И сам студент марбургский
По самой по своей природе
Необычайно противоречив,
К профессорам почтителен и вежлив
и с дамами галантен и учтив,
Всегда он щегольски одет по самой по последней моде
И при хорошей и плохой погоде
В камзоле бархатном и нитяных чулках
И в туфлях на высоких каблуках.
Напудренный парик, при шпаге,
Немецкий "бурше", так сказать,
Готовый честь свою хоть кулаком, хоть шпагой отстоять,
исполненный самоуверенности, дерзости, отваги.
Дух вольности, царивший здесь отнюдь не напоказ,
В кругу студенческих общин и братий,
Содействуя подчас
укорененью ссор, бранных слов, скандалов, стычек
И прочих вредных и дурных привычек,
Служил не раз предметом местных жителей угроз,
протестов и проклятий.Cлучалось, что Михайлу со товарищи его сокурсники,
поссорившись, не раз побить пытались, но кулаков его
крутых отведав, разбегались.Михайлу видим мы из близкого далека
Как рыцаря без страха и упрека,
Ведь всякий раз, когда его характер, нрав
судьбой на прочность проверялся,
Он храбрым и бесстрашным оставался.И много лет спустя, уж будучи профессор в возрасте
почтенном, он все еще
здоровьем крепким обладал
И силою весьма отменной.Однажды раз прогулку совершал
приморской петербургскою аллеей парка в поздний
час,
вдруг из кустов тремя матросами внезапно
атакован был и чуть ли не врасплох захвачен,
Но все же и на этот раз ему сопутствует удача.Один из них, в лицо удар ужасный получив,
В кустах тотчас же в страхе скрылся,
Другой, поверженный крутым поморским кулаком,
На землю трупом повалился.
А третьему, вне всяких норм и правил,
Михайло наш до пояса раздеться повелел, скрутил,
связал, одежду в узел завязал и полуголого в кутузку
в тот же час доставил.Однако же вернемся в Марбург, в университет,
Где после долгих, долгих лет
Невзгод, лишений, неудач и бед
Фортуна, счастливый случай и успех -
два близнеца, ее родные братья,
Раскрыли для Михайлы со товарищи его
Гостеприимные свои объятья.Нет слов, чтоб описать
В нем первых лекций впечатленье.
С большим трудом Михайло смог скрывать
Свои восторг, волненье, восхищенье.И все ж среди профессоров
Плеяды славной
Христиану Вольфу нету равных.
Он, Лейбница любимый ученик,
Теперь уж убеленный сединами,
Обремененный званьями и степенями,
Глубоко в тайны мироздания проник.
Казалось, дни и ночи напролет
Готов он развивать перед студентами
своих замысловатых рассуждений ход.Но все же – пусть знает твердо каждый то студент,
Для физика всего нужней – эксперимент,
Особенно считал он важным,
Чтобы студент сам от начала до конца
Сумел поставить тот эксперимент,
Зато как будет он потом доволен, горд и рад,
когда получит свой искомый результат!В лабораториях и на студенческих скамьях,
Конечно же, на совесть, не за страх
студентов многих обучал старик,
Но Ломоносов был его любимый ученик.И впрямь, от однокурсников и сверстников своих
Не только возрастом и ростом отличался,
Он подлинным их лидером являлся.Бесстрашен, смел, сметлив,
Умом пронзителным и памятью прекрасной обладая,
Он покорить сердца сумел товарищей своих
и сам того, быть может, не желая.Но что разительней всего
Из всех товарищей его
Особо выделяло,
Так это умудренность, опытность не по годам,
то философское начало,
что позже навсегда его мировоззреньем стало.
Он видит в Господе любящего отца,
Во всем подлунном мире пытаясь волю проследить
Создателя, Творца.Отсюда тот исток неутолимой
жажды знаний, итог – разносторонность, глубина
и широта его познаний.
Как исповедь, та истина гласит, нам Ломоносов
в откровенье говорит:
Две книги нам дает Господь,
Одна из них – нам данное в единстве мирозданье
Для созерцанья и познанья
Всевышней воли нас любящего Отца,
Вседержителя и Пантократора, Творца.Другая же – благая весть – ключи от неземного рая,
Ученого того достойно осмеять,
Кто циркулем стремится
Волю божью измерять.Cвященник тоже должен знать предел,
чтоб математику постичь Псалтирью не посмел.Гармония трех жизненных начал,
В единстве взятых: веры, мудрости и знанья,
Всевышним нам дана как три волшебные ключа
познанья,
Чтобы проникнуть в тайны мирозданья,
Не враждовать они должны друг с другом -
вовсе нет! Так мыслит юноша, ученый и поэт.Немецкого мастера алмаз
Рукой искусной ограненный,
Воочию убеждает нас:
Михайло в Марбурге
Сформировался как ученый.Вольф Христиан останется нам мил -
Ведь он, должно быть, первый заронил
Михайле в сердце ген науки -
Какой же чудный возрастили плод его заботливые
руки!
