Али. Джафар пришел к ней и выгнал из дома. Она сидит со своими ребятишками в пыли, на солнцепеке, и ей негде преклонить голову.
Насреддин. Я думаю, Али, детям вредно в такую жару сидеть на солнцепеке. (Достает из-за пояса кошелек.) Много ли должна вдова?
Али. С процентами двести пятнадцать таньга.
Насреддин(отсчитывает деньги). Передай ей, пусть заплатит Джафару долг и возвращается в свой дом.
Стоны под одеялом затихают.
Али(шепотом). Он слушает…
Насреддин(громко, в сторону Гуссейна Гуслия). Я боюсь, что преступник слишком стар и не выдержит, если мы будем ввинчивать ему в ухо кузнечный болт!
Стоны под одеялом возобновляются с удвоенной силой.
Али. Потом Джафар пошел к тюбетеечнику Мухтару и выгнал его со всем семейством из дома…
Насреддин. Это какой Мухтар? У которого двух зубов не хватает?
Али. Он самый.
Насреддин. Хороший человек! Он как-то поделился со мной чайником чая. Велик ли его долг?
Али. Триста таньга.
Насреддин(отсчитывая деньги). Передашь ему.
Али. Потом Джафар заковал в цепи каменотеса Джурбая за долг в девяносто таньга.
Насреддин. Вот, отдай ему! (Отсчитывает деньги. В сторону Гуссейна Гуслия, громко.) Более уместно применить иную пытку, а именно: умерщвление живого ежа путем сидения на нем в голом виде!
Стоны под одеялом усиливаются.
Али. После этого Джафар отправился к чувячнику Саиду…
Насреддин. Подожди, Али, я вижу, тебе хватит рассказывать до вечера, а у меня еще много дел. Вот тебе кошельки. Здесь десять тысяч таньга. Хватит на всех. Ну, прощай, Али! (В дверях.) Еще два слова! Если прибежит ночью Гюльджан, прими ее и укрой в надежном месте. (Запирает дверь.)
Гуссейн Гуслия(выползая из-под груды одеял.) Он ушел! Слава милосердному Аллаху!
Насреддин. Он хотел немедленно приступить к пыткам. Но я уговорил его повременить до завтра.
Гуссейн Гуслия(в ужасе). Значит, завтра он будет завинчивать мне в ухо кузнечный болт?
Насреддин. Нет, ввиду вашего преклонного возраста мы избрали другую пытку.
Гуссейн Гуслия. Знаю, знаю… О нестерпимые муки! Значит, завтра мне придется в голом виде умерщвлять ежа?
Насреддин. Успокойтесь, Гуссейн Гуслия. Может, и не придется… Я хочу сообщить вам, что срок вашего плена кончается. Может быть, завтра я буду уже далеко… Дороги, перевалы и горные тропы давно зовут меня в дальний путь, реки давно ждут меня, чтобы напоить студеной водой, птицы давно приготовили на радость мне свои лучшие песни… Я слишком долго пробыл во дворце, слишком долго просидел в этой позолоченной клетке… Мир соскучился без меня! Дорога, дорога, все дальше и дальше, не оглядываясь назад, не жалея об оставленном и не опасаясь того, что ждет впереди: такова моя судьба! Завтрашнее утро я встречу, может быть, далеко за Бухарой. А вы займете свое место в эмирском совете и будете изыскивать способы, как меня изловить. (Надевает на себя бороду и чалму.) Если вы меня больше не увидите, передайте эмиру мой поклон. Скажите ему: "Великому эмиру кланялся Ходжа Насреддин!" (Выходит и запирает за собой дверь.)
Гуссейн Гуслия. Ходжа Насреддин?.. (В ярости кидается к двери, колотит кулаками, кричит.) О гнусный обманщик! О сын греха! Да подавишься ты собственными костями! Да повесят тебя на твоих собственных кишках! Да проглотишь ты живую лягушку и предстанешь пред троном Аллаха с квакающей лягушкой в животе!
Занавес
Антракт 4
Бьет барабан. Тощий стражник проводит по авансцене закованного в цепи кузнеца Юсупа, подталкивая секирой в спину.
Едва они скрываются, входит Джафар, таща на себе огромный сноп клевера и мешок овса.
Джафар. О горе мне! (Зрителям.) Почтеннейшие, нет ли у кого свежих листьев кофейного дерева? Этот прожорливый султан, да отрыгнется у него в пасти вся моя пища, требует от меня теперь эти нечестивые листья! Ну где я их достану?
Снова бьет барабан, рябой стражник ведет закованного седельника Шир-Мамеда.
