Вотрен . А что я собираюсь сделать из Рауля... вот увидите, на что я способен. Ведь таких юношей, как он, найдется немного. Рауль де Фрескас даже в нашем болоте остался чистым, как ангел. Он - наша совесть, а главное - он создание рук моих. Я ему и отец и мать, и я хочу быть ему провидением. Я люблю делать людей счастливыми, раз сам уже не могу быть счастлив. Я дышу его дыханием, живу его жизнью. Его страсти - мои страсти. Только благодаря этому юному сердцу, незапятнанному ни единым преступлением, я еще могу переживать высокие, благородные чувства. У вас же бывают прихоти - так вот это моя прихоть. Общество наложило на меня клеймо, а я в обмен возвращаю ему человека честного, я вступаю в единоборство с судьбой. Хотите помогать мне? Так подчиняйтесь.
Все . На жизнь и на смерть!
Вотрен (в сторону) . Еще раз удалось укротить мою дикую свору. (Вслух.) Ну-ка, Философ, оденься чиновником из бюро находок, постарайся принять соответствующий вид, осанку и отнеси обратно ложки, которые Ляфурай позаимствовал в посольстве. (Шелковинке.) А ты, Шелковинка... Сегодня у господина де Фрескаса собирается несколько друзей, приготовь-ка завтрак, да поторжественнее; обедать мы не будем. Затем оденься скромно, строго, изобрази из себя поверенного. Тебе придется сходить на улицу Облен, дом номер шесть, на четвертый этаж; позвонишь семь раз, четко раз за разом. Спросишь дядюшку Жирофле. Тебе ответят: а вы откуда? Скажешь: из одного цыганского морского порта. Тебя впустят. Мне необходимы письма и кое-какие бумаги герцога де Кристоваля; вот тебе и образчик, пусть изготовят мне точно такие же документы и как можно скорее. А ты, Ляфурай, похлопочи, чтобы в газетах появилось несколько строк относительно прибытия в Париж... (Шепчет ему на ухо.) Это тоже входит в мой замысел. А теперь - по местам!
Ляфурай . Ну что, довольны?
Вотрен . Доволен.
Философ . И больше на нас не гневаетесь?
Вотрен . Не гневаюсь.
Шелковинка . Теперь уж никаких бунтов. Будем умниками.
Бютэ . Не беспокойтесь. Будем не только вежливыми, но даже честными.
Вотрен . Да, да, дети мои, немного порядочности, побольше выдержки - и вы добьетесь всеобщего уважения.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Вотрен один.
Вотрен . Чтобы держать их в руках, достаточно их уверить, что они люди честные и с будущим. А будущего у них как раз и нет. Что с ними станется? Ну, да ладно - если бы полководец стал всерьез думать о судьбе своих солдат, он не решился бы сделать ни одного выстрела из пушки. Двенадцать лет невидимой, подземной работы, и вот я накануне того, когда Рауль благодаря мне достигнет высшего положения в обществе; это положение необходимо закрепить. Ляфурай и Философ будут мне полезны в той стране, где я создам ему семью. Ах, любовь эта разрушила все мои планы. Я хотел, чтобы он прославился своими деяниями, чтобы он покорил за меня и под моим руководством свет, куда мне самому закрыт доступ. Рауль не только детище моего ума и моей ненависти; он - моя месть. Эти шалопаи не в состоянии понять таких чувств. Счастливцы! Они ведь не сверзлись с высоты вниз, они раз и навсегда сроднились с преступлением; я же пытался подняться из бездны, но если человек еще может подняться в глазах бога, то в глазах общества - никогда. От нас требуют раскаяния, а в прощении отказывают. Люди обычно руководствуются инстинктом хищников - раненый зверь уползает в свою берлогу и уже не выходит из нее. И люди правы. Впрочем, требовать покровительства общества, после того как ты попрал все его законы, это все равно, что стремиться под кров того дома, который ты сам же расшатал и который вот-вот рухнет тебе на голову.
Как я берег, как оттачивал великолепное орудие, при помощи которого смогу утвердить свое господство! Рауль от природы отважен и безрассуден, он позволил бы убить себя как последний дурак. Пришлось сделать его холодным, рассудочным, отнять у него одну за другою прекрасные иллюзии, облечь его в доспехи опытности, сделать его недоверчивым и хитрым, как... старый ростовщик, и в то же время скрывать от него, кто я такой. И вот теперь любовь разрушает все это гигантское сооружение. Я прочил его в великие люди, а будет он всего-навсего счастливым человеком. Я же удалюсь доживать век где-нибудь в сторонке, под лучами его благоденствия. Его счастье будет делом моих рук. Но вот уже два дня, как меня сверлит мысль: не лучше ли будет, если принцесса Архосская внезапно умрет от... ну, от горячки, что ли? Просто непостижимо, чего только не может разрушить женщина!
