За ржавыми зубами арки
унылая скамейка укрыла
испуганно рыдающих невинных жриц
июньских рос и пыльного двора."Мы играли в его присутствии
и видели уйму таинственных знаков
и торжественных откровений:
любое пустейшее слово в прокуренных комнатах
и прогулка и жаркий смех в парке
и откровенное: "Пойдем" -
все благословлялось его смеющейся рукой".А он, с глазами разноцветными
и задорной молодой бороденкой,
Он никогда не заставит зайтись
сердце молоденькой девчушки,
прикинувшись танцем безмолвных секунд
на полыхающей струе
от безжалостного асфальтового веера -и четверги наползают на пятницы
и жизнь сжимается как гармонь,
издавая предсмертный стон,
и вот вчера я упал в снег, пьяный,
но паденье закончилось на соленых скалах июля,
и я не верю, что она - это она,
ибо каждую секунду
она просит называть ее другим именем,
а я знаю не так уж много имен:
Страх, Отчаянье и Блаженство -
вот в этом круге я замкнут;
и я убедился, что завтра -
это остывшее позавчера,
холодные щи в одиночной камере гурмана,
и душа нашего соития тонет,
слепая и новорожденная -
возможно, будущая гроза крыш -
фосфорически-черная кошка,
несчастье, пересекающее дорогу;
и чем больше я стар, тем больше я молод,
и моя любовь питается одной лишь ненавистью,
и я становлюсь неравнодушен
к геранькам и домино,
вползая в колготки и подгузники,
и скоро я куплю газету со своим некрологом -Не возвращая музыку за эту ночь,
Он скрылся, должник Геенны огненной,
Мой дьявол, дух искушения, сеющий ростки добра
На бесплодной почве бездвижной добродетели.
Дух, отрешенный от счастья летать,
но вершащий свой путь по земле.
Завтрак на траве
Ах, буйные наросты тополей,
качавшиеся в гамаке титана,
бросая тень на завтрак на траве!Мост взвешивал крутые берега,
и водопад струился отовсюду,
скрестив в дуэли струи, словно шпаги.И вечный, вечный петушиный крик
блестящих глаз испепелял нас на рассвете,
Чтоб на закате вызвать нас опять!На оргиях, два пальца сунув в рот
и приступая к новой части трапезы,
сатрап отождествлений держал нас за рабов.Как мальчики лежали мы на ложе
у сладострастника животных наших жажд
и плакали - не проронив ни слова.В скотов нас поцелуи обращали,
а водопад вновь извергался, вновь
снимая краски новых гримов.Но ничего вовек здесь не решалось:
суд спал, стрясая с париков крахмал
на тех секретарей, что нам писали
столь протяженный смертный приговор,
что с написанием его мы умирали.
"Арго, развевай паруса тополей!.."
Арго, развевай паруса тополей!
Истрепанные паруса подставь поцелуям ветра.
Мы уходим в Эвксинский Понт -
Навстречу золоту, навстречу смерти.
Нок-реи заготовлены подлинней,
Солонина заготовлена погнилей,
Мачты готовы отдаться Борею,
Мачты готов повалить Борей.- Старый боцман, пьяный лоцман,
Пыхтят трубчонками над пороховыми бочонками.Мы будем плыть до первой веранды
С тобой, неизвестное.
На мертвой почве растут олеандры
И кипарисы отвесные.
Мы будем плыть до первой потери,
Пока за борт не свалится слабый,
Пока не разделит братьев вражда
Из-за портовой бабы.- Старый боцман, пьяный лоцман,
Пыхтят трубчонками над пороховыми бочонками.Не зная, каково на вид руно, возьмем говно -
Корабль станет ассенизационным обозом -
Но нашим носам давно все равно -
Среди навоза - раздолье розам.
Мы расцелуемся, и на прощанье
Снова, как во времена стародавние,
Любовь покажется неизбывной вовек.
Но когда берега Колхиды скроются утром из вида,
Начнется июльский снег.
Вероника
Плаун, пылящий и поджарый,
Исстеган дождевым кнутом,
И сонный лес похож на старый,
Истрепанный, in folio, том.И ломонос подобострастный
Усов своих рассыпал сеть,
И, значит - время подобралось
Для вероники засинеть.И, значит, время вновь настало
Нам, глядя в старый водосток,
Вести счет каплям, размышляя:
Зачем ты поднесла платок?И кто была ты: свежесть сена,
Букет из нераскрытых роз?
Толстуха спелая Пуссена,
От жира падкая до слез?Красотка с профилем семитским -
Смесь состраданья и греха -
И вожделеньем каинитским
Горела добрая рука?Святой назвал бы и разрушил
Сомнений тяготящий ад,
Но летом дьявольским разбужен
Твой слишком синий грешный взгляд.И лето открывает двери,
Бросая в холод и знобя,
И я все более уверен
В истолковании тебя.И о шагах любимых помня,
О лета пышущем огне,
Я все отбрасываю кроме
Одной догадки о тебе.На память об июльской ночи
Коснулся белый холст лица
И лазуритовые очи
Кричали ужасом конца.Был запах яростный и дикий.