И все ж не должно нам кривить душой,
Что было бы конечно, грех большой,
Погрешность наша в том иль нет,
Не идеален наш портрет.И все ж случатся в судьбе Михайлы – и не раз -
Что он не может справиться подчас
С всеопьяняющей, внезапно на него нахлынувшей
свободой – и, что еще сложней, -
С своей кипучею поморскою природой.Не зная ни усталости ни скуки,
Весь жар своей души он посвятил науке,
Она одна властительница дум его была,
Все ж первая любовь его подстерегла.Христиана Цильх, единственная дочка пивовара,
Чью комнату снимал российский наш студент,
Сперва любовницей, потом его женою стала.
Не зная с детства ни любви ни доброты,
Казалось, навсегда любимой матушки забытые черты
Он в юной девушке небесной красоты,
Как драгоценную жемчужину, находит
И на язык любви их переводит.Но Парки времени свивают нить,
Ее ни удлинить ни сократить,
И что случайностью нам кажется порой,
Лишь неразрывно связано с судьбой.Михайлы время пребывания в Марбурге истекло,
Его ждет Фрайбург, горных инженеров ремесло.Прощай Марбург, прощай,
Мне дорог твой уют,
провинциальный и старинный,
И ты, универстетский мой приют,
Мне столько лет гостеприимный!
ССОРА
Михайлы время пребывания в Марбурге истекло,
Казалось бы, ничто невзгод не предвещает,
Его ждет Фрайбург, недра гор и инженера ремесло,
Но как оно на деле обернется – он пока еще не знает.Прощай Марбург, прощай! Отныне
Герой повествованья моего
Вкусит всю горечь, всю изнанку жизни на чужбине,
Как видно, было то судьбой предрешено!Прощальный поцелуй за Эльзой вслед шлет Ганс
(Ведь у меня она такая недотрога!),
И катит прочь нагруженный почтовый дилижанс,
Все дальше от родимого порога.Но кто же там в углу,
В дорожном рединготе,
Надвинув шляпу на глаза,
Уж задремал и видит первый сон?
Как птицу узнаем тотчас мы по полету,
Героя своего, Михайлу, – это он!Судьба ступает снова с ним в единоборство,
Едва ли не согнет его в бараний рог,
И, несмотря на весь свой стоицизм, на все свое
упорство,
Он вновь всего лишен,
Он снова одинок,
Судьба, быть может, все перечеркнет,
Иль даст ему еще последний шанс.
Все дальше катится проселочной дорогой
Нагруженный ковчег,
Дорожный дилижанс.Провинциальный Фрайбург,
Захолустный городишко,
Где там теперь след Ломоносова сыскать?
Но эту от себя прогнали мы не мысль,
А так себе мыслишку -
Ведь и ему в судьбе Михайлы
Роль было суждено свою сыграть.
Хотя ни медь, ни бронза, ни гранит
Там памяти о нем не сохранит.Войдем теперь в Михайлы положенье,
Напрячь придется нам свое воображенье
Поступим так, как англичане по старинке,
Попробуем надеть его ботинки.И с удивленьем обнаружим с вами -
В науке шагал он семимильными шагами.Без малого всего лишь за три года
Он в Марбурге весь точных курс наук прошел,
Учителей своих едва ль не превзошел,
Сам Вольф, авторитет научный,
так тот и вовсе не скрывал старик,
Михайло был его любимый ученик.
Студенческий камзол стал для него заметно тесен,
Уж в Петербурге он известен.
В поэзии была та проба сил -
Императрице Анне Иоанне свою он оду посвятил.И, характерно,
наш поэт, отдавши должное
российским государям прошлых лет,
Иоанна Грозного при этом не забыл,
Кто незаслуженно потомками освистан был.В той оде воплощен чудесный миг недосягаемой мечты
И новый образ неведомой доселе красоты.Кому случалось быть хотя бы раз
В горах Швейцарии саксонской,
Тот в памяти своей хранит навеки тот пейзаж.
Над пропастью в горах
влачится пыльный дилижанс
двойной упряжкой конской -
Во Фрайбург, к Генкелю, герой стремится наш.– Ну чем же, собственно, ваш Фрайбург знаменит? -
вы спросите кого-нибудь из местных,
Тот примет равнодушный вид
людей природы бессловесной,А, может, все-таки он вам ответит,
когда вам повезет и солнышко посветит.
– Чем знаменит? – вопрос прохожий повторит -
Да тем, что Генкель в городишке этом жил,
Здесь он работал, здесь творил.
Сюда ваш Ломоносов запросто к нему ходил,
Ведь тот его искусству горному учил!