Прошло еще полчаса. Маленький горбун сидел рядом с великаном и ждал. Сердце его бешено колотилось.
"Пора", - скомандовал себе силач и решительно встал с кровати. Затем он осторожно перенес Гектора к окошку, которое располагалось напротив двери. Размером оконце было около 75 см с двумя рядами решеток и находилось довольно высоко, под потолком, так что через него можно было увидеть лишь кусочек неба.
Заключенный поставил мальчика на плечи.
- Ты готов? - шепотом спросил он.
- Да, - быстро ответил мальчуган.
- Нога не болит?
- Нет, все нормально.
- Хорошо. Начинай пилить слева внизу.
Гектор нащупал решетку, приложил пилу, нажал на пружину и услышал легкое жужжание.
Прошло минут пять.
- Решетка разогрелась? - спросил Татуэ.
- Не очень. Готово! Разрезал.
- Браво! Теперь давай наверху.
- Мне не достать.
Мужчина поднялся на цыпочки, вытянулся как мог, взял мальчика за ноги и поднял еще выше. Благодаря недюжинной силе он крепко держал малыша на вытянутых руках в течение всего времени работы.
- Не бросай решетку, когда отпилишь. Держи ее в левой руке.
Прошло еще минут пять или шесть.
- Готово, - победно произнес маленький горбун.
- Держись крепко. Опускаю.
Татуэ поставил мальчугана на пол.
- Ты устал? - заботливо спросил каторжник.
- Не будем об этом, - задыхаясь и обливаясь потом, ответил ребенок, оставаясь твердым, как решетка, которую он только что спилил.
Силач взял веревку, сделанную из одеяла, и передал мальчику.
- Привяжи один конец покрепче к решетке, которая осталась на месте, и постарайся зацепить ее за деревянный навес.
Бродяга снова поднял Гектора на уровень окна. Малыш прекрасно понял его, сделав все, как надо. Операция проходила в полной темноте и тишине. Теперь пора было уходить, прыгнув с трехметровой высоты по возможности бесшумно. К счастью, администрация усилила охрану внутреннего дворика, куда выходили двери казематов, не предполагая, что кто-то может вылезти с другой стороны.
С внешней стороны располагались дворики, разделенные заборами и представляющие собой нечто похожее на лабиринт под открытом небом. Дворики служили для прогулок отдельных заключенных и были размером 10 м х 4 м, а с двух сторон они имели по цинковому навесу, чтоб заключенный мог спрятаться от солнца или дождя. Навесы примыкали к камерам с № 1 по № 6 и располагались ниже окошек. Татуэ хорошо знал об их существовании. Он, как трубочист, высунулся из окна, вобрал в легкие побольше свежего воздуха и посмотрел наверх. Несколько звездочек поблескивали на темном небосклоне.
- Возьмись за веревку, - произнес он тихо, держа мальчугана. - Вылезешь наружу, под ногами нащупаешь крышу. Стой там и не двигайся.
- Готово. Я здесь, - выдохнул маленький горбун.
Чтобы опуститься бесшумно и ничего себе не повредить, каторжник обмотал веревку еще два раза вокруг решетки и осторожно вылез на цинковый навес. Затем отвязал веревку и спросил:
- Ты как? Не устал?
- Нет, что ты! Как подумаю, что скоро отец будет свободен, так готов гору свернуть!
- Отлично! Значит, мы победим. Пилочка у тебя?
- Да.
- Постарайся не потерять ее, иначе все пропало. Теперь осторожно.
Татуэ взял мальчика на руки и стал продвигаться по портику. Они прошли мимо одной камеры и подошли к другой.
- Номер три, это камера твоего отца. Ты сделаешь все то же самое, что и с нашим окошком: распилишь первую решетку, закрепишь веревку, потом распилишь другую и спустишься в камеру.
- Да, мой любимый Татуэ! Понятно.
- Я посторожу здесь. Ничто не должно нам помешать.
ГЛАВА 10
Отец и сын. - Освобождение. - Удивительная стойкость ребенка. - На крыше. - В госпитале. - Трогательная сцена. - Монахиня. - Опять господин Перно. - У Виконта. - На пристани. - В лодке. - Свобода!
Татуэ спустился на землю, а маленький горбун остался на портике и приступил к делу. Он не чувствовал ни боли, ни усталости, воодушевленный мыслью о скором освобождении отца.
Легкое жужжание пилы потревожило чуткий сон заключенного. Последние ночи он много размышлял и спал очень плохо. Сначала каторжник подумал, что ему почудилось, но потом понял, что не ошибся. Звук говорил о присутствии человека. Кто знает… Может быть, друг… Ничего удивительного.
- Кто там? - спросил он наконец.
- Тише, папа! Это я. Не падай духом!
Сердце несчастного чуть не выпрыгнуло из груди, на глазах появились слезы.
- Сыночек, дорогой мой мальчик! Да хранит тебя Господь! - прошептал он.
