Сцена седьмая
Садик Мамеда-Али. Старик окапывает яблони. На яблоньке Зульфи – черная траурная лента. В стороне разговаривают вполголоса Саид и Зульфи.
Зульфи. Бежим! Куда-нибудь в горы, к цыганам или киргизам.
Саид. Нет, Зульфи, нам теперь не надо бежать.
Зульфи. Неужели они и тебя сумели уговорить, Саид?!
Саид. Не плачь. Послушай, у нас появился друг и защитник.
Зульфи. У нас друг и защитник? Кто?
Саид. Я не могу сказать тебе. Знаю только, что он нас спасет.
Зульфи. И ты ему поверил?
Саид. О Зульфи! Умей доверять – это величайшая из наук! Если бы ты видела взгляд нашего покровителя, слышала его голос, ты бы поверила!
Мамед-Али(втыкает в землю мотыгу и направляется к влюбленным). Прошу тебя, Саид, удались. Не терзай сердце ни себе, ни ей… Теперь она уже не наша… Иди… Так приказывает судьба! (Вздохнув, возвращается к яблоням.)
Саид. Зульфи! Надейся!
Взявшись за руки, влюбленные смотрят друг на друга долгим взглядом. Саид стремительно уходит. Зульфи, рыдая, скрывается в доме. У забора появились Насреддин и Багдадский вор.
Насреддин(протянув вору драгоценности вдовы, шепчет). Положи под яблоню… Присыпь землей…
Багдадский вор проскальзывает в садик, кладет драгоценности под яблоню и возвращается к Насреддину.
Мамед-Али подходит к дереву, начинает окапывать.
Насреддин и Багдадский вор с нетерпением следят за ним из-за забора.
Багдадский вор(шепчет). Вниз посмотри!..
Насреддин(так же). Да нагнись же, старик…
Багдадский вор. Пониже… Ну… Ну…
И, словно услышав их, Мамед-Али нагибается, видит драгоценности, поднимает их дрожащими руками. Роняет браслет, нагибается поднять его, но от волнения рассыпает остальное.
Мамед-Али. Зульфи!.. Зульфи!..
Зульфи(вбегая). Что с тобой, отец?! Тебе плохо?! (Увидела драгоценности.) Что это? Откуда?
Мамед-Али. Нашел!.. Вот сейчас, под яблоней… Мы спасены! Мы спасены! (Рассматривает драгоценности.) Это золото и… и настоящие камни… (Опускается на колени.) Возблагодарим великого Аллаха, который услышал наши мольбы и снизошел к нашему горю. Сам всемогущий послал к нам своего ангела, чтобы избавить Зульфи от рабства!
Насреддин(вору). Это ты – ангел!
Багдадский вор(падает от смеха на землю, корчится, дрыгает ногой). Ангел… Ох, не могу… Ангел… Ой!..
Мамед-Али и Зульфи скрываются с драгоценностями в доме.
(Утирая слезы.) О Ходжа Насреддин! Прикажи, и я украду для тебя звезду с неба!
Сцена восьмая
Озеро, хибарка сторожа возле шлюза. На небе первая полоска зари. Входит Агабек.
Агабек. Эй, сторож! Ты обещал открыть мне тайну.
Насреддин. Помню.
Агабек. Утро уже наступило.
Насреддин. Да, высокочтимый хозяин. Приготовьтесь услышать.
Агабек. Мои уши на гвозде внимания, а язык в темнице молчания.
Насреддин(неожиданно резко вскрикивает). Алиф! Лам! Мим! Алиф! Лам! Ра!.. Кабахас чиноза! Чунзуху, тунзуху! (Обходит вокруг хибарку.) Теперь нас никто не подслушает.
Агабек. А кто мог подслушать раньше? Ведь мы здесь вдвоем, если не считать ишака.
Насреддин. Тсс, хозяин! Я же просил вас не произносить вслух этого непристойного слова! (Встает, отвешивает ишаку почтительный поклон.) Высокочтимый Агабек видит перед собой наследного принца Магрибского, превращенного с помощью злых чар…
Агабек. Принца?!
Насреддин. Да, это единственный сын великого султана Магриба Абдуллы-абу-ибн-Муслима!
Агабек(разражается хохотом). Этот ишак – принц?!
Насреддин. Остановитесь, ничтожный! (Кланяется ишаку.) Да не прогневит высокорожденного смех этого невежды!
Агабек. Тайна!.. А я-то думал… Какой он принц! Самый настоящий ишак!
