Георгий Витальевич проходил свидетелем по делу об убийстве, так что если происшедшее – несчастный случай, то уж больно своевременный. А свидетелей допросили?
– Разумеется, товарищ полковник. Как же иначе?
– И что говорят?
– Ничего особенного. Стояли, говорят, на переходе. Потерпевший подошел, пристроился сзади. Народу на перекрестке было не так чтобы много, но человек десять точно. Ну а потом, говорят, потерпевший вдруг рванулся вперед и угодил прямо под «ЗИЛ».
– Что, через людей?
– Ну да. Перед ним двое стояли, мужчина и женщина. Он их оттолкнул, значит, и на дорогу. Ну а тут грузовик этот.
– А Иверин что, грузовик не видел, получается?
– Да нет же, видел, конечно. Попробуй не увидеть – их там штук двенадцать в ряд шло.
– Чего же тогда бежал?
– Вот именно. Потому-то и решили, что оступился. «Или толкнули, – подумал Максим. – Когда человек падает, трудно понять, толкнули его или он сам оступился».
– Там тротуар очень скользкий, – продолжал лейтенант. – Настоящий каток. Народ с базы идет, вот и натоптали. Видать, Иверин и поехал, да прямо под грузовик. Черепно-мозговая травма. Такая травма – полголовы снесло. Так и умер, не приходя в сознание.
– А свидетели не заметили, один он подошел или, может быть, с ним еще кто-то был?
– Не заметили. Иверин-то у них за спинами стоял. Как тут углядишь?
– Понятно. Ну, спасибо, лейтенант. – Максим повесил трубку. Он не стал ничего говорить о Панкратове, к которому Георгий Витальевич шел на встречу. Даже если его и поймают, он запросто отвертится. Скажет: «Не знаю ничего ни о каком Иверине. Ах, сосед! Ну да, как же. Не знал, правда, что его фамилия Иверин. Да, заходил пару раз чайку попить. Нет, не видел этого Иверина уже с месяц. И не собирался, нет. Встреча? Какая встреча?» Еще и предлог придумает, зачем ему понадобилось паспорт у настоящего Панкратова красть. Опять же Саликов – лицо влиятельное, запросто может узнать, что УВД разыскивает его подручного. А как узнает, считай, что лже-Панкратова никогда не найдут. Максим посмотрел на часы. Начало восьмого. Он подумал, что пора бы уже Лемехову со Шпалиным вернуться, и как раз в этот момент в дверь постучали.
– Входите. В кабинет прошмыгнул Шпалин. Именно прошмыгнул. Не зашел, не протиснулся, а так хитро заскочил, что иначе как «прошмыгнул» и не назовешь. Довольный, на губах улыбка. Максим повернулся.
– Присаживайтесь, лейтенант, присаживайтесь. По внешнему виду могу догадаться, что кое-какие успехи есть.
– Так точно, – улыбнулся лейтенант, садясь на краешек стула и вынимая из кармана сложенный лист. – Объездил три учебные части – под Кировской, в Донском и у Зернограда. – Шпалин повернул листок и придвинул его к Максиму. Тот пробежал его глазами. Пять фамилий, рядом с каждой пометка.
– Смотрите, вот этот, первый, из Кировской, из строительных частей, по гражданской специальности крановщик. Там, правда, не учебная часть, а обычная военная. Из малосемейных. Всех родственников – только бабка. Ей восемьдесят четыре года. Вот я здесь выписал. – Шпалин достал второй листок и тоже протянул его Максиму. – Родня, домашние адреса, телефоны. Второй из-под Донского, воспитанник симферопольского детского дома номер восемнадцать, закончил ПТУ и техникум. Железнодорожник. Родных никого. Правда, в части сказали, что в детский дом воспитательнице писал часто и она ему отвечала. А вот эти трое – из танковой учебки, из-под Зернограда. Все из одного детского дома, из-под Петербурга. По гражданским специальностям… этот – железнодорожник, – Шпалин ткнул пальцем в нужную фамилию, – а эти двое – строители. Говорят, друзья – не разлей вода.
– А что строители в танковой учебке-то делали? – не понял Максим.
– Кто же их знает? – пожал плечами Шпалин.