Насреддин. Дай мне руку, дабы я мог определить болезнь. Дай мне руку! (Берет ее за руку.) Что у тебя болит?
Гюльджан. Сердце! У меня болит сердце от горя и тоски.
Насреддин. В чем причина твоего горя?
Гюльджан. Я разлучена с тем, кого люблю.
Насреддин. Повелитель слышит – она не в силах перенести даже нескольких дней разлуки!
Гюльджан. И вот я чувствую, что мой возлюбленный рядом, но не могу ни обнять, ни поцеловать его…
Отун-биби(одобрительно кивая). "Если я роза – сорви меня и положи на сердце свое…".
Гюльджан. О, скоро ли, скоро ли наступит день, когда он обнимет меня?
Насреддин(прикидываясь изумленным). Всемогущий Аллах, какую сильную страсть внушил ей эмир за столь короткое время!
Эмир в восторге хихикает.
Успокойся, Гюльджан. Тот, кого ты любишь, близко. Он слышит тебя, он день и ночь думает только о тебе. Разве я не прав, повелитель?
Эмир. Прав! Ты вполне прав! Гюльджан, твой возлюбленный слышит тебя.
Насреддин. Тебе угрожает опасность, Гюльджан, но я спасу тебя.
Эмир. Он спасет! Он обязательно спасет!
Гюльджан(смеясь и плача). Спасибо, спасибо вам, Гуссейн Гуслия, несравненный исцелитель болезней! Мой возлюбленный рядом. Я чувствую, как вместе, удар в удар, бьются наши сердца!
Насреддин и совершенно восхищенный эмир выходят из садика.
Эмир. Какую, однако, сильную страсть внушили мы ей! Признайся, Гуссейн Гуслия, тебе не часто приходилось видеть подобную страсть… А как дрожал ее голос, как она смеялась и плакала!
Гюльджан, танцуя, радостно кружится вокруг мраморного бассейна.
Отун-биби(нагоняя эмира). Она выздоровела, о господин! От ее болезни не осталось и следа!
Эмир. Сегодня же мы щедро вознаградим тебя, Гуссейн Гуслия!
Отун-биби. За тридцать пять лет у вас впервые появился настоящий мудрец!
Занавес
Антракт 3
Бьет барабан, заревели трубы. На просцениум входит эмирская процессия: впереди – эмир и ишак, за ними – Насреддин и сановники. С другой стороны входит Бахтияр с пергаментным свитком, к которому подвешена огромная сургучная печать. За Бахтияром следует рябой стражник с блюдом плова, толстый и тощий стражники с шелковыми подушками, на каждой из которых лежит по кошельку. Бахтияр разворачивает свиток.
Бахтияр. "Мы, великий и блистательный, затмевающий солнце Властитель, Повелитель и Законодатель Бухары – светлейший эмир, в присутствии великого и блистательного, затмевающего солнце Властителя, Повелителя и Законодателя Египта – светлейшего султана, объявляем новому мудрецу Гуссейну Гуслия нашу милость и благоволение. За услугу, оказанную государству, а именно за излечение нашей наложницы, мы награждаем Гуссейна Гуслия четырьмя высочайшими почестями, установленными в Бухаре.
По знаку эмира Насреддин выступает вперед.
Повелеваем главному мухобою, охраняющему нас от мух, оказывать впредь эту высокую почесть и Гуссейну Гуслия".
Мухобой машет опахалом над Насреддином. Музыка.
Сановники(хором). О среди почестей почесть!.. О над почестями самая почетная почесть!
Бахтияр. "В знак нашей милости мы повелеваем главному кальянщику обслуживать впредь также Гуссейна Гуслия".
Кальянщик сует мундштук в рот Насреддину. Музыка. Насреддин затягивается, чуть не поперхнулся, незаметно с отвращением сплевывает в сторону.
Сановники. О, милость из милостей!.. О, среди милостей милость!.. О, над милостями самая всемилостивейшая милость!
Бахтияр. "В знак нашего благоволения мы награждаем Гуссейна Гуслия блюдом плова".
Рябой стражник передает Насреддину блюдо плова.
Сановники. О, величайшее благоволение!.. О, среди благоволений благоволение! О, над благоволениями самое благоволеннейшее благоволение!
Бахтияр. "В знак нашей щедрости мы награждаем Гуссейна Гуслия кошельком серебра и кошельком золота, вмещающими в совокупности десять тысяч таньга!"
Толстый и тощий стражники, алчно поглядывая на кошельки, подносят их Насреддину. Музыка.
Сановники. О, неизмеримая щедрость!.. О, щедрость из щедростей!.. О, среди щедростей щедрость!.. О, щедрость, составляющая в совокупности щедрость в десять тысяч таньга!..