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Вотрен и Ляфурай.
Вотрен . Что тебе? Минуты покоя от вас нет. Ведь я не звал.
Ляфурай . Коготки правосудия собираются пощекотать нам макушки.
Вотрен . Опять какую-нибудь глупость выкинули?
Ляфурай . Да вот девчонка впустила какого-то прилично одетого господина, он желает вас видеть. Бютэ насвистывает песенку: "Нет приятней уголка, чем у родного камелька". Значит, идет шпик.
Вотрен . Только-то всего! Я знаю, в чем дело. Пусть подождет. Все по местам! Теперь - никаких Вотренов, я преображаюсь в барона де Вье-Шен. А ти ковори с немецкий виговор! Окрути его; наконец-то начинается большая игра! (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Ляфурай и Сен-Шарль.
Ляфурай . Каспадин те Фрейсекас нет тома, сутарь, а его убравляющи, парон те Фьей-Шен, занят с архитектор, который буди стройт отин большой творец тля наш каспадин.
Сен-Шарль . Простите, как вы сказали?
Ляфурай . Я сказал парон те Фьей-Шен...
Сен-Шарль . Барон?!
Ляфурай . Та, та!
Сен-Шарль . Он - барон?
Ляфурай . Те Фьей-Шен.
Сен-Шарль . Вы немец?
Ляфурай . О нет, нет. Я - эльзасец, а это большой разница. Немцы из Германии коворят "шулик", а эльзасцы коворят "шульик".
Сен-Шарль (в сторону) . Слишком уж у него немецкий акцент; сразу видно, что парижанин.
Ляфурай (в сторону) . Я его узнал! О-о!
Сен-Шарль . Если барон де Вье-Шен занят, я подожду.
Ляфурай (в сторону) . Ах, голубчик Блонде! Внешность-то ты изменил, да голос остался прежним. Счастлив твой бог, если тебе удастся выскользнуть из наших лап. (Вслух.) Как же мне толожить каспадину убравляющему, чтобы он прервал свой занятия? (Направляется к двери.)
Сен-Шарль . Погодите, дорогой мой, вы говорите по-немецки, а я - по-французски, этак может выйти недоразумение. (Сует ему в руку кошелек.) Вот так-то будет понятнее.
Ляфурай . Конечно, мой каспадин.
Сен-Шарль . Это только задаток.
Ляфурай (в сторону) . В счет украденных у меня восьмидесяти тысяч. (Вслух.) Значит, вы хотите, чтоб я шпионил за свой хозяин?
Сен-Шарль . Нет, уважаемый, мне нужны только кое-какие сведения. И говорите, не стесняясь, - вы ничем не рискуете.
Ляфурай . Это я и назифаю шпионить, как полагается топропоряточному немцу.
Сен-Шарль . Да нет же! Это значит...
Ляфурай . Шпионить. А как мне толожить о фас парону?
Сен-Шарль . Кавалер де Сен-Шарль.
Ляфурай . Понимаю. Сейчас его к фам приведу. Но ему тенек не тавайте: он еще более честный, чем все мы прочие. (Толкает его локтем в бок.)
Сен-Шарль . Другими словами, он стоит дороже.
Ляфурай . Вот именно, мой каспадин. (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
Сен-Шарль один.
Сен-Шарль . Хорошенькое начало! Десять червонцев выброшено зря. Шпионить! Сразу же называет вещи своими именами! Это слишком глупо, чтобы не быть в высшей степени хитроумным. Если этот мнимый управляющий - ибо он, конечно, мнимый, - если барон такой же барон, как и его лакей - немец, то все свои выводы мне придется основывать лишь на том, что от меня попытаются скрыть. Гостиная недурна. Ни портрета короля, ни какого-либо сувенирчика об императоре... Словом, здесь свои убеждения не вывешивают на стенку. Может быть, мебель что-нибудь скажет? Нет. Она слишком нова, вероятно, даже еще и не оплачена. Но привратник при моем появлении стал насвистывать какую-то песенку, и это, по-видимому, - условный знак; если бы не этот свист, я, пожалуй, начал бы верить в существование настоящих Фрескасов.