Мария Жиглова - Сталину стр 2.

Сталину
© Мария Жиглова, 2015 год

1. Север. Солнце тусклое, как луна.
Пей, писатель, чарочку, пей до дна.
А когда допьешь ты, то твой стол
Станет, брат, широким, как престол.
Ты не пей, дружочек мой, допьяна -
Как звенит гитарная, да, струна.
Рвет на части сердце печаль одна,
Говорит, не жить тебе век, она.

2. Игрушки все побиты
И елка набекрень.
Из этой волокиты
Бегу в хороший день.
Бильярдный кий так ловок -
Качайся, поплавок!
От киевских винтовок
Я нынче занемог.

Лети, лови, катала,
Да собирай деньжат.
Вам показалось мало?
Скупиться не хотят.
Меня забросит, детка,
На этом вираже.
Живой, как птичка в клетке,
Лишь домовой уже.

3. Шутка
Что сегодня пьешь ты?
С горя пьешь уже.
Мы с тобой, Шарапов,
На девятом этаже.

Дом горит сегодня
Третий день уже.
Мы с тобою в лифте
На девятом этаже.

Крест на церкви маковке
Сделал Фаберже.
Мы с тобою, Маша,
На девятом этаже.

Лифт опять заносит
Вкось на вираже.
Кто со мною будет
На десятом этаже?

Родину ты продал
США, верь же.
Мы с тобой застряли
На девятом этаже.

Что же мне поделать
С фильмой этой же?
Кто-то это смотрит
На девятом этаже.

Бог над нами, Маша -
Олечка уже.
Мы себя забыли
На девятом этаже.

Кто-то видит маму
В первый раз уже.
Мы с тобой, младенец,
На девятом этаже…

Сделано четыре
Книжечки уже.
Я опять застряла
На десятом этаже.

Венец

В куски
Разлетелася корона…

В.С.В.

Я не прыгну за борт,
В бурлящую воду.
Я, как ртуть и как зяблик,
Не войду в моду.

Я – как зяблик, щегол,
Ослепительно гол
Мой король, и как в зеркале
Гол дискобол

Греческо-римской
Древней эпохи.
И в этих лучах
Искупались пройдохи.
Мокрые дохи,
Собачьи меха.
Не пылит дорога -
Дорогá и легка.

А вот и прыть
Молодого поэта:
Мы не писали ль
Под прутиком это?
Были ли молоды,
Были ль игривы?
Нет, только голода
В животе переливы.

Я не поэт ли? Не знаю.
Я с краю.
Где-то родилась.
Живу. Умираю.
О, я – поэт
И бываю пророком.
Вот асфодели -
Цветы ненароком.

Я понемногу,
Я самую малость -
В Лете купаюсь
И пяткой купаюсь
Той Ахиллесовой -
В Ахероне.
Нет, недалеко
Мне до короны.
Но за корону
Светлую эту
Мне не платить ли
В осень поэта?

Саркома

Вы садитесь в черное такси.
Не торгует табаком киоск.
А саркома, как ни попроси,
Молча разъедает костный мозг.

Кажется уже, что бога нет.
Что же мне теперь еще сказать?
Милая, Гагарин из ракет
Бога видел? – А пошел летать.

Вы садитесь в черное такси,
А в киоске нету табака.
Что со мною будет, не спросив,
Пробивает час. Пока-пока.

Бьют часы двенадцать. Ночь молчит.
Нет меня уже, и мира нет.
И к тебе когда-то постучит,
Взяв перо, A.C. Кабриолет

Уезжает. Взяв перо, пишу
О болезни. Душно. Человек
У подъезда, я еще дышу:
Бесконечно лишь искусство, краток век.

Я из московского ада…

Я из московского ада,
Сижу в сибирском аду.
Накрашу губы помадой
Лиловой – другой не найду.
Я ведь в аду, однако.
Странен сибирский ад.
Да и в Москве я собакой
Выла; а кто виноват?
И на столе с лиловым
Блеском – печатный лист
Все ж перевода. Новым
Годом, скажи, родились.
Вот я петлю свивала,
Я для себя вила.
Я ведь из ада? Мало,
Мало, видать, смогла.
Я ведь из ада – разве
Я не туда иду
Под пугачевскую разность
С томиком на виду?

Подражание Блоку

Непозволительно любить
так безотрадно…
А кто любви не видел, тот простец.
И тел неласковых струится
беспощадный
Свет. Очи я потуплю наконец.

Тебя. Тебе. Я по ручью тоскую
Из жарких глаз. Ликуя и скорбя,
Мне кажется, что я тебя целую
В объятьях этих. Но, как лето без дождя,

Все бедная душа моя истерта
О труд и прах. Смотрю, дивлюсь на
Русь.
Россия, облаков крылатых стекла
В окне моем. Я, милый мой, боюсь,

Что без тебя не будет мне отрады.
Не знаю, Русь, куда ведома ты.
Ты, бедная, не ведаешь награды.
Приветствую Тебя. Твои черты,

Как в зеркале испорченном, ломая,
Я вижу в сотнях, тысячах людей.
Любовь – печать, с которой умирают.
Любовь страшнее тысячи смертей.

