Но обратимся к "Мифологиям" Ролана Барта, к описанному им знаменитому случаю Мину Друэ, когда речь шла о стихах 8-9-летней девочки, вся прелесть которых была лишь в том, что они принадлежат именно ей. Поэтому их и читают с удовольствием, а если бы выяснилось, что они принадлежат другому поэту, вся их прелесть была бы утрачена. Дело в том, что вундеркинд – это несчастное сознание. Есть вообще "несчастное сознание" в гегелевском смысле, а есть удвоенное несчастное сознание, которое имеет отношение к "комплексу Давидика". Ведь было столько восторгов мира: ах, как мальчик играет на скрипочке, как играет в шахматы, какие девочка пишет стихи! Но что дальше? А дальше с этими способностями ничего не происходит, они, как правило, не развиваются. Российский писатель и публицист Татьяна Москвина определяла понятие гения так: гений – это тот, кто не развивается. Гению все дано сразу – он может только это предъявить, удачно или не очень. В ещё большей степени это относится к вундеркинду. Везде, где есть становление, вундеркинд отступает. Это тот момент, когда вундеркинд становится "киндер-сюрпризом". Быть вундеркиндом почетно, но не менее трагично. Один мой знакомый пытался в глухой деревне уговорить местных жителей поработать на постройке дома или в качестве охранников, но встречал непонимание. И больше всего его поразило, что, когда он смотрел в глаза местным детям (в "светлые очи"), он понимал, что пройдёт не так много лет, и они все будут такими же. И ничто не может этого изменить. Вот это ощущение ужаса того, что должно совершиться, на другом полюсе соседствует с глазами вундеркинда. Мы видим, как ему рукоплещут, когда он играет на скрипочке либо ставит мат чемпиону мира, но если мы экстраполируем ситуацию на десять лет вперед – какой будет ужас, когда его все забудут! Есть, конечно, шанс, что что-то сохранится, но именно в силу компактности и отдельности коридоров схватывания, скорее всего это будет означать усиление несчастного сознания. Отсюда вытекает особая значимость экзистенциального конвейера – детство, воспитание, чередование замедлений и ускорений – сотни поколений, проходя по нему, отсеяли все вредные мутации. Всякое опережение и отставание, как правило, наказуемо, причем жесточайшим образом. Хотя именно оно посредством неотенической революции может произвести и радикальные перемены в обществе, но горе тому, через кого это свершится. Именно в силу того что здесь возможность опережения не столь велика, как хотелось бы, любые абстрактные правила логоинъекции опережающего развития в духе Л. С. Выготского почти всегда чреваты неизбежным возмездием за счет чего-то очень важного упущенного – упущенных других, может быть, нечётных участков, где, например, вместо логоинъекции происходит вторжение насилия; или вторжение дворовой компании, восполняющей по мере сил отсутствующую инициацию. Если этого насилия не произойдет, то, с одной стороны, вроде бы ребёнок убережён от травмы. Но, с другой стороны, это означает усиление несчастного сознания, потому что жизнь неизбежно отомстит за оставшийся инфантилизм, за этих "книжных" детей, все ещё живущих в мире своего воображения жизнь будет им безжалостно мстить, потому что какой-то важный участок оказался пропущенным. И хотя на первый взгляд задача педагогов была в том, чтобы оградить их во что бы то ни стало от этого участка, в действительности, просто исходя из того что до сих пор род человеческий не перевелся, мы должны понимать, что зря ничего не бывает. И это "сотое" поколение означает форму того, что любая так называемая педагогическая психология или детская психология (как бы она себя ни позиционировала в качестве последнего слова науки) мгновенно устаревает, а какие-то основополагающие вещи, напротив, вновь и вновь торжествуют, и поэтому показывают свою значимость.
