* * *
Князь Даниил только что вернулся в Галич. Несмотря на усталый вид, настроение у него было хорошее. Бояре, как ищейки, жаждали выведать, где это пропадал столько времени их князь. Невесть откуда просочился слух, что князь-де город новый строит. В лоб спросить - смелости не хватает. Слуги молчат как рыбы, какую бы деньгу им ни сулили. Все напрасно. Отшучиваются, как князь, да помалкивают. Чуть ли не месяц не видели князя, а он знай себе твердит со смехом:
- Леса дремучие, дороги длиннючие, ни конца им ни края, как от жизни до рая.
Так, не солоно хлебавши, и разошлись бояре. А день стоял пригожий. Солнце ласкает землю. Слабый ветерок принес с Днестра запах реки и едва ощутимую прохладу. И вдруг захотелось князю, как в далеком детстве, с разбегу кинуться в свинцовые воды и вынырнуть где-нибудь на середине реки.
Под удивленные взгляды домашних князь резво, будто и не было за плечами сотен верст лесистых дорог, сбежал с кручи и, сбрасывая на ходу одежду, ринулся в воду. Его нашли на берегу. Он лежал, раскинув руки, на раскаленном песке.
- Князь, а князь, - позвал его Мирослав.
Даниил открыл глаза.
- Гость к тебе знатный прибыл. С самого Риму.
Даниил приподнялся:
- С Риму? Опять по мою душу…
- Не пронюхали ли они, что ты город заложил? Может, противу будут?
- Им-то что? Моя земля, Русская, - князь запрыгал на одной ноге, натягивая портки. - Город я там заложил, чтобы в Европу обеими ногами вступать. Из наших лесов да болот, чай, не шибко видно, как мир живет. Они радоваться должны. К ним ближе буду. Торговлю наладим. Такие же кузни, как у них, строить станем. Хочу мастеровых людишек к себе пригласить: голландцев, немцев, евреев. Пусть они и у нас дела налаживают. Оружие пусть делают, кольчуги, латы. Да другую разную мелочь.
Дядька ядрено крякнул:
- Ну, хватил! Хотя… молодец! Правильно. А то косу или вилы жди, когда купчина пожалует. Да еще обдерет, как липку. Дома каменные надо.
- Будут и дома каменные, если татарня не помешает. Мы им, - он шутя погрозил пальцем на запад, - покажем! К нам поедут учиться.
Дядька рассмеялся:
- Ишь, куда твоя мыслишка кинулась. Бояре тебе могут помешать. Они на тебя давно зуб имеют.
Князь был уже одет. Выглядел свежо, помолодевши.
- Знаю. Веры у меня к ним нет после их предательства. Но свой город я им не отдам. Отстрою, и будет Холм княжим градом. От татар подальше и к Польше ближе.
Они шли не торопясь по скрипучему от сухости песку, обходя густые заросли.
- Да-а-а… - неопределенно протянул дядька. И вдруг спросил:
- Скажи, Даниил, как думаешь, татарин придет сюда?
Даниил задумался. Сорвал травинку. Сунул ее в рот. Пожевав, откусил жеваный конец.
- Не знаю, право, Мирослав, что тебе и ответить. Но боюсь, что явятся. Не будь их, я бы этого треклятого римлянина… Я знаю, чего они от меня хотят.
Дядька выжидающе посмотрел на князя. Даниил отвернулся:
- Чтобы я поменял веру.
- Да ты что? - Мирослав аж присел. - Гони ты тогда его в три шеи. Ишь чего захотели!
- И прогнал бы. Да время не то. Вот мы сейчас стоим у реки, речи разные ведем, а Батый, может быть, рать собирает. А я один как перст. От своих, русичей, помощи не дождешься. От Михаила… Да что тебе объяснять, ты лучше моего знаешь. Даже собственных бояр, и то опасаться приходится. Вот тебе и "гони". А прослышат все, что я Рим обидел, духом воспрянут. Поймут, что папа обиды не забудет. Не то венгров, не то еще кого пришлет. Может, того же самого Батыя. Руки у папы длинные. Мы ведь не утки, не уплывем. Ну что, пошли?
- Пошли, - неохотно сказал Мирослав.
Переодевшись, как и полагается, князь принял посла в гриднице. У них был долгий, поначалу настороженный разговор. Но по мере течения беседы и той душевности, которая открылась в русском князе, ледок отчуждения стал таять. Папский легат оказался удивительным человеком. Он хорошо говорил по-русски и умел слушать. На прямой вопрос Даниила, откуда он знает язык, тот, какое-то время поколебавшись, ответил, что он наполовину русский.
Даниил был крайне изумлен.
- Да, моя мать - русская. Хотя я родился под Турином. Слышал про такой город?
Даниил сознался, что нет.
- Но скажи мне, как же твоя мать попала в Турин?
- Мой отец, военный человек, принял участие в Крестовом походе в Иудею. Там, под Лахишем, он и повстречал мою мать. Она была… рабыней. Он купил ее, но вдруг полюбил. Когда возвращался в Италию, забрал с собой, а там добился для нее свободы и женился на ней.
