Во-вторых, присмотримся внимательней к значению ребёнка для взрослой среды. Всякий инфант всегда enfant terrible. Всякий ребёнок – это провокатор ("желторотая машина" провоцирует). Фигура провокатора вообще оказывается недодуманной в социальной философии, хотя она очень важна. Взять, например, Евно Азефа как "хрестоматийного" провокатора или Иуду, который по сути своей тоже есть фундаментальный провокатор бытия. Ребёнок провоцирует мир взрослых, испытывает его. Можно рассматривать это провоцирование с позиций моралиста, но я бы отметил и положительное его начало: чтобы мир взрослых не застаивался, его надо всё время провоцировать. Вот описанная выше дуэль между маленьким Давидиком и всемирно известным поэтом Иваном Ждановым – это ведь испытание поэта. Я вовсе не уверен, что "Голиаф" Иван Жданов намного сильнее этого Давидика. Известная картина И. Е. Репина, иллюстрирующая данный архетип: на лицейском экзамене 8 января 1815 г. молодой Пушкин читает перед Г.Р. Державиным свои стихи. Вот вам и архетип Давидика! Тем более, если присмотреться, в этом произведении русского художника есть и ирония, и даже сарказм в духе А. К. Секацкого. Таким образом, я бы несколько ограничил как фобию по отношению к ребенку, так и фобию по отношению к его маме, которая чувствует себя трагически не состоявшейся. По поводу данной ситуации скорее нужно не плакать и не смеяться, а попытаться понять, что вот это стремление привлечь к себе внимание (я вот тоже хочу сейчас высказать свою мысль в этой аудитории и привлечь к себе внимание) – это естественное желание всякого человека. Это стремление к самореализации, и мы должны смотреть на него, может быть, с грустной, но улыбкой.
Вундеркинды присутствуют и у нас на философском факультете – есть ведь зачётные книжки без четвёрок. Это своего рода томление по чуду – Wunder Kind. Это томление по чуду взрослых требует встречной отваги, дерзости со стороны ребёнка. В рассказанной истории ведь какова потрясающая молодая мама! Вряд ли ей было легко пробраться в это философско-поэтическое собрание. Не то чтобы она хотела осчастливить поэтов, она хотела заявить о себе (ну и заодно, может быть, немножко и "осчастливить" их, открыв им подлинное чудо поэзии). И это ей удалось – ведь, возможно, Иван Жданов почувствовал, что время его уходит, что на смену ему идёт Давидик, как это написано у А. С. Пушкина: "Мне время тлеть, тебе цвести". А в целом Александр Куприянович тематизировал не только проблематичность, но и трагичность хорошего отношения к ребёнку.
А. С.: Мне хотелось бы избежать упреков в морализме. Иногда нам необходимо расставить точки над /, держать какую-то позицию в ее исходной монадологической форме, и ради этого мы предполагаем, что в определенной степени нюансы и тонкости могут быть опущены. Но и интуитивно понятно, что таково именно требование разговорных жанров. И выход "по ту сторону добра и зла", который мы и пытаемся осуществить, прямо противоположен морали и морализму. Я как раз пытаюсь показать, что философия начинается там и только там, где заканчивается проповедь, где мы перестаем реализовывать некий социальный или экзистенциальный заказ.
К.П.: Наш диалог с Александром Куприяновичем, как я думаю, принципиален и предстает как своеобразная реинкарнация диалога Павла Петровича и Базарова из "Отцов и детей" И. С. Тургенева. Коротко говоря, я отстаиваю тезис, что "ребёнок есть любовь", а Александр Куприянович настойчиво подчёркивает, что ребёнок это "желторотая машина". Не думаю, что мы с ним морализируем. Мы существуем в различных координатах нравственного анализа.
Давайте прежде всего разведём понятия "нравственный анализ" и "морализаторство". Морализаторство возникает тогда, когда мы применяем некоторые, вообще говоря, правильные моральные положения вне зоны их действия… Морализаторство – это распространённая риторическая фигура или форма демагогии. Мой любимый пример из И. Ильфа: "зачем бить жену в воскресенье, когда есть понедельник, вторник и т. д."? Физическое насилие в семье недопустимо вообще, но в данном случае морализаторства вопрос смещается на то, в какие дни оно будто бы "допустимо", а в какие дни – недопустимо. Нравственное негодование в данном случае направляется по ложному пути. Думаю, что у Александра Куприяновича нет морализаторства, как, надеюсь, его нет и у меня. (Хотя, кто может в полной мере за себя поручиться?) Ни у него, ни у меня, вот уж это точно, нет "нравственного негодования". Есть улыбка, ирония, смех, но нет "нравственного негодования". При этом наши моральные точки зрения, как я уже сказал, существенно различны.
А.С.: Я бы хотел добавить несколько замечаний относительно темы вундеркинда, постепенно уже переходя к подростковому дискурсу. Еще А. Адлер и Л. С. Выготский обращали внимание на то, что этот феномен, как правило, затрагивает два вида способностей – математические (сюда можно отнести и шахматы) и музыкальные, 90 % вундеркиндов одарены именно в этих областях. Стало быть, мы можем предположить: то, что отвечает за математику (piaOrjmç), это некий иной способ схватывания сущего, очень компактный и независимый от метафизического постижения мира. Одно дело (pvmç – природа с её замедлениями и становлениями, для постижения которых нужно время, или любое рутинное причинение, объясняемое естествознанием либо философией. Другое дело iiaOrjaiç и производное от него "математика", которая оперирует некоторыми быстрыми схватываниями хорошей данности мира. Там есть какие-то интуитивные пересечения – золотое сечение, формы симметрии, основные постулаты теории множеств, но, главное, это далее неразложимые и необъяснимые соотношения, которые нужно просто иметь в виду, типа числа та или числа е. Именно поэтому в математике важна скорость. Её решающая значимость прекрасно иллюстрируется диалогом между Анри Пуанкаре и ван Тигемом. Когда последний спросил: "А Вы себя сами-то понимаете?" – Пуанкаре ответил: "Если я ещё буду тратить время на то, чтобы сам себя понимать, я не смогу так математически мыслить". И он был прав, потому что этот коридор liaOfjGiç очень быстр, там буквально нет времени понимать даже самого себя. Этот особый способ схватывания сущего может быть присущ как вундеркинду, так и дебилу, потому что по большому счету эта совокупность счетных способностей не является интегральной частью мудрости. Этот способ очень компактный, его можно изъять. В значительной степени это связано и с музыкальными способностями. Они также чрезвычайно компактны и обнаруживают своеобразный "коридор возраста". Именно поэтому мы прекрасно можем представить себе В. А. Моцарта в восемь лет, но не можем себе представить восьмилетнего Сократа.