– Ой! – вздохнула Роза. – Тошно вспоминать. Я с ним порвала еще до войны. Он оказался отпетым негодяем. Он на каждом шагу меня обманывал. И я счастлива, что его засадили сейчас в тюрьму как коллаборациониста. Еще лучше, если бы его повесили.
Роза сильно изменилась, и к худшему. Чрезмерное злоупотребление косметикой испортило ее лицо. Она постарела, опустилась и, видно, совсем не следила за своей внешностью. Выслушав Розу, Эльвира сказала:
– А я почему-то решила, что ты замужем.
Она снова обвела глазами комнату.
– Конечно, замужем. У меня даже сын есть. Не знаю только, зачем он мне нужен.
Хоть Эльвира и не проявила интереса к ее супругу, Роза рассказала, что ее муж – инженер, по фамилии Лишка, коммунист. Роман у них начался в Словакии, где она жила на квартире у своей дальней родственницы по матери.
– И ты довольна жизнью? – поинтересовалась Эльвира.
– Будь она неладна, эта жизнь! – отмахнулась Роза. – Я погрязла в семейном болоте, как муха в сметане. Он вечно торчит на работе и видит в этом весь смысл существования. Его никуда не вытянешь, а когда я попыталась выезжать одна, он начал устраивать скандалы.
– Значит, он любит тебя?
– О да! Но что толку в этой любви? У нас на счету каждая медяшка. Я не привыкла так жить. Платье – это целая проблема, не говоря уже о других заботах. А ты, я вижу, не жалуешься?
Этого только и надо было Эльвире. Нет, она не жалуется. Она обеспечена и вполне счастлива. Она ни в чем не видит отказа. Муж идет навстречу всем ее желаниям и прихотям. Он делает только то, что ей нравится.
Роза с нескрываемой завистью разглядывала Эльвиру, ее дорогое платье, прелестные брильянтовые серьги, кольца, браслет, золотые часики.
– Да, мне далеко до тебя, – грустно произнесла она. – Ты счастливица. Кто же твой муж?
– Американец… Дипломатический работник.
– О! – с восхищением воскликнула Роза. – Тогда все понятно. И хорошо, что ты не застала моего мужа дома.
– Это почему? – удивилась Эльвира.
Муж у нее человек идейный, сказала Роза. В его глазах американцы и англичане – все без исключения поджигатели войны и бизнесмены. Как начнет распространяться на эту тему, так хоть на стенку лезь.
– Но, я надеюсь, это не помешает нашей дружбе? – пустила пробный шар Эльвира.
– А плевать я на него хотела! – откровенно возмутилась Роза. – Вот уж тоска смертная – возиться с пеленками. Я ему такой скандал закачу…
В ее практическом уме уже зарождались планы – правда, пока неясные. Вспыхнула надежда снова всплыть на поверхность. Черт возьми! Дружба с Эльвирой должна ей что-то дать. Показываться на людях с такой эффектной и богатой особой, женой преуспевающего американца – уже одно это говорит о многом. Блеск Эльвиры и на нее бросит отсвет. Уже ради одного этого можно пойти на скандал с мужем и отвоевать себе хоть немного независимости. А там, смотришь, жизнь снова улыбнется ей. Новые влиятельные знакомые… рестораны… театры… Возможно, увлекательные поездки. Уж наверняка Эльвира не топчется в трамваях и не ходит пешком, как это приходится делать Розе…
– А я бы на твоем месте не обостряла отношений с мужем, – сказала Эльвира. – Зачем?
– Что же мне, Богу на него молиться? Мужчины такой народ: дай ему палец, он всю руку откусит. Женщины дуры. Я сама его избаловала. Первое время он ловил каждое мое слово.
– Все же я советую быть осторожной, – продолжала Эльвира. – Если он так враждебно настроен против американцев, не нужно ему их навязывать. Можешь сказать, что у меня нет мужа. Он погиб. Ты понимаешь меня?
Роза смотрела на гостью широко раскрытыми глазами, в которых были и удивление и восторг. Эльвира продолжала:
– Я живу с братом… Чешским языком я и муж владеем безукоризненно и легко сойдем за ваших земляков. Разве твой муж станет докапываться, какой мы национальности? Зачем это ему? Итак, запомни: у меня нет мужа, я живу с братом.
– Ты права, – с восторгом согласилась Роза. – Мы проведем его, как дурачка.
Поболтав еще немного, подруги расстались. Эльвира пообещала Розе, что при первом же удобном случае заедет за ней и покажет свою квартиру.
Растроганная и умиленная, Роза расцеловала подругу.
Эльвира вышла на подъезд. Досадливо поморщилась: Прэн не точен. Именно в эту минуту он должен был проехать на машине мимо подъезда и взять ее с собой. Машины не было.
Эльвира посмотрела на часики. Что до нее, она точна, как хронометр. Делать нечего, Эльвира пошла пешком, в душе раздраженно ругая Прэна.
2
А в это время Прэн в противоположном конце города высаживал из машины Нерича.