Даниил посмотрел на легата совсем другими глазами.
- Она не сказала тебе, где ее родина?
- Она из этих мест, - тихо ответил Бенедикт. - Она из рода гурят. Жив ли сей род?
Князь покачал головой. Легат тяжело вздохнул.
- Да, грехи наши тяжкие, - промолвил римлянин и о чем-то задумался.
Его молчание нарушил Даниил:
- А все эти войны. Разбрасывают они людей по белу свету. Сколько горя приносят. Несчетное число раз приходили сюда половцы, венгры, поляки, да и свои, русские. И все грабили, жгли. Жителей угоняли в полон. Где-то, видать, осело и потомство гурят. И, может статься, одного корня люди, не зная о том, подымут рано или поздно друг на друга мечи.
До поздней ночи горели свечи в гриднице Даниила, а они все говорили и говорили. Теперь разговор вертелся вокруг татар. Бенедикт все хотел выведать у Даниила, что он думает об их нашествии. Даниил ответил, не кривя душой:
- Думаю, они придут. Правда, татары получили глубокую рану, которую нанесли им козельчане. И где-то далеко в степях сейчас залечивают ее. Но мы знаем, что, когда затягивается рана, проходит и боль. А с ней исчезают из памяти и горестные воспоминания. И человек опять берется за старое.
- Да, верно говоришь, князь, - согласился легат. - Но кто их остановит?.. Думаю, только союз князей.
На что Даниил с печалью в голосе заметил:
- Как бы еще объединить их…
Он сам увел гостя в отведенные покои. А наутро князь повез римлянина показать город. Стоя над высоким обрывом Днестра, легат задумчиво произнес:
- Может, с этого места и мой дед любовался столь прекрасным видом. А моя мать еще ребенком плескалась в сих благословенных водах…
Легат отвернулся и пришпорил коня. Въехав на обширный княжеский двор, римлянин заметил, что несколько молодых парней отчаянно рубятся на деревянных мечах друг с другом. Он усмехнулся:
- И ты готовишься к войне? - Бенедикт кивнул на сражавшихся.
- Что поделаешь. Таков мир.
Расставались они друзьями. На прощание легат сказал:
- Тебе, князь, крепко надо подумать над предложением папы. Знай, он очень старый человек. Каковы будут взгляды нового папы, трудно сказать. Но я хочу привести ему обнадеживающий ответ. Однако попрошу, чтобы события он не торопил.
- Этого я не стал бы делать, - заметил князь. - Папа может обидеться, что ты его учишь.
Легат согласился и протянул руку.
Даниил долго смотрел со стены на удаляющегося римлянина, мысленно пробегая всю встречу, и пришел к выводу, что папу он не оттолкнул, хотя и не приблизил к себе. А насчет королевства… Что ж, заманчивое предложение. Встав вровень с европейскими государствами, он только поднимет авторитет земли Русской. Да и касаемо настойчивого совета римлянина помириться с Михаилом, он готов его принять. Но как это сделать? Михаил и слышать не желает об этом. У них обоих, к сожалению, есть для того основания.
Мирослав, выслушав рассказ Даниила, восхитился умением князя располагать к себе людей.
- Молодец! - воскликнул он, хлопнув князя по плечу.
Легат, удалившись от города, бросил на него издали прощальный взгляд и, усевшись поудобнее, тоже погрузился в размышления. Он был менее доволен собой. Всегда сдержанный, он вдруг открыл здесь свою душу. Если в Риме об этом узнают, конец всем его тайным надеждам. Но, представив себе русского князя, Бенедикт подумал: "Нет, этот не из того сорта людей, которые готовы продать ближнего своего".
На душе стало легче. А в остальном, что ж… он привезет папе положительный ответ. И совесть тут у него чиста. Ему, он чувствовал, удалось склонить князя к такому решению в будущем. Даниил понимает, что, оставшись один, он не выдержит борьбы с татарами. А принятие предложения папы заставит Запад повернуться лицом к русскому княжеству. Но выдержит ли Европа нашествие варваров? Или Батый станет вторым Аттилой?..
С этими мыслями папский легат и въехал в Рим.
Глава 24
После ухода Улалы Всеславна стала поправляться, как на опаре. Малуша не могла нарадоваться, глядя на свою хозяйку. Она часто бегала на кухню, выпрашивая у девок что-нибудь повкуснее. Те давали, но с опаской: как бы не напороться на Флориху. Случай помог избавиться от этого страха. Однажды, пряча еду под одеждой, Малуша пробиралась в светелку к Всеславне и не заметила, как налетела на князя. Руки у нее задрожали, куски пирога полетели на пол. Князь, узнав, в чем дело, вспылил и повелел Флорихе отдавать отныне лучшие куски Малуше. И предупредил, что, ежели та ослушается, прикажет прилюдно пороть ее прутьями. Зная горячую руку князя, управительница скрепя сердце подчинилась. И хотя при встрече с Малушей она по-прежнему вела себя вызывающе, та уже не обращала на нее никакого внимания. Главное, что Всеславна расцветает на глазах! У княжны уже хватало сил ходить по комнате, а вскоре настал и день, когда она впервые вышла во двор.