- Тридцать второе! - провозгласил ликующий Мюнхгаузен.
Шум в зале суда усилился, часть публики вскочила со своих мест.
- Господа! - воскликнул Мюнхгаузен. - Сейчас я вам все объясню… Этот день - мое открытие! Мой подарок родному городу!
- Фигляр! - закричала баронесса. - Сумасшедший! Зал засвистел, затопал ногами.
- Да подождите! - умолял публику барон. - Позвольте я вам объясню… Это правда… Существует такой день! Вернее, он должен существовать! Это необходимо!..
- Что вы натворили, Карл? - Бургомистр в отчаянии всплеснул руками.
- Я не шучу, - искренне сказал барон, но его голос потонул в общем шуме.
- Будь проклят, исчадье ада! - крикнул пастор. - Будь проклят каждый, кто прикоснется к тебе!
- Суд оскорблен! - кричал судья и бил молоточком в гонг. - Решение о разводе отменяется! Заседание закрывается!
Публика шумно поднялась с мест. Кто-то смеялся, кто-то улюлюкал, кто-то кричал что-то, указывая в сторону Мюнхгаузена.
- Ведь я умолял вас! - бургомистр обхватил голову руками. - Почему нельзя было подождать хотя бы до завтра!
- Потому что каждый лишний час дорог… Я вам сейчас все объясню. - Мюнхгаузен попытался овладеть вниманием бургомистра, схватил его под руку, но тот в отчаянии затряс головой:
- Я старый больной человек. У меня слабое сердце. Мне врачи запретили волнения.
Взглянув еще раз на распятие, Марта услышала все нарастающий шум голосов. Она испуганно обернулась, попятилась и бросилась бежать.
Бургомистр в изнеможении сидел в углу кабинета, обхватив голову руками.
- Вы - умный человек, вы должны понять, - говорил Мюнхгаузен, стоя перед бургомистром.
- Я глупый… Я не хочу этого знать…
- Сколько дней в году? Триста шестьдесят пять! Точно?… Нет, не точно, - Мюнхгаузен ласково погладил бургомистра, пытаясь его ободрить. - В обыкновенном году триста шестьдесят пять дней и шесть часов. Эти шесть часов суммируют, и возникает еще один день, то есть каждый четвертый год становится високосным! Но казалось, что и этого недостаточно. В обычном году - триста шестьдесят пять дней, шесть часов и еще… еще… три СЕКУНДЫ! Это подтвердит вам любой астроном. Надо лишь взлететь к звездам с хронометром в руках и проследить за вращением Земли. Три секунды неучтенного времени! Три секунды, которые сбрасывают почему-то со счета!.. Почему? - он стремительно обернулся к двери. Перед ним стояла Марта.
Не замечая ее дорожного наряда, он бросился к ней, восторженно обнял за плечи. - Милая! Все дело в том, что в нашем распоряжении есть лишние секунды, но мы их не учитываем! Но ведь за годы эти секунды складываются в минуты, за столетия - в часы… И вот, дорогие мои, оказалось, что за время существования нашего города нам натикало лишний день. Тридцать второе мая!
- Все? - устало спросил бургомистр.
- Все! - сказал счастливый барон.
- И вы ничего умней не придумали, как сообщить об этом на суде?
- При чем тут суд? - удивился барон. - Мне важно было сообщить об этом людям, и я это сделал. - Только теперь он заметил, что за спиной Марты стоял испуганный Томас, за Томасом - растерянные музыканты.
- Вы надеялись, вам поверят? - Бургомистр поднялся со своего места.
- Ну а куда ж деться от фактов? Ну не идиоты же мы, чтоб отказываться от лишнего дня в жизни? - Мюнхгаузен подошел к Томасу. - Томас, ты доволен, что у нас появилось тридцать второе мая?
- Вообще-то… - замялся Томас, - не очень, господин барон, первого июня мне платят жалованье…
- Ты не понял, - недовольно поморщился барон. - Появился лишний день, глупый. А вы рады новому дню? - обратился он к музыкантам.
- Смотря на что он падает, - ответил за всех скрипач. - Если на выходной, то обидно, а если, скажем, на понедельник, то зачем нам два понедельника?…
- Убирайтесь! - гневно крикнул барон. Томас и музыканты поспешно удалились.
- Вы напрасно сердитесь, - усмехнулся бургомистр. - Люди не любят новшеств… Есть порядок… Скажу вам по секрету, я тоже не очень доволен нашим календарем. Но я не позволяю себе срывов! Время для срывов не пришло…
- А ты, Марта? - барон грустно посмотрел на жену. - Ты-то понимаешь, что я прав?
- Извини меня, Карл, - Марта отвела взгляд. - У меня все перепуталось в голове… Наверное, ты прав. Я плохо разбираюсь в расчетах… Но нас уже не обвенчают. Это я поняла. И я ухожу. Не сердись, милый… Я устала…
Музыканты заиграли в отдалении тему их томно-шутливого танца.
- Я люблю тебя, - растерянно и тихо сказал Мюнхгаузен.
- Я знаю, милый, - вздохнула Марта. - Но ради меня ты не хочешь поступиться даже в мелочах… Помнишь, когда мы встречались с Шекспиром, он сказал: "Все влюбленные клянутся исполнить больше, чем могут, а не исполняют даже возможного…"
- Но потом добавил: "Препятствия любви только усиливают ее".