– Итак, вы можете теперь успокоиться. Всякая опасность миновала, – говорил он. – Надеюсь, вы убедились, как важно своевременно принять меры. На досуге прочитайте это письмецо и уничтожьте его. А теперь выходите, я тороплюсь.
Дома Нерич, не снимая пальто и шляпы, бросился к окну и стал читать:
"Товарищи! Врач Нерич, по имени, кажется, Милаш, работающий в амбулатории того же завода, где работаю и я, заслуживает вашего пристального внимания. Мне кажется, я не ошибаюсь (мне трудно ошибиться), что он не тот, за кого себя выдает. Я узнал Нерича – офицера югославской королевской службы – при тяжелых для меня обстоятельствах, когда, будучи командиром роты партизанского отряда, попал в руки бандита Михайловича. Нерич состоял при штабе Михайловича представителем короля Петра и принимал личное участие в терроре, который проводил Михайлович. Этот террор я испытал на собственной шкуре. В числе других Нерич дважды допрашивал меня и пытался "выбить" из меня нужные для врага показания. Странное стечение обстоятельств: от увечий, которые мне нанесли бандиты, и в том числе Нерич, я лечусь сейчас у того же Нерича. Я могу лично рассказать все обстоятельства, назвать даты, фамилии уцелевших товарищей…"
На этом письмо обрывалось.
Нерич почувствовал, что ему стало жарко. Он быстро сбросил с себя пальто, шляпу, прочел письмо еще раз от буквы до буквы, потом зажег спичку и сжег письмо дотла. Пепел растер в руке и выбросил в цветочный горшок.
Глава тринадцатая
1
Вместительный "Паккард", обогнув несколько улиц и переулков, остановился в самом центре Праги. Из машины вышла Эльвира.
– Пусть же, кого мучит любопытство, выбирают теперь: нами ли нужно интересоваться или ею! – хохотнул Прэн и тронул машину.
В другой части города из машины вышел Сойер. Было полное впечатление, что в "Паккарде" теперь остался только один человек, сидящий за рулем, – Прэн.
Он долго вертел баранкой, зорко следя за улицей через заднее стекло и в зеркало. Наконец нажал на тормозную педаль.
– Сходите! – скомандовал Прэн пассажиру, не видному для посторонних глаз.
С пола машины поднялся Обермейер, руками огладил пальто и торопливо вышел из машины.
"Паккард" тотчас же тронулся.
Обермейер прошел несколько шагов, поднялся в парадный подъезд и надавил на кнопку звонка.
Увидев перед собой священника в черном драповом пальто с бархатным воротником и в темной длиннополой шляпе, горничная почтительно поклонилась.
– Доложите вашему хозяину, что я приехал к нему с письмом от архиепископа Берана, – сказал Обермейер и, пользуясь тем уважением, которое давал ему сан, легонько отстранил девушку и прошел в вестибюль.
Горничная, не сказав ни слова, исчезла. Через минуту она снова появилась и попросила посетителя следовать за нею.
– Пан Крайна сейчас выйдет, – сказала она. – Будьте любезны сесть.
Обермейер окинул взором кабинет Крайны. Здесь все было строго. На стене портреты двух президентов: покойного Масарика и ныне здравствующего Бенеша; на столе большая схема, вычерченная на листе ватманской бумаги; бросались в глаза стальные автоматические наручники немецкого происхождения, висящие на дверной скобе.
Появился Крайна. Обермейер поклонился и снял пенсне. Крайна внимательно всмотрелся в посетителя. Его лицо внезапно побледнело. Рот раскрылся. Он учащенно дышал. Это был испуг? Нет, можно было сказать без ошибки, что Крайна охвачен яростью.
Посетитель проговорил вкрадчивым голосом:
– Честь имею представиться: штурмбаннфюрер Мориц Обермейер.
Крайна молчал, шумно дыша. Так продолжалось несколько мгновений. Наконец, подавив вспышку ярости, он сказал с глухим раздражением:
– Что это за маскарад?
Обермейер не счел нужным ответить на вопрос хозяина. Он задал свой:
– Может быть, следуя элементарной вежливости, вы пригласите меня сесть?
– Не вижу в этом необходимости, – с негодованием ответил Крайна. – Не лучше ли вам покинуть мою квартиру?
– Вы находите, что это будет лучше? – язвительно спросил Обермейер. – Лично я придерживаюсь иного мнения.
Глаза хозяина горели, как угли. Вспыльчивый по натуре, озлобленный и грубый, Крайна был способен взрываться по всякому поводу, а часто и без повода.
– Уходите! – повысил он голос, подошел к столу и взялся рукой за телефонную трубку. – Уходите! Иначе я…
Обермейер рассмеялся, показав свои лошадиные зубы и мертвенно бледные десны.
– Звоните, звоните… Что же вы медлите? Не решаетесь? Вероятно, это не так просто. Что? Я буду очень рад объясниться в вашем присутствии с представителями Корпуса национальной безопасности. – Гестаповец захохотал. – Я отлично изучил вас, Крайна. Вы никогда не шли на обострение ситуаций. Не так ли?