И ложе. И не нужно слов.
И бились в отдаленье крики
Апостолов и их ослов.
"Где, тополиный пух, твоя судьба?.."
Где, тополиный пух, твоя судьба?
- В могучем древе!
Я, втоптанный в асфальт, дождем прибитый,
на своих ветвях
Рассаживаю голубей Святого Духа,
Лаская ближние частицы пуха!
В трех стенах
Лето набросилось внезапно.
Разбросало по пляжам восхитительную наготу.
Уткнулось косматоглаво в сырой песок.
Созрело. Захохотало в сосновом бору.
Наполненное светом, лопнуло,
Как безобразный гнойник.
Брызнуло в глаза. Замутило взгляд.И только тут я заметил отсутствие себя.
Ты сказал: "И в опрокинутой рюмке остается вино…"
Да, но как его выпить?
В трех стенах разума с выходом, ведущим
к прошлому,
Не может быть влечения,
Не может быть иного состояния, кроме затянутого взгляда
На Я-прежде;Лето промчалось, ничего не оставив,
Кроме размытого воспоминания о воспоминаниях.Открытое окно - морщинистые веки стекла
Распахнуты, освежая взор влажным языком
Полночного веяния:
Обсосанные леденцы, облизанные свежестью -
Можем ли мы вопросить, можем ли мы осмелиться
Спросить, для чего и как
Надевают на голову Времени черный колпак?
В трех стенах комнаты не видно иного выхода,
Кроме окна, открытого в неизбежность.
Видишь ли, над твоей головой пробегает
Стайка девушек, сморщенных, как
Сухофрукты из компота:
Душ - постель, душ - постель, душ - постель -
И бесконечно их лица повторяются, не повторяясь.
Серпик Луны в четверть фазы
Похож на зеленую завязь:
Каждый день Луна возрастает,
В сочетанье с Сатурном давая
Жидкую кровь, меланхолию - и этот день
Покровительствует нечестивцам.В трех углах кладбища нет иного выхода,
Кроме заросшей вероникой тропинки,
Ведущей в угол нечестивцев:
И желчные листики вероники
Хранят портреты святых нечестивцев,
Похороненных за кладбищенской оградой.
Проржавевшая дорога упирается прямо
В их полузабытые могилы, где только
Высохшие букетики похожи на заботливые веники,
Сметающие пыль с имен нечестивцев.А лето промчалось, составив список
Представленных к награждению:
Всех вероотступников, с мозгами,
Прикипевшими к крышке черепа,
Всех, менявших одежду гостиниц,
Гостивших в различных постелях -
О лето, тянущее жевательную резинку
Любви среди ивовых зарослей
Пригородного пляжа!
И я не могу остановиться перед рискою
Влажной губы, ощущая ее, как переход
На тенистую сторону лета,
Предводитель нечестивцев, ересиарх,
Отрицающий даже видимое глазами,
Мою любовь, блуждающую,
Касающуюся влажными бедрами бледных кисточек вёха,
С лютиками, приникающими к черному треугольнику лобка,
Идущую, повязав свои волосы красной индейскою лентой -
Тебя - прошу! - превратить ее в дятла-желну.Ибо есть ли выход из трех стен,
Кроме монотонной последовательности ударов,
Кроме коричной трухи, разметанной шлейфом
Под солнечным диском, кроме глянцевой солоноватости
Утренних ягод?Не повторяясь ни разу в лицах,
Не вспоминая о безысходности,
Разбросаны девушки, сморщенные, как сухофрукты,
По парковым скамейкам, и у каждой - табличка:
"Осторожно, окрашено!"Этот день дань отдаю я
Церемониалу прогулки:
Задумчиво разглядывая собственную тень,
Как Франциск проповедую сумрачным рыбам
В водопроводе журчащих аллей.
Лето взметнулось на недосягаемую высоту
И рухнуло оттуда, разбившись на капельки утешения.
Безумный пленник в ожидании чая!
Сможет ли смертный понять
Всех в тупик заведенных,
Всех в полете одернутых?
Ты взлетаешь, плавно расправляя крылья -
Так, чтобы каждое перышко прополаскивалось встречным потоком -
Вдруг жилистая ехидная рука хватает тебя за хвостовое оперенье:
Знакомо ли тебе это ощущенье?Такова жизнь: твоя и моя!
Итак:
Снова ни к чему не пришедший,
Семнадцатилетний огрызок карандаша,
Которым божественная рука
Написала строчки стихов,
Скрежещущий металл не произошедшей катастрофы -
Я -
Обращаюсь к лотерейному аппарату мироздания
С одной из немногих оставшихся просьб.Лиши меня прошлого,
Пусть стена четвертая встанет,
Превратив мне оставшееся в тюрьму,
Чтобы смог я себя ощутить
Бурым, опаршивевшим медведем
И поднять вверх косматые лапы,
Трясти кандалами в ритме фанданго,
Смешанном с воем.Ибо лето набросилось слишком внезапно,
Чтобы зима рискнула в это поверить.