Леонид Советников - Как весть о том... стр 6.

Анатолий Голушко "В осеннем лесу". Масло, холст, 40 х 60, 2013.

В осеннем лесу

Блуждать, сырому предаваясь дню,
И вдруг найтись в нерукотворном храме:
Уверовать в сиянье меж стволами
Средь истин, обречённых на корню.

Пусть сеть ветвей – что трещин мёртвый лес,
Пусть облетает золото окладов…
Легко вдыхать сей ладан древних ядов
И не винить за тяжесть свод небес.

Как мало надо! Проблеска в ответ,
Молитвы ветра над обмытым прахом,
Чтоб ощутить с признанием и страхом,
Что нет ветвей и увяданья нет.

"Под небом севера безмерная нирвана…"

Под небом севера безмерная нирвана,
Равнина серая, как ты обетованна
Просветам осени, сквозящим перелескам,
Где редкой просини давно общаться не с кем,
Где веткой бросили угоду теням веским.

Как чистый вздох,
Как просветлённый взгляд верны
Глубинам памяти, печалям глубины!
Но нет и в той, последней ясности, отдушин,
И дождь, шипя, живёт твоим костром потухшим.

Шелест

Дышим разлукой, бродим по роще,
Шелест в прозрачной грусти полощем,
Будто не листья – мы покидаем
Небо с зарёю, Китеж с Китаем.

Слышится шелест в призрачном мире:
Пушкин – о чести, честь – о мундире;
Гамлет – о мести, месть – о Лаэрте…
Тонущий шелест жизни и смерти.

"Устал и жить… а всё живёшь…"

Устал и жить… а всё живёшь,
Как будто длишь какой-то праздник.
И листьев золотая дрожь
Медлительностью сердце дразнит.

Объяты мысли и трава
Глухой эпохой обветшанья,
Где все красивые слова -
Людской сумбур, приём шуршанья.

Дрожит и лист, и человек -
А что ты, одинокий, можешь?
Молчишь. И поджидаешь снег,
И сердце вымыслом тревожишь.

"Холодная родина. Слабый парок…"

Холодная родина. Слабый парок
Дыханья на хмуром стекле.
Двух струн напряжённых ведущий чирок
Исторгнул прощанье земле.

А я остаюсь – на погибель? на жизнь? -
Написано здесь на роду
Стихами встречать, как рядами дружин,
Листвы золотую орду.

Пусть небо моё дважды перекрестил
Крест рамы в осаде ветров -
Родное! – почти уместилось в горсти,
Как самый большой из даров.

"Летят, как листья по ветру, года…"

Летят, как листья по́ ветру, года,
Чтоб на дорогах памяти улечься.
И ты из ниоткуда в никуда
Бредёшь, не в силах забытьём увлечься,

Остановить и ветер, и листву -
Весь этот сброд, хаос противоречий,
Где всякий мнит: я в памяти живу!
Где мнишь и сам: хотя бы в русской речи…

Но что сказать сквозь бронзовый налёт
Глухой травы – наследья родового?
Когда не ссылка и не гибель ждёт,
А равнодушье до потери слова.

"И ветер стих, и день поблёк…"

И ветер стих, и день поблёк.
Деревьев нищи изваянья.
А лучший мир – он так далёк,
Так призрачны его сиянья,

Что передать не в силах слог -
Косноязычья грозный атом.
И на листву, как на ожог,
Снег налипает мокрой ватой.

А жизнь ругающий – Иов,
Старик, что сам себе бормочет.
Дай бог ему приветных слов
И неба чистых оболочин.

"Земное долголетье – от земли…"

Земное долголетье – от земли,
От неба в нас – ко времени презренье.
Поля пусты, деревья на мели -
Знакомое душе тихотворенье.

За осени кострами – чистота
И холод, будто не закрыта вьюшка
Небесная. И виден край скита
В заиндевелых замерших опушках.

Взгляд покорён суровой простотой
Земли, где даже спящий куст врачует
Слепую душу, и слепая чует
Блаженства в небе отблеск золотой.

"А холод осенний бывает – что клад…"

А холод осенний бывает – что клад
Для бедного сердца, в котором горят

Полоски надежды, обрывки игры
И прочие блёстки земной мишуры.

На пепле желаний, на шелесте чувств
Ты озимь сомнений посеял, ты пуст

И ведаешь то, что дано старикам:
Мечтая о жатве, готовься к снегам;

Надеясь на радость, тоску пожалей -
Ведь скоро не будет и пасмурных дней.

