* * *
Ираклий был потрясен. Нанятый за деньги Симон не только напрочь обошел вопрос о непопулярном "Экстезисе", но и нашел самое уязвимое место каждого делегата - страх утратить персональное влияние на крестьян. Ну, и лишенным главного козыря кастратам удар был нанесен преизрядный.
- Ай, да умница… - покачал он головой, - ай, да амхарец…
Собственно, уже Никейский Собор ограничил участие кастратов в строительстве Церкви, но так внятно суть проблемы была изложена впервые.
"Нет, его нельзя убивать, - даже из-за Елены".
Ираклий сразу же послал в Александрию по-настоящему надежного человека - Ахилла, спасенного им от Фоки старого грека без ушей, носа и языка. И если Ахилл привезет спрятанную солдатом у родни монашку до того, как кто-нибудь что-нибудь сообразит, все может обойтись. Теперь Ираклий сожалел даже о том, что приказал устранить судью и начальника почты.
"Собственно, и Симон, уже никогда ни о чем не узнает…"
Этот умелец честно работал за деньги, а к тому времени, когда он завершит серию диспутов с Кифой, птичка по имени Елена будет снова в своей клетке. Надо просто держать последнего свидетеля под контролем.
Послышались тихие, осторожные шаги, и император обернулся. Это был секретарь.
- Что еще? - недовольно поинтересовался Ираклий.
- Варвары, император, - глотнул секретарь.
Ираклий поморщился. Полудикие племена безостановочно шли из глубин Сахары уже двадцать восьмой год, и конца этому не предвиделось.
- Много?
- Тысяч двадцать-тридцать.
- Еду, - кивнул Ираклий, встал и раздвинул занавесь. - Мир вам, святые отцы!
Делегаты подняли глаза, на мгновенье опешили, но тут же вразнобой заголосили.
- Мир и тебе, боголюбивый император…
- Вы хорошо потрудились, дети мои, - широко улыбнулся Ираклий, - думаю, на сегодня хватит. Лучше обдумайте то, что было уже сказано, за хорошим ужином…
Священники согласно загудели: того, что на них свалилось только что, хватало для размышлений за глаза.
- А ты, Симон, поедешь со мной, - поманил Ираклий. - Хочу тебе пару вопросов задать. Ты ведь у нас как раз варвар.
* * *
Кифа проводил Симона долгим взглядом и устало потер взмокший лоб. Он знал, что за этой, самой первой проигранной схваткой будут и другие. Такого сильного соперника он уже не имел давно.
"Точнее, никогда…"
Пожалуй, с этим амхарцем еще мог сравниться один грек - из прошлого… учитель Кифы… но тот грек был мертв, и вообще… раз и навсегда отрекшийся от своего прошлого Кифа не хотел об этом вспоминать.
- Господь просто обязан покарать этого еретика, - фальцетом произнес рядом стоящий кастрат-епископ Северин, - как уже покарал он Анастасия…
Кифа вздрогнул, но тут же взял себя в руки. Перешедший дорогу сильнейшим людям Церкви Анастасий умер от насланного Господом внезапного воспаления кишок - сразу после дружеского ужина с Кифой. Эта картина и теперь стояла перед глазами: крупный сильный мужчина воет от нестерпимой боли, извергая ртом только что съеденное, затем то, чем он отобедал пару часов назад и, в конце концов, дерьмо.
- Я тебе точно говорю, Кифа, - напряженно произнес епископ, - если Господь этого Симона не остановит, он еще и "Экстезис" нам навяжет.
Кифа досадливо крякнул. Обиднее всего было то, что он превосходил этого варвара силой духа во много раз. Да, Симон знал кое-какие "секреты ремесла" и вполне мог, сунув лавочнику одну монету, убедить его, что тот получил две. А для того, чтобы разрушить навязанное подчинение, большого ума и не требовалось, - всего-то хлопнуть в ладоши и перевести внимание на себя. И все-таки Кифа проигрывал - на каждом диспуте.
- А если "Экстезис" будет принят, ни Генуе, ни Венеции не устоять, - все ныл и ныл епископ, - Ираклий всех под себя подомнет.
Кифа задумчиво кивнул. Хуже того, если купцы поймут, что рекомендованные ими делегаты не сумели повернуть Собор в правильную сторону, кое-кого из них тут же постигнет кара Господня - вплоть до собственных выблеванных кишок. Аптекари в Генуе были хорошие.
- Ты прав, Северин, - вздохнул он, - Господь этого еретика обязательно покарает… я так думаю, в ближайшие сутки.
