Эмир. Мудро, о мудро! Скажи, какая пища соответствует вкусам султана?
Насреддин. Его вкусам больше всего соответствуют свежие листья индийской смоковницы.
Джафар. Листья индийской смоковницы?! Откуда их взять?!
Насреддин. Их можно доставлять из Индии в запечатанных свинцовых сосудах.
Дяафар. О горе мне!
Насреддин. Кроме того, султану потребны спелые фрукты, например, инжир, виноград, персики…
Джафар. Но я же так стану нищим!
Эмир. Ты слышал? Выполняй!
Джафар. О горе мне, о разорение! О невозместимый ущерб! (Уходит.)
Действие второе
Картина пятая
Садик перед эмирским гаремом. Мраморный бассейн и фонтан. Справа – каменный высокий забор, поверх которого грозно торчат железные крючья.
На коврах полулежат жены эмира. Перед серебряным овальным зеркальцем неподвижно сидит Гюльджан. Отун-биби, молодящаяся старуха, готовит Гюльджан к встрече с эмиром: красит ей брови сурьмой, румянит щеки розовой ватой.
Отуи-биби. Когда эмир придет к тебе, склонись перед ним и скажи ему так: "Если я роза – сорви меня и положи на сердце свое, и сердце твое затрепещет, подобно крылу соловья! Если я ресница – будь зрачком моим, дабы я могла закрывать от тебя несчастья мира! Если я птенчик – будь моим гнездышком, дабы я могла укрыться в тебе от ветра невзгод! (Раздражаясь.) Если я кисть винограда – съешь меня…" Ну что ты молчишь? Что ты молчишь? Повторяй за мной: "Если я роза…"
Гюльджан молчит.
Нет, я сойду с ума! Слышишь? Я тебя учу, и ты должна мне быть благодарна! С тобой говорит не кто-нибудь, а дочь самого хивинского хана!
Гюльджан молчит не шевелясь.
И откуда только он ее выкопал, эту горшечницу, наш пресветлый эмир?! Если бы он был в своем уме, то обратил внимание на женщину царского рода, умеющую достойно вести себя! (К Гюльджан.) Долго вы думаете молчать, уважаемая горшечница? Повторяйте за мной: "Если я роза – сорви меня…"
Одна из жен. Может быть, в нее вселился шайтан?
Отун-биби. Тебя не спрашивают! (К Гюльджан.) "И положи на сердце свое, и сердце твое затрепещет…".
Внезапно Гюльджан одним движением размазала по лицу краски, растрепала волосы и снова замерла.
Жены. Всемилостивый Аллах!
Отуи-биби. Нет, вы на нее посмотрите! Вы посмотрите на эту горшечницу! Все мои старания пропали даром! Все старания!
Одна из жен. Может быть, в нее на самом деле вселился шайтан?
Отун-биби. Все равно невоспитанность! Впустить в себя шайтана перед приходом эмира – какая крайняя грубость и невоспитанность! Нет, я вижу, скоро наш эмир наполнит гарем разными горшечницами, погонщицами, лепешечницами, сапожницами и прочим сбродом! Мне просто неприлично быть среди них! (Начинает снова разрисовывать Гюльджан.)
К калитке подходят эмир и Насреддин.
Эмир. Отвернись, Гуссейн Гуслия!
Насреддин поворачивается спиной. Отун-биби, гремя ключами, открывает калитку.
Отун-биби. Господин! Ваша новая наложница еще не совсем готова. Принесли ли вы ей бусы, о которых я говорила?
Эмир. Вот они! (Берет из рук Насреддина шкатулку и передает Отун-биби.)
Отун-биби. Какого же цвета бусы вы ей принесли?
Эмир. Мы принесли ей красные бусы, уважаемая Отун-биби!
Отун-биби. Красные бусы? (Потрясает шкатулкой.) Но я же говорила, что ей нужны синие! Вечно все перепутает. Кто же это на дочь какого-то горшечника надевает красные бусы? Она не так воспитана, чтобы носить красные бусы!
Эмир. О цвете бус мы ничего не слышали.
Отун-биби(распаляясь). Великий Аллах! Вы ничего не слыхали о синих бусах? Вы ничего не знаете о синих бусах?
Эмир. Вы сказали: "Спустись в казну и принеси бусы". Мы спустились в нашу казну и вот принесли.
Отун-биби. Но зачем же красные? Нужно было синие! Вы понимаете – синие бусы, синие! Разве там не было синих бус?
Эмир. Были и синие…
Отун-биби. Были! Значит, синие бусы были! Зачем же вы принесли красные?
Эмир. Так… Нам захотелось взять красные.
