Здоровяк еще некоторое время смотрел ему вслед, затем повернулся и пошел к подъездам.
Оказавшись у ограды больницы, Проскурин вздохнул и покачал головой. «Надо же, – подумалось ему, – скоро от собственной тени шарахаться начну. В самом деле, нельзя же подозревать всех плечистых. Сейчас каждый второй таскается в «качалки», мышцы наращивают. Ну, пронесло, и ладно». Обогнув стальной, пиками, забор, он нырнул в узкую, гостеприимно распахнутую калитку и быстро зашагал к освещенным корпусам. Во дворе стояли машины, сновали медики, молодой мужик, наверное, врач, орал на приземистого разбитного шофера, а тот, поблескивая в полумраке золотой фиксой, оправдывался, тоже давя на горло. Кричал, что он один и санитар один, а вызовов за вечер пятнадцать штук, а старик совсем доходяга, еле на ладан дышит, может и подождать. Мимо к воротам прошагала молодая пара с пустыми сумками. Проскурин дошел по аллее до главного входа в травматологический корпус, свернул направо, нырнул в двери приемного покоя и тут же увидел давешнего врача. «Чехова». Тот беседовал с худым затурканным санитаром. Заметив Проскурина, доктор что-то быстро сказал собеседнику и подошел к фээскашнику.
– Добрый вечер, товарищ майор, – произнес он и усмехнулся.
– А он добрый? – поинтересовался Проскурин.
– Добрый, добрый. Видите, дежурство сдал.
– Ну, тогда действительно добрый. – Проскурин усмехнулся в ответ. – Как мой раненый поживает?
– Нормально поживает, в себя приходит. Неделька, и будет как новенький бегать.
– Ну и ладушки. Он где?
– На четвертом этаже, в двенадцатом боксе. Только вы пальто снимите. Больница все-таки. А я вам халат дам.
– Ну, халат, я думаю, мне и в ординаторской могут дать. – Проскурин улыбнулся.
– Это как сказать, – заметил врач. – Вполне могут и не дать. Так что лучше уж я дам. Пальто, кстати, тоже можете в кабинете оставить. Я предупрежу сменщика.
– Хорошо. А днем никто о раненых не спрашивал?
– Мне-то откуда знать? – «Чехов» пожал плечами. – Если и спрашивали, то в справочной, но там все равно ничего не скажут. Мы информацию о вашем приятеле в общую справочную не давали.
– Вот и чудненько. – Проскурин улыбнулся. – Завтра тоже вы дежурите?
– Завтра я в ночь, так что увидимся еще. Может быть, днем заскочу.
– Хорошо. Майор поднялся на четвертый этаж и оказался в просторном холле. На вопросительный взгляд медсестры махнул рукой:
– Я в двенадцатый бокс.
– Вы к кому, товарищ? – поднялась она. – Время посещений уже давно закончилось.
– Девушка, – Проскурин продемонстрировал удостоверение, – я же вам сказал: в двенадцатый бокс. Та, даже не взглянув на удостоверение, дернула плечом.
– Пожалуйста, проходите, – сказала она с абсолютным безразличием. Проскурин понял, что, если бы вместо него сюда пришли убийцы, она пропустила бы их точно так же, даже не заглянув в документы. Ладно, разберемся. Он прошел мимо пахучей столовой, из которой очень уж специфично тянуло смесью пайковой госпитальной снеди и лекарств – запах, присущий только больницам; мимо палат, за дверью одной из которых работал телевизор; мимо ординаторской и пожарного выхода. Справа остались перевязочная, ванная, затем, похоже, туалет, потом еще пара каких-то дверей, опять же без номеров и пояснительных табличек, а следом стеклянная, довольно опрятная, с надписью: «БОКС № 12». Проскурин постучал, и тут же из-за дверей донеслось:
– Ну заходи, заходи, чего стоишь-то? Майор толкнул дверь и вошел. Алексей полулежал на койке, почитывая старый номер «Юности». Увидев входящего Проскурина, он улыбнулся.
– Ну, как успехи, мил человек? Проскурин неожиданно для самого себя улыбнулся в ответ.
– Нормально. А что не спрашиваешь-то, кто идет? Вдруг бы твой капитан пожаловал?
– Ха! Я ведь не дома за семью замками. Капитан стучать не стал бы.