* * *
Симон вышел из храма вслед за Ираклием, однако пришлось ждать: к императору тут же подошли выразить преданность четверо крепких, как на подбор, иноземных братьев-купцов, только что купивших огромное поместье - совсем недалеко от столицы.
- Хвалю, - кивнул император, - рад, что вы верите в Кархедон.
Стоящего в свите эконома экзарха перекосило, и он - от греха подальше - тут же отвернулся. В последние двадцать восемь лет небеса не баловали Ифрикайю дождями, реки зарастали, берега озер начали покрываться горькой солью, урожаи зерна сократились, и только маслина удавалась, как и прежде, - на славу.
- Главное, чтобы крестьяне вас приняли, как истинных господ, - лукаво улыбнулся Ираклий. - Надеюсь, вам уже рассказали о местных… традициях? Здесь надо быть поосторожнее…
- Управимся, - дружно закивали братья, - и не таким уздечку надевали…
Ираклий рассмеялся, пожелал купцам удачи, запрыгнул в колесницу и… впервые за много лет не встал за вожжи сам, пригласил гвардейца.
- Садись, амхарец, - хлопнул он по дощатому, обтянутому узорчатой кожей сиденью, - у нас долгий разговор будет.
Симон кивнул, забрался в колесницу и, зная, что речь пойдет о варварах, быстро перебрал в памяти все местные племена. Он мог рассказать все и обо всех. Однако Ираклий огорошил.
- Расскажи мне об Абу Касиме. Говорят, что ты его видел, - еще при жизни…
Симон растерянно хмыкнул и, собираясь с мыслями, глянул назад. Светло-розовая в свете заходящего солнца личная конница императора уже тронулась, обошла колесницу с обеих сторон, однако держалась на расстоянии - дабы не пылить Ираклию в лицо.
- А что тебе до Мухаммада? - назвал он Абу Касима его наиболее известным именем.
Император сосредоточился.
- Это правда, что он - пророк?
Симон криво улыбнулся и покачал головой.
- Хороший вопрос.
- Так отвечай.
Симон уставился в огненную полосу закатного горизонта и замер. Мухаммад ему понравился сразу, и это было плохо. Очень плохо.
- Да, он пророк, - нехотя выдавил Симон.
- А что так невесело?! - хохотнул Ираклий. - Тебе-то что огорчаться?
- Я не люблю пророков, - мотнул головой Симон и тут же понял, что придется объяснять, почему, - ты же знаешь, я - гностик…
- Ты хитрая лиса, - хмыкнул Ираклий, - я даже думаю, никто не знает, кто ты на самом деле.
Симон промолчал. Это было так.
Почти так.
"Да, можно сказать, практически никто…"
- Но меня интересуешь не ты, - оборвал его размышления Ираклий, - мне важен Абу Касим, и я хочу знать, почему ты считаешь его пророком.
Симон, чтобы заходящее солнце не било в глаза, прищурился.
- Он летал в Небесный Иерусалим. Ну, и… сердце ему архангелы открыли.
- Этого мало, - непреклонно мотнул головой Ираклий, - ты, я уверен, тоже в Иерусалим не раз и не два летал, но ведь ты не пророк.
- Нет, - признал Симон.
Ираклий приложил руку ко лбу козырьком, и они оба уставились на тонущее за краем земли солнце. И лишь когда уходящее солнце выпустило свой последний нежно-зеленый луч, Симон сказал главное.
- Пророк это, прежде всего, посланник Бога. А Мухаммад, безусловно, Его посланник.
Наступила тишина, прерываемая лишь цоканьем копыт и бренчанием сбруи.
- Тогда может повернуться по-всякому, - тоскливо проронил Ираклий.
Симон медленно повернулся к императору. Таким он его еще не видел.
- Что стряслось, Ираклий?
Император на мгновение ушел в себя - так, словно решал, быть ли ему искренним до конца, и было видно: что-то решил.
- Нас ждет война с курейшитами, - сосредоточенно произнес он, - большая война…
Симон удивленно поднял брови. Он знал курейшитов: богаты, сильны… но чтобы воевать с Византией, не хватило бы всех денег и всех армий Ойкумены! А главное, курейшиты, как большинство приморских аравитян, жили торговлей. Для них такая война стала бы самоубийством!
- Никто не рискнет напасть на Византию, - замотал он головой. - Тем более аравитяне.
Император горестно усмехнулся.
- Они уже пересекли Пролив. И уже вошли в Эфиопию.