- Мы с Татуэ пришли тебя освободить. Я перерезал решетки, и мы выбрались из пятой камеры. Сейчас я перепилю здесь. Вот веревка… Папочка, не унывай и не говори ничего, через десять минут я буду рядом с тобой.
- Да, мой хороший, я больше не произнесу ни слова и буду ждать.
Гектор продолжал начатое дело, а приговоренный пытался разглядеть хоть что-нибудь в темноте. Неожиданная радость наполнила его сердце. Еще несколько минут назад смерть казалась неизбежной, и вдруг его сын, которого он уже не чаял увидеть, явился как ангел-спаситель.
Пила все пилила и пилила прочные прутья решетки. Отец слышал дыхание мальчугана, трудившегося без устали.
Прошло минут пять - снизу решетка уже подпилена. Еще пять минут - первая решетка упала. Маленький горбун аккуратно убрал пилочку в карман и привязал веревку, затем, распилив вторую решетку, проскользнул в камеру и бросился в объятья родного человека. От радости они не могли вымолвить ни слова. Однако время шло, и необходимо было действовать.
- Папа, надо уходить, поговорим позже! Сейчас я перережу цепи, - освобождаясь от объятий отца, произнес Гектор.
- Да, конечно, скорее из этого ада!
Мальчуган, прекрасно зная расположение балки правосудия, нащупал цепи и уверенно приложил к ним пилочку, как будто действие происходило днем. Крак! Готово.
Заключенный освободился от колодок и встал. Маленький горбун, как взрослый, руководил его действиями.
- Татуэ ждет нас на внутреннем дворике. Подсади меня, пожалуйста, к окну.
Мужчина подчинился, удивляясь, с каким спокойствием и уверенностью действует мальчик. Он поднял сына, и тот в одно мгновение оказался на портике .
- Теперь - ты, подтянись с помощью веревки, - подсказал Гектор. - Когда вылезешь, отвяжи ее, там два узла.
Марион последовал его совету и оказался снаружи. Татуэ стоял внизу и ждал их. Когда отец и сын предстали перед ним, он, обращаясь к капитану, сказал:
- Рад вас видеть.
В ответ благодарный заключенный коротко произнес:
- Дай я пожму твою руку.
После рукопожатия Татуэ свернул веревку и перешел к делу:
- Мальчик ранен, возьмите его под руку и следуйте за мной шаг в шаг.
Все трое шли босиком, медленно и бесшумно пробираясь по навесам. Вскоре они достигли основной стены, огораживающей колонию.
Берег пролива был усыпан пушками и оборонительными сооружениями и со стороны моря представлял собой неприступную крепость, однако со стороны материка, если постараться, можно было найти лазейку. Именно таким образом отсюда выбирались каторжники. Сен-Лоран служил местом заключения, построенным по типу английской крепости, тылы которой едва охранялись.
Татуэ посмотрел вниз. Никого. Он размотал веревку и сказал Мариону:
- Посадите ребенка рядом со мной и спускайтесь, я подержу.
Не колеблясь, капитан повиновался.
- Теперь твоя очередь, малыш.
Тотор соскользнул в руки отца. Бродяга сделал петлю, навесил на выступ ограды и, обмотав руку, неожиданно ловко приземлился на кончики пальцев.
- Свободны! Мы свободны! - с головокружительной радостью воскликнул бывший смертник.
- Но еще не спасены, - заметил Татуэ.
Тем не менее самое сложное было позади.
- А маленькая Элиза? - вдруг вспомнил отец.
- Она в госпитале. Зайдем с другой стороны.
Избегая дорог и построек, беглецы прошли через джунгли и менее чем через полтора часа оказались недалеко от госпиталя. Было без четверти одиннадцать. В окнах виднелся свет ночников. Двое взрослых и ребенок тихо подошли к восточной стороне здания, где раньше располагалась комната маленького горбуна и его сестры, предполагая, что девочка еще там. Отец поднял Гектора к окну. Сквозь москитную сетку мальчик оглядел комнату.
- Да, Элиза тут, я вижу ее. Она спит в кровати.
- Хорошо. Я пойду за ней, - вызвался Марион.
Татуэ подставил спину. Стекол на окнах не было, их заменяли рамы со светлыми волосяными сетками. Капитан разорвал сетку, просунул руку в дырку и открыл шпингалет. Забравшись таким образом в комнату, он подошел к кровати и остановился. Девочка безмятежно спала с полуоткрытым ртом. Черты ее напомнили Мариону умершую жену. Он опустился на колени и, прижимаясь щекой к руке ребенка, заплакал.
Приглушенные рыдания разбудили Лизет. Она вскрикнула и тотчас узнала отца, несмотря на огрубевшие черты его лица и грязную одежду заключенного.
- Папа, ты, дорогой мой! Я ждала тебя!
Девочка бросилась ему на шею и крепко обняла.
- Дочурка моя, мы больше не расстанемся. Я свободен! Я уведу тебя и брата с собой, - лихорадочно повторял капитан.
Вдруг Лизет выпрямилась и, побледнев, прошептала:
- Папа! Сюда кто-то идет! Мы пропали!