* * *
Много лет минуло, но, говорят, в Гаване,
в кабаках портовых видят иногда
пожилую пару – он всегда с айфоном,
а у его подруги взгляд, как моря синь.
Пэкшотный художник
– Тут вот, братец, какая линия: приказчик мой напутал и заявил один пэкшот, а их надо три.
Холопы переглянулись.
– Ну что ж, барин, не печалься, сделаем три.
– А успеете? А то вечно мне врете сроки! – и, вспомнив что-то, барин побагровел.
– Что ж, Бог даст, успеем.
Барин снова стал нормального цвета, кивнул и тронул поводья.
Холопы спешно перешептались, и старый клокастый дизайнер потянул за стремя:
– Смету вашему сиятельству мы сегодня пересчитаем.
– Смета утверждена, голубчик. Ступай работать.
– Вашество, в старой смете один пэкшот, а ты теперь хочешь три!
– Смета утверждена, – повторил граф твердо.
Дизайнеры все поняли и дружно заканючили:
– Барин, заставь вечно Бога молить! На три пэкшота и материала пойдет втрое! У меня детки малые, изба худая! Мне б хоть расходы отбить, а?.. Хоть алтын накинь – себе в убыток сработаю!
– Что хочет от тебя этот грязный человек, Адольф? – спросил на прекрасном ломаном английском молодой спутник графа.
– Он хочет моих денег, как всегда, мой френд.
– Большое дело! Ударь его плеткой, и поехали на охоту прямо сейчас!
– Вы просто читаете мои мысли, Алекс! – граф продемонстрировал юному другу, каких выдающихся результатов достигла румынская стоматология, щелкнул хлыстиком, сытые лошади взвились, дизайнеры попадали в канаву, а мелкий дождь, которого никто не замечал, все покрывал и покрывал колкую стерню серым блестящим лаком.
– Вот, Авдотья. Сука ты. Тварь.
– Ага, вы как нарежетесь, так все я сука.
– Не спорь. Дело твое темное. Ума у тебя – ну как… ну как… у энтова…
– Э-эх! Это вы, Пантелей Иваныч, весь ум пропили! Небось, как всегда, раздраконили вам задницу ваши господа-клиенты, вот вы с горя бельмы-то и заливаете! Что, не так?!
Дизайнер Пантелей горько сморщил лицо, белесые слезинки закапали на стол, где, не стесняясь людей, большой черный таракан деловито ел из плошки квашеную капусту.
– Где это вы, граф, взяли таких хороших пэкшотов? С виду турецкие!
Польщенный граф вынул ароматный чубук из нежного рта и кашлянул, поправляя голос.
– Нет-с, генерал, поверите ли, это мои мужички, из Макинтошевки, братья… как бишь их… ну не важно. Так вот, местные мужички из лыка плетут.
– И дорого берут?
– По пяти копеек за секунду.
– Ого! Дорого!
– Дорого, да только я не плачу.
– Позвольте, это как же-с?
– А так. Придет ко мне мужик деньги клянчить, а я ему: нету настроения с тобой говорить! Пошел вон! – и в шею его со двора. Так и не плачу…
– Хм. А не пожгут вас мужички?
– Да ну, пустое…
Генерал удивленно покачал головой, а молодой граф поднатужился и выпустил в лепной потолок плотное кольцо табачного дыму. После чего гостям был предложен лафит.
– И еще, государь.
– Да?
– Бунт, государь.
– Так-так?
– В Тобольской губернии, ваше величество, холопы-дизайнеры согнули две березы, к одной привязали своего барина, а к другой его гениталии. Потом березы отпустили. Называют сие "оккупай березу".
– Вот шельмы! О-хо-хо! (император сдержанно хохотнул). Чем же они недовольны?
– Барин-де задолжал им за пэкшоты.
– И много ль?
– Сорок рублев с копейками.
– О-хо-хо! Значит так: барина – в Сибирь, холопов-шельм – на кол, деньги – в казну.
– Слушаю, ваше величество… – канцлер отметил золотым карандашом и перевернул лист. – Из заморских новостей: в государствах Америки поговаривают о выходе нового ай-патефона…
– Ох, батюшка, Пантелей Иваныч!