Насреддин. Тсс, хозяин! Неужели нельзя выразиться иначе? Ну почему не сказать: "этот четвероногий", или "этот хвостатый", или "этот длинноухий", или, наконец, "этот покрытый шерстью".
Агабек. Этот четвероногий, хвостатый, длинноухий, покрытый шерстью ишак!
Насреддин. Если уж вы не можете воздержаться, хозяин, – молчите!
Агабек. Мне? Молчать? Из-за какого-то презренного…
Насреддин. Воздержитесь, хозяин! Молю вас, воздержитесь!
Агабек.…ишака!..
Ходжа Насреддин вновь вешает свой халат на жерди, отгораживая ишака; отводит Агабека в сторону.
Насреддин. Так нам будет спокойнее говорить, если только вы, хозяин, немного умерите мощь своего голоса. Когда вы опять дойдете до этого слова, постарайтесь произносить его шепотом.
Агабек. Хорошо. Хотя, говоря по совести, не понимаю…
Насреддин. Скоро поймете. Разве вы никогда не слышали истории о превращениях? Взять хотя бы Аль-Фаруха-Абдуллу, сначала превращенного в пчелу, потом в крокодила и, наконец, в самого себя. Одного только превращения никогда не испытал этот Абдулла: из плута превратиться в честного человека!
Агабек. Слышать слышал. Но считал это выдумками.
Насреддин. Теперь вы видите воочию.
Агабек. А где доказательства? Что в этом… (понижает голос) в этом ишаке свидетельствует об его царственном происхождении?
Насреддин. А хвост. Белые волоски в кисточке.
Агабек. Белые волоски? Да я тебе найду их целую сотню в любом ишаке!
Насреддин. Тише, тише, хозяин!
Агабек. Этот ишак – принц? Так преврати его на моих глазах в человека или, наоборот, преврати какого-нибудь человека в ишака. Тогда я поверю.
Насреддин. Как раз этим делом я сейчас и займусь. Я должен вернуть ему на короткое время его подлинный царственный облик.
Агабек. Так начинай же скорей!
Насреддин сдавленным голосом выкрикивает заклинания, болтает ногами, ползает на четвереньках.
Насреддин. Алиф! Лам! Мим!.. Алиф! Лам! Ра!.. Кабахас! Суф!.. Чиноза! Мим!.. Тунзуху!.. Чунзуху!.. Итки! Изги! Каф!.. (Неожиданно хватает котелок с волшебным составом и выливает за висящий халат – на ишака.) Алиф! Лам! Мим!.. (Хватает Агабека за руку.) Бежим, хозяин! Бежим! Смертный не должен видеть чуда превращения. А то можно ослепнуть!.. (Оттаскивает Агабека к озеру, опускается на колени, молится, потом встает.)
Агабек(язвительно смеясь). Ну, где же твое чудо?
Насреддин. Еще не свершилось, хозяин. Подождем.
Агабек. Нечего и ждать! Ишак останется, как был, ишаком, но ты навряд ли останешься хранителем озера.
Нечеловеческий вопль прорезал тишину.
Иасреддип(опять падает на колени). Благодарю тебя, о всемогущий! (Встает.) Идем, хозяин! Свершилось!
Возвращаются в хибарку. Насреддин отдергивает халат. На месте ишака – Багдадский вор в уздечке. На нем камзол Камильбека и серебряный пояс, с которого свешивается золотая сабля.
Багдадский вор(крикливо). О нерадивый раб! Долго мы будем терпеть твою невоспитанность? Ну что ты стоишь разинув рот? Сними же скорее с нас неподобающую нам вещь! (Показывает на уздечку.)
Насреддин. Да простит сиятельный принц мою забывчивость. (Кланяется, снимает уздечку.)
Багдадский вор. Нам крайне надоела твоя нерадивость!
Насреддин. В чем я провинился еще, о милостивый принц?
Багдадский вор. Ты еще спрашиваешь! Как ты стоишь?! Вот смотри! Этот совершенно чужой человек… (Агабеку.) Как тебя зовут?
Агабек(у него отнялся язык). Та… та… ба… ба… да… да… бек.
Багдадский вор. А? Что? Не понимаю… Тарабек?
Насреддин. Агабек.
Багдадский вор. Вот теперь слышу ясно! Что ж, пусть будет Агабек. Подойди поближе, не бойся!
Агабек приближается, падает на колени.
(Насреддину.) Вот, смотри! Этот человек хотя и сельский житель, но искусен в обращении с царственными особами. Посмотри на изгиб его спины. Между тем ты, долженствующий стать великим визирем Магриба…
Насреддин. О милостивый принц!..