Ревут трубы, звучат флейты, эмирская процессия удаляется.
Картина шестая
Башня, в которой заключен подлинный Гуссейн Гуслия. Мудрец читает какую-то книгу. Гремит замок, отворяется дверь, входит Насреддин с блюдом плова в руках, снимает с себя бороду и чалму.
Гуссейн Гуслия(вскакивая). О гнусный обманщик! О сын греха! Ты обманул весь дворец, но, клянусь, тебя за это повесят! Будь ты проклят! Да положит змея свои яйца в твои челюсти! Да упадет тебе камень на голову и выйдет в подошву!
Насреддин. Подождите, Гуссейн Гуслия, вы кричите лениво, а стражники – не забывайте – опытны в таких делах. Если они уловят в ваших криках притворство, вы попадете в руки настоящего палача. Я покажу вам, как надо кричать. (Подойдя к окну, завыл и завопил так, что мудрец заткнул уши и шарахнулся в сторону.)
Гуссейн Гуслия. О потомок нечестивых! Да где же мне взять такую глотку?
Насреддин. Это для вас единственный способ избегнуть рук палача. (Делает руками движение, словно прикрепляет петлю и палку.) Петля… палка… (Круто поворачивает невидимую палку в невидимой же петле.)
При каждом взмахе его рук Гуссейн Гуслия вопит изо всех сил.
Гуссейн Гуслия(умолкнув). Ох, разве можно задавать такую работу моей старой гортани? Ну, доволен ли ты моими воплями, презренный оборванец, да посетит тебя Азраил!
Насреддин. За что вы проклинаете меня? Разве я опозорил чем-нибудь имя Гуссейна Гуслия или осрамил его ученость? Вот плов… Эмир подарил его в знак милости мудрецу Гуссейну Гуслия за то, что он вылечил девушку.
Гуссейн Гуслия(задохнувшись от ярости). Ты вылечил девушку? Но что ты понимаешь в болезнях, ты, невежда, плут, голодранец?
Насреддин. Я ничего не понимаю в болезнях, зато я понимаю в девушках. И будет справедливо поэтому разделить эмирский подарок пополам: вам за то, в чем вы понимаете, а мне за то, в чем я понимаю… Приступим к трапезе, мудрый Гуссейн Гуслия… А скажите: если бы я попал вам в руки, вы принесли бы мне подушку, чтобы мягко было моим костям? Вы поделились бы со мной пловом?
Гуссейн Гуслия. Я бы посадил тебя на кол!
Насреддин. Таков этот мир: благодарность в нем редка, как вода в пустыне.
В дверь стучат. Насреддин приоткрывает дверь, беседуя через щелку с пришедшим. Гуссейн Гуслия перестал жевать, насторожился.
(Закрыв дверь, подходит к мудрецу.) Ну, говорил я вам, что вы кричите без старания. Вот и дождались!
Гуссейн Гуслия. Что случилось?!
Насреддин. Эмир уловил в ваших воплях притворство и прислал главного палача. Он там, за дверью.
Гуссейн Гуслия. Главного палача? Зачем?
Насреддин. Да уж не за тем, конечно, чтобы кормить вас пловом. Он пришел подвергнуть вас ужасным пыткам.
Гуссейн Гуслия. Пыткам?!
Насреддин. А по окончании пыток он имеет повеление посадить вас на кол!
Гуссейн Гуслия(падая на колени). Спаси меня, спаси, благороднейший из благородных!
Насреддин. Но минуту назад вы говорили, что если я попаду вам в руки…
Гуссейн Гуслия. Я пошутил, я говорил это в шутку, о светоч знаний и сосуд разума!
Насреддин. Хорошо, попробую выручить вас. Залезайте под одеяло, лежите и стоните, а я скажу палачу, что уже сегодня подвергал вас пыткам. Может, он этим удовлетворится. Только стоните как следует, не ленитесь.
Гуссейн Гуслия(немеющим от ужаса языком). Я постараюсь, постараюсь! (Заползает под груду одеял и начинает стонать и выть с великим усердием.)
Насреддин открывает дверь. Входит чайханщик Али. Опасливо косится на одеяло, под которым стонет Гуссейн Гуслия.
Насреддин. Как ты ухитрился миновать стражу, Али?
Али(подмигивая). Я сказал, что по заказу мудрейшего Гуссейна Гуслия принес порошок из зубов гремучей змеи. У меня важное дело!
Насреддин. Говори!
Али. Этот проклятый ростовщик Джафар совсем обезумел. Сегодня рано утром он пришел в дом вдовы Саадат-биби… Ты помнишь ее?
Насреддин. Еще бы! Она живет у каршинского кладбища…
Али. Вот-вот…
Насреддин. У нее трое ребятишек, и все – мальчишки.