– А?.. Это ты?..
– Батюшка, Пантелей Иваныч! Я вам покушать принесла… Вы тут уже неделю без горячего!
– Нельзя мне, Авдотья, покушать. Жопа-то колом занята – покушаю и лопну…
Крестьянка закрылась передником и некоторое время молча трясла плечами перед торчащим посреди двора мужем. Потом выпрямилась, протерла лицо кулаком.
– Из Маркетово приходили, Пантелей Иваныч. Христом Богом просят сделать им к Покрову пэкшот по типу польского. Я и аванс с них взяла. Сделаете? Руки то у вас вроде не заняты?
Дизайнер покрутился на своем колу, вздохнул и пожал плечами:
– К Покрову-то? Да чё… Можно…
* * *
Дизайнер Пантелей проживет на колу еще 26 лет, и сделает около 5000 пэкшотов, некоторые из которых и сейчас можно встретить в экспозициях областных музеев народных промыслов Тюмени.
Граф Адольф умрет на пересыльном этапе Иркутск – Кукома от холода и тоски.
Последними его словами будут: "Вот тебе, Алекс, и три пэкшота…".
Государь император за время своего правления соберет всю линейку ай-патефонов, однако особой народной любви ему это так и не принесет.
Почему мы уверены в качестве наших роликов
Сначала мы смотрим ролик со звуком с начала до конца.
Очень внимательно, не моргая.
Потом мы смотрим его в обратной промотке – тоже несколько раз.
Я знаю, что в некоторых компаниях ролики распечатывают по кадрам на цветном принтере и развешивают по офису – вместо этого мы смотри его на 3Д-кинопроекторе 16К по кадрам.
Используя такую технику, мы можем засечь на общем плане отражение в зрачке актера массовки – вдруг там промелькнет проезжающий за кадром автомобиль, в салоне которого сидит кот в шапочке цвета конкурирующего бренда!
Потом мы идем в соседнюю хрущевку и обходим все квартиры, куда нас пускают, смотрим ролик на непрофессиональных телевизорах. Особенно мы стремимся попасть в квартиры № 17 (телек настроен почти как ноутбук клиента А), и № 36 (телек настроен почти как плазма клиента Б). Все чаще нам приходится применять силу.
Дальше начинается самое интересное.
Исключив технические недочеты, мы погружаемся в поиск нежелательных ассоциативных образов.
Например: тень занавески, преломляясь в бутылке на пэкшоте, создает профиль Гитлера, играющего на мандолине, или в складках полотенца можно заметить красного человечка с ведром на голове.
Для новичка это звучит необычно, но когда занимаешься этим постоянно, набиваешь руку и уже знаешь, куда смотреть.
Мы не пропускаем ничего.
Узоры листьев, летящие облака, языки пламени, пар и дым, тени, лужи на асфальте, разводы муара…
Один раз мы заметили, что в брызгах из-под брендованной шины проступает образ Девы Марии, и движение ее губ совпадает с озвучкой: "…блаженны полноприводные…", а другой раз мы ясно видели Стаса Михайлова, который замешивался в детский йогурт.
Мы смотрим снова и снова.
Ягоды сыпятся из корзинки в морс и на лету образуют слово fatum.
Женщина трет раковину, разводы порошка напоминают всадников-сипахов, проносящихся мимо стен осажденного Константинополя, в тот момент, когда пороховой дым окутал шатер Мехмеда-II Завоевателя, а тот в тревоге вскидывает платок, чтоб ему подвели коня.
Молодой человек пришел в банк – женщина за стойкой похожа на перевернутый пенис.
Поезд везет пиво.
Девушка с беличьими ушами ест пахлаву.
На пустой сцене лежит гитара, пивные пробки дергают ее за струны.
Слон испражняется конфетами, они скачут по ступеням, становясь все больше и больше, сбивают щит, на котором огромный спящий ребенок тянет пухлую ручку к USB-разъему. Мелкий текст лигала складывается в замысловатый узор, который мы уже не способны идентифицировать.
А что не можем мы – не может никто.
Тогда мы берем пальто и выходим, не выключая свет.