она.
Так как я по-прежнему молчал, она сказала:
- ... Что вы и еще приедете, - если, конечно, вам разрешат.
Я взял ее за руку.
- Завтра, - прошептал я сдавленным голосом.
Она усмехнулась.
- Завтра? Скоро. Нет, не завтра. Я одна. Реджинальд отправляется в Трали к своему обожаемому полковнику Гартфильду. А впрочем, почему же? Приходите, если не боитесь соскучиться. Буду ждать вас к обеду, в половине восьмого.
Мы обменялись этими немногими фразами шепотом, очень наскоро. Мы были уже в передней, Антиопа надевала еще шляпу.
Карета проехала приблизительно километр по Кендаллской дороге. Антиопа заговорила.
- Ральф, - обратилась она к управляющему.
Он слегка задержал лошадей. Шум колес стал тише.
- Ральф, я говорила с леди Арбекль. Она согласна отдать распоряжение своему управляющему, чтобы Тому Лалли дали еще отсрочку. Он заплатит лишь в сентябре. А до тех пор могут быть перемены.
Она еще прибавила:
- Дело против старой Мэдж, которую накрыли, когда она собирала дрова в парке Клэйр, прекращено. Вы будете так любезны, Ральф, и успокоите этих бедняков.
Управляющий поклонился и опять пустил лошадей рысью. Помолчав немного, графиня Кендалль спросила:
- Были в Трали, Ральф?
- Да был, ваше сиятельство, на смотре добровольцев, и чтобы назначить день следующего сбора для упражнений и стрельбы.
- Все там благополучно?
- Вполне, ваше сиятельство.
- Значит, вы были в Трали?
- Был в Трали и на обратном пути подумал, что ваше сиятельство, может быть, еще в Клэйре. Хорошо, что догадался. А то в Клэйре - только автомобили, а я знаю, какое отвращение питаете вы, ваше сиятельство, к этому способу передвижения.
- Благодарю, Ральф.