- У нас их чересчур много, этих препятствий, - улыбнулась Марта сквозь слезы. - Они мне не по силам… Господи ну почему ты не женился на Жанне д'Арк? Она ведь была согласна… А я - обыкновенная женщина. Я не гожусь для тридцать второго мая.
- Послушайте, - вмешался бургомистр, - дорогой барон, нельзя так испытывать терпение женщины. Ради нее, ради вашей семьи вы можете признать, что сегодня тот день, который в календаре?
- Как же это можно? Ведь я говорю правду!
- Да черт с ней, с правдой, - закричал бургомистр. - Иногда необходимо соврать… Господи, и такие очевидные вещи приходится объяснять барону Мюнхгаузену. С ума сойдешь с вами!
- Ты тоже так считаешь? - спросил барон Марту.
Та пожала плечами, хотела что-то сказать, барон остановил:
- Нет. Не говори! Я сам пойму!
Она не ответила. Он подошел к ней, заглянул в глаза.
- Хорошо! - вздохнул барон. - Ладно. Пусть будет по-вашему. Что мне надо сделать, бургомистр?
За столом сидел печальный и озабоченный герцог Георг. Рядом с ним - пастор Франц Мусс и группа ближайших советников.
Мюнхгаузен, как провинившийся ученик стоял в центре кабинета. У двери расположился бургомистр, который изо всех сил пытался выглядеть спокойным.
- Да, - сочувственно вздохнул герцог. - Да! Да! Да! В мире существует определенный порядок. Один день сменяет другой, за понедельником наступает вторник… Нельзя менять ход времени! Это недопустимо! Люди не будут различать праздники и будни! Возникает путаница, что надевать: деловой сюртук или нарядный камзол!
- Самое страшное, - вмешался пастор, - прихожане не смогут точно знать, когда Рождество, а когда Пасха.
- Ваше величество, - осторожно вмешался бургомистр, - барон осознал свою ошибку. Он погорячился и теперь раскаивается…
- Значит, вы готовы признать, что сегодня первое июня? - спросил герцог.
- Хоть десятое! - устало сказал Мюнхгаузен.
- Не десятое, а первое! - возмутился пастор. - И не делайте нам одолжения!
- Барон, ведь вы разумный человек, - примирительно сказал герцог. - Я всегда относился к вам с симпатией…
- Всегда! - кивнул пастор.
- Вы правильно и со вкусом одеты: свободная линия плеча, зауженные панталоны… Вы могли бы стать примером для молодежи. И если вы встанете на верный путь, я уверен, наш уважаемый пастор обвенчает вас с вашей избранницей! Не так ли, святой отец?
- Да, - сказал пастор. - Но при одном условии: барон должен отказаться от всего…
- От "всего"? - вздрогнул Мюнхгаузен.
- От всех ваших богомерзких фантазий! - сухо пояснил пастор. - Вы должны публично признать, что все это - ложь! Причем я требую, чтобы это было сделано письменно!
- Письменно?
- Да. Письменно врали, письменно отрекайтесь.
- Мне не написать второй книги, - вздохнул Мюнхгаузен. - Я и на эту истратил целую жизнь…
- Никто от вас книги и не требует, - сказал герцог. - Все должно быть сделано в форме официального документа: "Я, барон Мюнхгаузен, заявляю, что я обыкновенный человек, я не летал на Луну, не вытягивал себя за волосы из болота, не скакал на ядре…"
- "…Не отпускал жареных уток, - подхватил пастор, достав книгу барона и листая ее, - не выращивал на голове оленя вишневого дерева…" И так далее. По всем пунктам!
Мюнхгаузен безучастно поглядел в окно.
- Хорошо! - устало вздохнул он. - Я все подпишу… Раз новый день никому не нужен, пусть будет по-вашему…
- Ну вот и славно, - довольный герцог поднялся с места и похлопал барона по плечу. - И не надо так трагично, дорогой мой. Смотрите на все это с присущим вам юмором. В конце концов, и Галилей отрекался!
- Поэтому я всегда больше любил Джордано Бруно! - с улыбкой ответил Мюнхгаузен.
Марта на цыпочках пересекла гостиную и, улыбнувшись музыкантам, торжественно взмахнула рукой.
Музыканты тихо заиграли.
В одной из дверей показалась встревоженная физиономия бургомистра. С верхней галереи смотрел вниз озадаченный Томас.
Марта успокоила их взглядом. Приблизилась к кабинету Мюнхгаузена и осторожно заглянула в дверь.
Возле пылающего камина барон Мюнхгаузен сжигал свои рукописи, рисунки, замысловатые схемы… Потом в его руках появилась книга.
Он перевел взгляд на приоткрытую дверь.
Бургомистр, Марта и Томас стояли на пороге и смотрели на него с напряженным вниманием.
Бургомистр сделал успокаивающий жест и прошептал:
- Но помните, что втайне вы можете верить! Втайне…
- Я не умею втайне, - вздохнул барон. - Я могу только открыто.
Он начал листать книгу.
- Ну-ну, мой друг, - бургомистр сделал шаг вперед, с трудом подыскивая нужные слова, - во всем есть хорошая сторона. Во всяком случае, город перестанет смеяться над вами.