– Я! – моя соседка вновь подмигнула мне и весело двинулась вперед к заветной бронированной калитке. – Я пришла за сутки, ночку постояла, и вот я первая!
Очередь пододвинулась на шаг и замерла.
Прошел час.
Крохотный часовой на вышке от нечего делать разглядывал нас в оптический прицел. Воробьи возились в луже.
Наконец, калитка дрогнула и моя соседка скорбно протиснулась обратно с мятыми листами в руке.
– Расходимся. Заявление на подготовительные курсы теперь надо подавать выгравированными на вольфрамовой пластине.
– Зачем?!
– На случай войны. Чтоб не сгорели в огне американских ракет. Последнее требование министерства.
Площадь опустела. Народ понуро разошелся искать вольфрамовые листы и гравировщиков.
Моя пенсионерка впервые за сутки сняла рюкзак, сбросила его в пыль и с трудом разогнулась. Олимпийский мишка-80 устало выпучил глаза.
– Как же я их ненавижу!
– Кого?
– Американцев! Без их гребаных ракет уже записались бы, а так…
Мы помолчали.
– Ну, ничего, – минута растерянности прошла, пенсионерка снова подняла рюкзак и улыбнулась. – Знаешь, где вольфрам достать? Нет? Пойдем со мной, мой Коля до перестройки в космическом ящике работал, у них там вся таблица Менделеева была, наверняка, если вокруг бывшей проходной поискать, кто-нибудь торгует!
Я взвалил сумку с документами на спину, и мы отправились искать вольфрам.
Дождь (рекламный ролик)
Мужчина ставит в багажник огромный чемодан с ремнями и пряжками. Это не настоящий чемодан, это реквизит для циркового номера с распиливанием женщины. Мужчина – фокусник.
Он закрывает багажник, обходит машину, садится за руль.
Оказывается, что в пассажирском кресле сидит незнакомая женщина.
– Простите, я очень замерзла и села к вам без спроса. Ничего?
– Пожалуйста. – Смущенный фокусник принимается крутить рычажки управления обогревом салона.
Вы собирались ехать? Я вас не задержу. Еще буквально несколько секунд – и я выйду. Как вас зовут?
– Сергеем, – рассеяно проговорил Фокусник. – И я не тороплюсь.
– Очень хорошо, Сергей. Я – Марина. Положите мне руки на грудь. Вам ведь это не трудно?
– Да нет, пожалуйста…
– Сожмите покрепче. Вот так… Вы не женаты?
– Нет. А вы?
– Я тоже не жената, – весело ответила Марина. Сергей смутился, но продолжил массировать. Некоторое время они молчали.
– Помогите мне снять платье.
Сергей отнял руки от Марининой груди – на ткани остались пятна от его вспотевших ладоней. Женщина повернулась, насколько это позволял тесный салон.
– Ну?
– Молнию заклинило… Сейчас… – Сергей открыл бардачок, достал складные пассатижи. Лезвием маленького ножа он торопливо вспорол шелковую ткань, стараясь не задеть зеленоватую нежную кожу. Платье сползло на сиденье. Подумав минуту, Сергей тоже стащил брюки, трусы, рубашку.
Марина уселась на Сергея верхом. За окном стал накрапывать дождь. Малолюдная улица совсем опустела.
– А я фокусником работаю, – вдруг сказал Сергей. – Хотите, я вам фокус покажу?
– Обожаю фокусы!
– Будет немножко больно, ничего?
Сергей голышом сбегал к багажнику, и скоро вернулся с чемоданом и столярной пилой.
– Полезайте в чемодан.
Марина улыбнулась, вышла из машины и легла на спину, гибко согнувшись вдвое. В чемодане пахло пылью и цирком. Сергей закрыл крышку, и Марина почувствовала, как он затянул ремни.
Сергей поставил чемодан вертикально и принялся пилить.
Дождь пошел сильней. Капли стучали по лакированной поверхности машины, по коже старого чемодана, по голой спине Сергея. Асфальт заблестел, на лужах поплыли пузыри. Босые ноги Сергея стали грязными, сквозь шум дождя он почти не слышал, как в чемодане под пилой заходится Марина. Трава, на которой стоял чемодан, вся пропиталась кровью. "Разверзлись хляби небесные…" – думал фокусник.
Наконец, чемодан распался надвое. Бросив пилу, Сергей разогнулся, тяжело выдыхая пар, постоял немного под дождем. Потом пошлепал по лужам в машину. Сел за руль (стекла совсем запотели).
Через несколько минут открылась дверь. Марина плюхнулась на сиденье. Губы ее дрожали.
– Отвезти вас куда-нибудь?
В ответ она зарыдала, тяжело придавив мокрой головой грудь Сергея.
– Ну все… ну все… – Сергей тихонько гладил Марину по спине. – Все в порядке, и платье твое тоже цело – это фокус такой. Фокус.
Пэкшот: Форд фокус. Цена от 499 000 рублей.
Пэйофф: Дождь все идет. Мимо машины Сергея проходит бездомная поливалка.
Гусь
Дверь палаты открывается, и маленькие ножки делают неуверенный шаг.