А-а, Шир-Мамед, наконец-то тебя схватили! Спасибо, добрый стражник, что ты поймал его!
Рябой стражник. Отойдите, Джафар-ага!
Джафар. Уже три дня я его ищу, чтобы получить долг. А он от меня бегает…
Рябой стражник. Говорю, Джафар-ага, отойдите! Я веду его не к вам.
Джафар. Не ко мне?
Рябой стражник. Это один из укрывателей Ходжи Насреддина. Завтра вместе с прочими укрывателями он предстанет перед эмирским судом.
Джафар. Но он мой должник!
Рябой стражник. Теперь он должник эмира! И если он не выдаст Насреддина, он заплатит долг собственной головой!
Джафар(в отчаянии устремляясь за ним). Но кто же мне тогда заплатит его долг?
Рябой стражник молча уводит Шир-Мамеда.
Милостивый Аллах! Что же это получится, если всех моих тысячу триста двадцать шесть должников эмир лишит головы! Это же будет конец мира! О горе мне, горе! О разорение и нищета! (Уходит стеная.)
Снова бьет барабан. Толстый стражник проводит горшечника Нияза в цепях.
Картина седьмая
Декорация пятой картины. В небе крупные звезды. К калитке подходит Насреддин, стучит. Из гарема появляется заспанная Отун-биби. Отпирает калитку. Увидев Насреддина, закрывает лицо платком.
Отун-биби. Это вы, мудрый Гуссейн Гуслия? Что привело вас в столь позднее время?
Насреддин(стоя спиной к ней). Важное дело. Я пришел сообщить вам…
Отун-биби(кокетливо). Вы стоите спиной, чтобы показать свою ученость и благовоспитанность. Но я уже в прошлый раз убедилась, что вы у нас самый ученый и благовоспитанный мудрец.
Насреддин. Я рад услышать похвалу из уст самой знатной, самой прекрасной женщины во дворце! Да-да, самой прекрасной! Вы обещаете не сердиться, почтеннейшая Отун-биби? В прошлый раз мне случайно удалось увидеть ваше лицо.
Отун-биби. Ах! Я даже вся покраснела!
Насреддин. Случайно, совершенно случайно. В этом виноват не я, мои глаза. Вы не сердитесь, Отун-биби?
Отун-биби. О нет, если бы нарочно… Присядьте, уважаемый Гуссейн Гуслия…
Насреддин. Ковер моей благодарности разостлан под вашими ногами. (Садится спиной к Отун-биби.) Я пришел сообщить…
Отун-биби. Знаете что, уважаемый Гуссейн Гуслия, не сочтите вольностью и распущенностью с моей стороны…
Насреддин. О, что вы!..
Отун-биби. Вам неудобно сидеть ко мне спиной, и вряд ли это соответствует вашему воспитанию. Раз вы меня все равно уже видели, я думаю, вы можете повернуться. Я уже не так молода…
Насреддин(отвешивает низкий поклон). Я пришел сообщить нечто важное, касающееся вас. Звезды предсказывают…
Отун-биби. Что они могут мне предсказать? (Изнемогая.) Говорите же, говорите скорее…
Насреддин. Они предсказали, что сегодня ночью в гарем великого эмира проникнет Ходжа Насреддин.
Отун-биби. Насреддин? В гарем?
Насреддин. Так явствует из расположения звезд.
Отун-биби. Ну нет! Он у меня в один миг узнает, как соваться в гарем!
Насреддин. Я должен предупредить вас. Этот нечестивец обладает опаснейшим свойством: как только женщина его увидит, она теряет от любви разум.
Отун-биби. Ну, мне это не опасно, я уже не так молода.
Насреддин. Не говорите так. Этот богохульник предпочитает как раз немолодых женщин и в особенности женщин знатного рода.
Отун-биби. О, какое безобразие и невоспитанность!
Насреддин. Однажды он забрался в гарем ширазского правителя в надежде обесчестить его престарелую жену.
Отун-биби. Престарелую жену? Какое богохульство! Не понимаю, как небо до сих пор не покарало такого преступника! Как подобного распутника еще держит земля!..
Насреддин(поднимаясь). Я вас предупредил.
Отун-биби. Спасибо, спасибо, Гуссейн Гуслия. Я очень благодарна вашим звездам. Уж я-то с этим безобразником сумею расправиться! Уж я сумею! (Скрывается в калитке, идет по садику, бормоча с возмущением.) Престарелую жену правителя Шираза… О богохульник! (Подходит к зеркальцу, начинает поспешно рисовать себе брови, красить щеки, расчесывать волосы.) О дерзкий нечестивец! Жену ширазского правителя!.. О бесстыдный распутник!..