"И да, и нет – сквозь тьму и свет…"

И да, и нет – сквозь тьму и свет,
И замерзая, и сгорая,
Душа летит… и ей претит
Возможность ада или рая.

И в неслиянности ни с чем
Она завидует снежинке,
Что гибнет на твоём плече
В неизъяснимо-нежной дымке.

"Клянёт ли бедность пешеход Евгений…"

Клянёт ли бедность пешеход Евгений,
А дни идут ни шатко и ни валко;
Осмысленней их жалких откровений
Стилистика – у ночи приживалка.

Не надобно проявленности лучшей,
Куда отрадней без стыда и горя
Спокойно думать о душе заблудшей,
Не прозревая низостей изгоя.

Но вот манера, вот ведь незадача -
Легко ль прожить, живя не по уму,
Жалея сытых, ничего не знача…
А дни идут, не жаль их никому.

Полыньи

Полынное небо. И горечь сомнений.
И сырость – призванье галош.
Под небом угрюмым каких дуновений,
Какой осиянности ждёшь?

Когда и светлы-то (глядишь и не веришь)
Лишь две полыньи над тобой.
Плыви хоть за Трубеж, лети хоть за Велиж -
Повсюду их свет голубой.

Вот эта – нежнее, а эта – милее
В такой богознайной глуши,
Где связано всё, даже бог в мавзолее -
Одна из традиций души.

Церквушка с погостом, истёрханный скверик.
А небо темней и темней,
И лучше не думать, бездумней – поверить
Хотя б торжеству полыней.

"Не слышно время, но часы идут…"

Часовой? стрелок? охотник?

Часовая стрелка ходит.

Не слышно время, но часы идут -
То с будущим, то с прошлым не в ладу.
Неточны ль стрелки, тетива пружин
Ослабла ль в них, но я всё время – жив.
И ритуал подглядок и подкруток
Не ради лишних выглядит минуток,
Ведь с настоящим не в ладу и я
И слышу время, без часов скитаясь.

Язык скитаний – вежливый китаец,
Влюблённый в безупречность бытия,
Как погребённый дневниковый почерк -
В матрёшку яви: день, денёк, денёчек;
В наивность, облетевшую слова,
В то, без чего – грустить осиротело
И века холодеющее тело
Не отогреть попыткой мастерства.

"Мне во сне явился облик милый…"

Среди миров, в мерцании светил…

И. А.

Маши́ах

Мне во сне явился облик милый,
И сияли бездны и слои
Вдохновеньем первозданной силы,
И светилось имя: Эллой.
Несся дух над водами забвенья,
Над землёй – подобием листа;
Крепла мысль, угадывались звенья
Повести – от света до креста.

(сожалея)

Но прервался сон мой – вот досада,
Никогда воочью не воспрянут
Семь цветов, семь нот, семь яблок сада…

Аласто́р

(таинственно)

А восьмое – всё соблазн и пряность…
Как любить – и не вкусить такое,
Если слов сильней, дороже смерти?

Машиах

(удивлённо)

Я искал… свободы и покоя.

Аластор

(про себя)

Знай же цену пропасти и тверди.

(снисходительно)

Бредил ты, и бред твой воплотила
Моя воля… Свод ночной возник.

Машиах

(тревожно озираясь)

Аластор, зачем нужны светила,
Разве мало света и без них?

Аластор

(увлекая в бездну)

Прикоснись – как Девы тлеет локон!

Машиах

(испуганно)

Кто она?

Аластор

(насмешливо)

По имени назвать?

(горделиво)

Ты мечтал о существе далёком,
Я – твоей мечтой… повелевать!

"Скажи, мой дух, не скучно жить на свете…."

Скажи, мой дух, не скучно жить на свете,
Тем более всего в одном столетье?
Как разглядеть воочью остров синий
И руки гончара в микенской глине -
Лиловой, допотопной, доамфорной,
Познающей огонь и воздух горна.
Не так ли, бес, ведь ты глядишь давно
Куда захочешь и когда угодно,
Так отчего амфорное вино
Тебе дороже тайны первородной?
Не олух ты, не глух, не слабовидящ,
Предпочитая буйства бычьих игрищ
И близящийся мрак Девкалионов,
Карательный для целых миллионов
Мозаик, лабиринтов, гончаров…
Не правда ли, им приговор суров,
Хоть память глины неуничтожима,
Безвестность стиля – золотая жила
Для будущих и славных мастеров?

"Усну, а и во сне не спится…"

…Тени в пламя сбегут голубое.

И. А.

Тень

(бредя по берегу с Учеником)