Отун-биби. Захотелось! Вам захотелось! Недаром мой отец, великий хан Хивы, не желал меня отдавать вам в жены, подозревая в вас слабоумие! Куда они годятся, ваши бусы! (Сердито открывает шкатулку.) Куда я их теперь дену, ваши красные бусы? (Вынимает из шкатулки синие бусы.)
Пауза.
Послушайте, но ведь это же синие?
Эмир. Конечно, синие.
Отун-биби. Почему же вы сразу не сказали мне?..
Эмир. Потому что за тридцать лет мы хорошо изучили ваш характер, и мудрый Гуссейн Гуслия посоветовал нам…
Отун-биби. При чем здесь мой характер?
Эмир. Если бы мы сразу сказали вам, что принесли синие бусы, вы стали бы кричать, почему не принесли красных. А когда мы по совету мудрого Гуссейна Гуслия сказали, что принесли красные, вы начали кричать, почему не синие. Так вот получайте синие бусы!
Отун-биби(в замешательстве). Да… Это синие.
Эмир. Конечно, синие.
Отун-биби. Только они как будто немного темноваты. Разве там не было бус посветлее?
Эмир. Были и посветлее.
Отун-биби. А почему вы не принесли посветлее?
Эмир(безнадежно махнув рукой). Пойдем, Гуссейн Гуслия!
Отун-биби. Подождите! Разве вы не войдете сегодня к своей новой наложнице?
Эмир. Нет, сегодня не войдем.
Отун-биби(угрожающе). Вы не войдете сегодня к новой наложнице?
Эмир. Уважаемая Отун-биби! Вы вмешиваетесь не в свое дело. Мы сами решим…
Отун-биби. Не в свое дело! Значит, гарем – это не мое дело?
Эмир. Отун-биби, послушайте…
Отун-биби(кричит). Нашли какую-то кривобокую горшечницу с жидкими волосами. Я целый день готовлю ее к встрече! Я стараюсь… будто она дочь самого халифа! Я втираю ей в бедра мускус и несравненную амбру! Я уподобляю розам ее щеки! И это, оказывается, не мое дело?
Эмир. Мы не то хотели сказать, почтенная Отун-биби…
Отун-биби(распалившись). Тридцать пять лет я воспитываю ваших жен. Тридцать пять лет, как в гареме воцарилось спокойствие!
Эмир. Мы вполне признаем ваши заслуги…
Отун-биби. А теперь мне говорят, что это не мое дело! Спасибо вам. Вы думаете, что если вы эмир, то можете издеваться и обижать дочь самого хивинского хана! Вы думаете, что если перед вами слабая женщина…
Эмир(в отчаянии). Но если мы прикоснемся к новой наложнице, это грозит нам превращением в ишака!
Отун-биби. В ишака? Великий Аллах, где слыхано, чтобы это могло кому-нибудь грозить превращением в ишака?
Эмир. Так предсказывают звезды – вот Гуссейн Гуслия, наш новый мудрец, может вам подтвердить…
Отун-биби. Все ваши мудрецы – лгуны и мошенники, вот что я вам скажу! В ишака… Они только и делают, что обкрадывают вас!
Эмир. Однако Гуссейн Гуслия доказал нам свою ученость.
Отун-биби. Ученость! Знаю я эту ученость. Если он такой ученый, пусть он вылечит вашу новую наложницу! Пусть-ка вылечит, а я посмотрю!
Эмир. Разве она заболела?
Отун-биби. Да, она изволила проявить крайнюю невоспитанность – впустила в себя шайтана! Пусть-ка ваш мудрец выгонит из нее шайтана!
Эмир. Гуссейн Гуслия, ты можешь ее вылечить?
Насреддин. Я должен ее осмотреть.
Эмир(грозно). Осмотреть? Ты хочешь ее осмотреть?
Насреддин. О повелитель! Мне достаточно взглянуть на ее руку, я могу определить болезнь по цвету ногтей.
Эмир. Руку? Ну, это можно. Мы полагаем, что созерцание ее руки нам не повредит.
Отун-биби входит в садик, повелительным жестом заставляет эмирских жен скрыться в гареме, набрасывает на Гюльджан покрывало. Эмир и Насреддин проходят в садик.
Насреддин. Как ее зовут?
Эмир. Гюльджан.
Насреддин. Гюльджан!
Гюльджан вздрогнула под покрывалом, не зная, во сне или наяву она слышит этот голос.
Насреддин(быстро). Гюльджан! Я – новый мудрец эмира! Ты понимаешь, Гюльджан, я – новый мудрец эмира! Меня зовут Гуссейн Гуслия. Ты слышишь меня?
Гюльджан(задыхаясь от волнения). Я слышу… Я слышу вас, Гуссейн Гуслия!