О, безнадежный взор твой из Эдема.
Писать стихи ты, милый, не горазд.
Не можется. Упрямая морфема,
Где ты, красавица? И рифма, верно, даст

Опять пробой. Но – сани на снегу.
Осталась я в Сибири. Не сбегу.

Хатка

Ах, какая убогая хатка,
Что в моей голове-голове.
Как живет эта девушка Натка,
Разделившая бога на две
Части? Знала, вишь ты, и демона
с богом…
Справедливости нету и нет.
Моя хатка была так убога,
Когда я появилась на свет.
Черт дери, если воет разруха,
Если нет впереди ни черта,
Ежедневно смурная старуха
Косит сено и чешет кота.
Числа, числа казенные эти -
Я сходила, наверно, с ума,
И, пока живу я на свете,
То со мною сума да тюрьма,
Или хаты? – В дворцах ведь звереют;
Обгоняют машины людей.
И смурной ветерок чуть левее
От кошмара всей жизни моей.

Под венский вальс

Комната засижена,
Мухами загажена.
Вот и рожа Ирода,
Сверху напомажена.

Рядом – мистер Воланд,
Пляшет баба Ланская.
Миша ходит с молотком,
Забивает "Венское".

Пьете пиво, государь?
Тут Арина морщится.
Слушай, тут Сашко-кобзарь.
Пушкин ли? Топорщится

Наш редактор тут и там.
Черти едут по судам.
И сидит Алешка,
Что с фальшивой трешкой.

Нет, поэмкам нет конца,
Самосаду – тоже.
И бесовка без конца
Пьет вино с Сережей.

Мне ведь скоро суждено
Из Москвы уехать -
Все равно? Сибирь давно,
Сильно чешешь репу.

Прелесть. Бог, а вот порог.
Баба с пирогами.
Если б йог да выпить мог,
Русь была б с врагами

На главе и на Москве.
Едет с храпом витязь
К Лукоморью. Сто за две?
Год за два, и выжить.

Вот Высоцкий кинул в стих
Две блатные рифмы:
Что ж ты, милый, мя скрутил?
Fin de siècle. И мирты.

Держава гнева
(стихи в военный альбом)

Избавь от этих влажных глаз,
Жемчужных слез не лей.
– А сердце твердо, как алмаз.
– Струятся из очей

Заплаканных, как хрустали
Все в каплях от вина,
Твои простые слезы. – Пли! -
И началась война.

Ушли на фронт, и в тыл пошли
С усатым стариком
Все революцьонные земли,
В эваквагоны. Дом -
Театр приехал в Новосиб
Из Ленинграда – вот.
Мою прабабку пригласил
Приехать "Скороход".

Журнал – и тот в Новосибирск.
Но с "Черной кошкой" – пли!
И умерли. И умер лишь
Народ всея земли.

Гестапо, лагерь и "наказ"
От Сталина потом.
И новой партии указ -
Считать тебя жидом.

В прекрасноденный майский день
Писали, как во сне,
Что орденских колодок тень
Мы отдали войне -

Тебе, война. И комиссар,
Как Блюмкин, говорит:
Тебе, гражданка, прописал
Пять лет – и срок открыт.

Уже был год 53.
И вновь – 10-й год.
И мельник нам сказал "Пошли!",
И ангел воду льет.

Петр

Струился дождь – как видим, ледяной,
Что Данту в шиворот попал во аде.
Мы знаем, что закончится весной
Строительство адов в громаде

Всемирной. Уж ли – грянет
Страшный Суд,
Тогда дома разрушатся с печалью,
И дети вновь друг друга не поймут,
Идя с отцами под венец венчальный.

И ты громадой ада станешь, Русь,
И заговорщик выйдет из злодея.
Царь Петр новый, ты с Алешкою
не трусь,
И строй в лесах, о жизнях не радея,

Свой Петергоф. Светило из светил,
Отец науки, Мишка Ломоносов,
Себя сегодня Музам посвятил
Среди афинских "памятей" безносых.

Твоя планета, Русь, к тебе пришла.
И строит Петр, о жизнях не радея,
И все ж Екатерина не смогла
Уйти домой от царского лакея.

Мой Петр, надень сюртук,
скажи "пойдем"
И со змеею этой Фальконета
Крести свой город молодым трудом
И горб на плечи надевай за это.

Крепи стропила. Город так хорош,
Что и с Венецией венчаться может.
И памятник стоит в осенний дождь,
И на главе его – три голубя. Прохожий

Уж Пушкина про "Памятник" твердит.
Неясно мне цыганка погадала,
Но жаловаться совесть не велит -
И Петр поныне сходит с пьедестала.

Осень

Я живу на бульваре осени.
Осени меня, осени…
На бульваре срубленной просеки
Как копеечка, дар звенит,
Нерастраченный, даром данный,
Как копеечка – все дела.
И иду я Москвой раздолбáнной
Там, где раньше Россия была.