– Здравствуй, папочка.
– О какие люди! Привет!
Девочка уже почти не боится высохшего желтого человека. Маленькая ручка стаскивает беретик.
– Ой, а зачем так коротко постриглась?
– Тебе не нравится?
– Да нет, нравится, просто неожиданно…
– Я хочу быть, как ты.
Больной смущен. Маленькие ножки делают пару шагов вперед. Желтая рука трогает стриженую макушку. Девочка нажимает кнопку и делает койку пониже.
– Как ты себя чувствуешь, папа?
– Ты знаешь, прекрасно.
Девочка не верит. Нужна независимая оценка:
– Гусь, как папа себя чувствует?
Больной складывает кисть руки щепотью – получается гусиная голова. Гусь отвечает:
– Как-как? Здоров как бык! И вообще, не отвлекай меня по мелочам, я пеку сырники!
– Сырники?
Девочка смеется. Некоторое время они болтают, но держать руку тяжело. Гусь волей-неволей ложится на койку:
– По правде сказать, я очень устал.
В желтую гусиную шею вставлена игла.
Девочка прижимается к Гусю и что-то долго шепчет.
Больной не слышит, время от времени "кивает" гусиной головой.
– Гусь, скажи мне правду!
– Правда бывает тяжела.
– Папа умрет?
– Да.
– А ты? Что будет с тобой?
– О, со мной все будет прекрасно! Я поднимусь в небо и полечу далеко-далеко… Честно говоря, я засиделся с вами на земле, пора мне хорошенько размять крылья! Я слетаю в Африку, повидаю друзей…
– А когда ты вернешься?
– Не знаю. Не скоро. И знаешь что?
– Что?
– Наверное, когда я вернусь, мы не будем больше разговаривать вот так. Все-таки я гусь, птица вольная… Но я буду видеть тебя с неба, следить, как ты растешь, иногда махать тебе крылом… И знаешь что?
– Что?
Крупные слезинки падают гусю на голову, поэтому говорить ему становится все трудней.
– Я оставлю тебе своего Гусенка. Сложи руку так… Вот. Он будет с тобой, когда я улечу… Заботься о нем, и если тебе станет грустно, он тебя утешит. Скажи, тебе нравится Гусенок?
– Да…
– Прости, я не слышу…
– Да!
– Хорошо… Ну все… Ну все… Ступайте… Папа устал…
– До свиданья, папочка.
– Прощай, мой ангел…
– Пока, Гусь.
– Пока… Гусенок… Пока, мой милый…
Девочка с Гусенком выходят из палаты и закрывают за собой дверь.
Ангезия
– Вот кто обожал герметики, так это мсье Котлет! Ах, что это был за сантехник!
Хороший герметик он ставил выше анжуйского вина!
Вставив тубус в пистолет и хлопая широкой ладонью по пластиковому боку трубки, он, бывало, спрашивал меня: "Знаете ли вы, мадам Сен-Клу, какова ангезия этого мерзавца?" – "Какова же" – улыбалась я, отрываясь от вязания кошельков в цветах республики. – "Его ангезия бесподобна!"
Смонтировав унитаз, мсье Котлет припадал на одно колено и целовал фарфоровый обод – такова была его привычка. В шуме спускаемой воды ему слышались стихи Ламартина.
"Тот – тихоня, тот – задира, но тот, что я ставил давеча мсье де Гонкуру, о, это Бонапарт среди унитазов! Я держал в руках мельхиоровую цепочку его бачка, и мне казалось, что я возница, удерживающий бразды колесницы с вершины Триумфальной арки!" – говорил он мне, обгладывая ножку холодного цыпленка.
Мсье Котлет даже хотел упомянуть одного из своих "фарфоровых крестников" в завещании, но наш нотариус, мсье Пандус, разорался так, что шея покраснела. Видный был мужчина, но горячий нрав сгубил его, той же осенью он умер от апоплексического удара – упокой, Господи, его душу!
Мадам Сен-Клу подняла очки и промокнула глаза.
– На опрессовку мсье Котлет всегда являлся в синем шерстяном сюртуке с веточкой чеснока в петлице. А вот детей у него не было. Вентили и фланцы слишком долго занимали его воображение, и когда он впервые подумал о наследниках, собственный фланец сыграл с ним дурную шутку.
Впрочем, мсье Котлет пережил эту новость мужественно и философски, как и положено французу.
"Сапожник без сапог", – сказал он кузнецу Жаку, который осматривал его при свете паяльной лампы. Жак кое-что смыслил в урологии и брал за прием дешевле, чем доктор Штольц. Бедняга Жак! Не прошло и месяца, как он насмерть подавился пробкой от вина, когда зубами открывал бутылку рейнского.
Вдова потянула нитку – синий, белый и красный клубки запрыгали в корзинке.
– Я приступаю к рассказу о главном дне в жизни мсье Котлета.
Однажды ночью, в сильную грозу, в дверь забарабанили. За окошком плясали факелы, громко ржали кони солдат национальной гвардии.
– Здесь живет Пьер Котлет, сантехник?
– Да, это я.