К.П.: Получается, что вундеркинд оказывается центральной проблемой детства как такового. Детство – это по существу "вундеркиндство". Оно выражает себя в вундеркинде наиболее ярко и определенно. Причем я бы расширил это понятие: всякий ребёнок в некотором отношении вундеркинд. Да, он должен пройти определенные инициации, получить уроки от жизни. Хотя я могу представить себе людей, которых эти инициации миновали, и хорошо, что так. Меня поразила фраза у Н.Г. Помяловского: "маменькины сынки бывают счастливы и умны". Сначала я был ошарашен, но потом понял внутреннюю правду этой идеи.
А. С.: Но они живут в пожизненной пробирке. А если эту пробирку разобьют?
К.П.: Ну если разобьют, то разобьют. А если не разобьют? Получится Марсель Пруст. В этом плане область обнаружения яркого вундеркиндства оказывается шире. Полагаю, это не только математика и музыка. Во-первых, это поэзия. Маленький поэт не понимает, что он говорит, он комбинирует слова, не вникая в их глубинный смысл, и в результате возникают конструкции, которые открываются в своем глубоком смысле даже ему самому только потом. Для меня А. С. Пушкин – это вундеркинд. Я не могу понять, как можно в двадцать два года написать такие глубокие стихи, которые можно понять только в пятьдесят. Японское изречение: "Не каждая пушинка становится тополем", – применимо и к вундеркиндам. Большинство из них потом "съезжают" в жалкое, пошлое бытие. Уж лучше бы их хранили в пробирке. Для меня эпистемологическая суть вундеркиндов состоит в том, что вундеркинд – это инсайдер, это некая определившаяся интуиция, которая мгновенно выскажется, но повторить её нельзя. Даже в философии, требующей определенного опыта, в ряде разделов существенные результаты получены именно молодыми людьми. Ф. Ницше, П. Витгенштейн времени "Логико-философского трактата" – молодые люди. Молодому человеку (вундеркинду в широком смысле слова) присуща "энергия заблуждения". Он не боится сказать именно своё слово. Отношения Сальери и Моцарта – это отчасти и отношения поколений, Сальери старше. Таковы же отношения Г. Гегеля и А. Шопенгауэра – тридцатилетний А. Шопенгауэр и пятидесятилетний Гегель на пробной лекции молодого основателя "философии жизни" в Берлинском университете.
Зависть конструктивно работает, когда гениальность проблематична, если перед вами настоящий гений, зависти уже нет. А. С. Пушкин был гением, Давидик, очевидно, нет. Рассмотрим положение о вундеркинде применительно к студенческой жизни. Диплом – это существенный текст и в экзистенциальном плане. Здесь, если присмотреться, выражаются глубинные интуиции человеческой индивидуальности. Для очень многих дипломное сочинение бывает лучшим текстом. Разве редкость, что диплом блестящий, а докторская, если она состоится, очень и очень посредственная? Незнание студента – это его защита. Молодой человек, в отличие от опытных преподавателей, бесхитростно и нечаянно обнаруживает свою интуицию. И здесь же, как неминуемое следствие, мы должны тематизировать зависть как фундаментальный тип отношений между поколениями. Причём завидуют не только старые молодым, но и молодые старым.
А. С.: Добавлю несколько слов относительно вундеркинда и открытости. Здесь, я думаю, работает принцип стадиальности. Меняющиеся в процессе взросления группировки ("проносящиеся кабинки") – это действительно отдельные существа. Может быть, вундеркинд и не испытает потом ужаса относительно того, чем он мог быть и кем он стал. Одна женщина сказала: "Никто не верит мне, что я была талантлива, но я была…" В выражении "была талантлива" присутствует большая рефлективная глубина. С одной стороны, в этом страшно признаться – ведь это означает, что упущен тот момент, и, может быть, это даже хуже, чем если бы таланта совсем не было. Но, с другой стороны, такое высказывание маркирует превозмогание времени, ведь речь идёт о чём-то прошедшем, о существе, которое уже сменилось.