Захар неожиданно начинает громко и безудержно хохотать.
- Ах ты дурак! - еле выговаривает он сквозь смех. - Тимофей Кондратьевич из деревни доктора и санитаров привёз, чтобы тебя, дурня, в больницу забрать, а ты… облава! - И снова хохочет.
- Доктора? - удивляется Ваня и, бессильно опустившись на скамейку, начинает громко рыдать.
- Ох, и беда мне сегодня! - становясь серьёзным, восклицает Захар Силыч. - Опять слёзы! Скамейка эта, что ли, такая: кто ни сядет, все плачут! - разводит он руками. - А ну перестань! Баба ты, что ли?
- Что мне делать, Захар? - в отчаянье спрашивает Ваня.
- Идти домой и хорошенько выспаться! А завтра на работу. Машину надо чинить. Может, что-нибудь и соберём, - и он дружески обнимает Ваню за плечи.
- Что из неё соберёшь, одни обломки! - отвечает убитый горем Ваня.
Утро в доме Коротеевых. Тимофей Кондратьевич завтракает. То и дело отрываясь от еды, он сердито говорит жене:
- Чтоб она не смела выходить на улицу! Хватит с нас сраму.
- Но в школу же она должна пойти? - возражает удручённая жена.
- И в школу не сметь! - кричит вышедший из себя Коротеев. - Пусть она останется дурой неграмотной!
- Да ты что, Кондратьич, - всхлипывает жена. - Почему Любаше от подруг отставать? Пусть девочка окончит последний класс, недолго осталось… Может, из неё человек получится…
- Не получится из неё человек! - восклицает Коротеев.
Любаша с книгами и тетрадями в руках стоит в своей комнате и прислушивается к разговору отца с матерью. Она то и дело вытирает ладонью набегающие на глаза слёзы.
Коротеев, отхлебнув из стакана чай, упрямо повторяет:
- Из неё человек не получится! Я её замуж выдам. Есть у меня для неё жених на примете.
В этот момент в комнату без стука врывается радостный и возбуждённый Самохвалов. Размахивая руками и потрясая какой-то бумажкой, он кричит:
- Поздравляю! Поздравляю, Тимофей Кондратьевич! Поздравляю!
- Что случилось? - спрашивает удивлённый председатель.
- Ваню непутёвого призывают в армию! - торжествует Самохвалов, подавая Коротееву повестку.
- Слава богу, освободились, - со вздохом облегчения говорит Тимофей Кондратьевич.
Любаша у себя в комнате. Услышав эту новость, она поспешно вытирает слёзы, подбегает к окну, выбрасывает из него учебники и тетрадки и быстро выпрыгивает наружу. Пробежав через двор, она скрывается за калиткой.
- Значит, провожаем "дорогого" Ваню! - удовлетворённо произносит Тимофей Кондратьевич. - Вот это здорово получилось! Всё, так сказать, ко времени.
- Бедная Евдокия! - сочувственно откликается Елизавета Никитична.
- Почему - бедная? - возражает муж. - Может, его только армия и исправит.
- Ну, я пошёл, Тимофей Кондратьевич, - говорит радостный Самохвалов.
- Иди, дорогой, я сейчас приду.
- До свидания, Елизавета Никитична! - галантно раскланивается Самохвалов и уходит.
Коротеев провожает его глазами и хитро смотрит на жену.
- Вот это человек! Преданный человек… Орёл! Интеллигент! - и громко, думая, что дочь ещё у себя в комнате, заявляет: - Вот тебе жених для Любаши!
- Ты что, Кондратьич, рехнулся, что ли? - восклицает жена.
- А-а, не нравится? - так же нарочито громко спрашивает Коротеев.
- Нашу красавицу да за такую крысу! - возмущается Елизавета Никитична.
- И мне не нравится, - шёпотом говорит Коротеев, обняв жену за плечи и хитро посматривая в сторону комнаты Любаши. Затем, выдержав паузу, он нарочито громко продолжает: - Настоящий человек! Так сказать, работник умственного труда!
Гремит туш самодеятельного духового оркестра. Играют молодые и старые колхозники.
В колхозном парке, освещённом гирляндами электрических лампочек, на скамейках сидят празднично одетые колхозники. Повсюду фруктовые деревья, ветки которых сгибаются под тяжестью плодов. У деревьев стоят знакомые нам девушки и парни, друзья и сверстники Вани.
На открытой эстраде, за столом президиума, вытянувшись, стоит Тимофей Кондратьевич Коротеев. На груди у него орден Ленина, Красного Знамени, Красной Звезды и шесть медалей за взятие и освобождение разных городов Европы.
Рядом с председателем - Захар Силыч, его грудь украшена тремя рядами боевых орденов и медалей - и ещё несколько колхозников. У всех у них множество орденов и медалей.
Среди членов президиума - Самохвалов. У него на лацкане пиджака значок члена общества Красного Креста.
Неподалеку от президиума стоят пять парней - будущих солдат Советской Армии. Среди них мы видим и Ваню Бровкина.
Шум прекращается. Члены президиума занимают места. Все, кроме Коротеева, садятся.
- Мы сегодня провожаем в нашу родную Советскую Армию лучших сынов колхоза! - торжественно объявляет Коротеев. - Замечательного нашего монтёра Николая Бухарова…
Раздаются аплодисменты.
- Помощника бригадира Петра Буянова…
Снова раздаются аплодисменты в зале.
- Дмитрия Гранкина, который окончил десятилетку с золотой медалью.
Продолжительные аплодисменты прерывают председателя.
Аплодирует и сам Коротеев и через несколько секунд продолжает:
- Провожаем нашего лучшего наездника конюха Никиту Козырева.
Снова громкие аплодисменты и крики:
- Браво! Браво, Никита! Даёшь его в кавалерию!
Когда колхозники притихли, Коротеев бросает взгляд на Ваню и, запинаясь, произносит:
- И… нашего Ивана Бровкина… Он, конечно, так сказать… того… - Коротеев замолкает.
И, не дождавшись аплодисментов, начинает аплодировать сам.
Раздаётся дружный хохот и несколько жиденьких хлопков.
У колхозников весёлые, улыбающиеся лица.
Улыбается даже мать Вани Евдокия Макаровна.
Под деревом, вдали от всех, стоит печальная Любаша и вытирает платочком слёзы.
- Мы даём нашим парням один только наказ, - говорит Коротеев, - не уронить славного имени нашего колхоза и быть, так сказать, отличниками боевой подготовки и учёбы… Короче говоря, не посрамите нас, сынки!
Он подходит к призывникам и всех поочереди целует.
Когда дело доходит до Вани Бровкина, он на секунду задерживается возле него, нерешительно пожимает плечами и тоже целует.
Члены президиума берут со стола большие букеты цветов, подносят призывникам и обнимают смутившихся парней.
Самохвалов всовывает Ване огромный букет, порывисто обнимает и целует его.
При виде этой "трогательной" сцены колхозники в зале хохочут.
Снова гремит туш.
Любаша в своей тускло освещённой комнате на цыпочках подходит к окну. Открыв его, она бесшумно выпрыгивает во двор и снова прикрывает окно.
В другой комнате Коротеев читает газету. Елизавета Никитична здесь же вяжет носки.
Стук в дверь.
- Войдите! - отзывается председатель.
Входит Самохвалов со свёртком в руках.
- Извините, что беспокою, но… понимаете… жизнь одинокого человека в деревенской глуши.
- Да заходи без церемоний, - приглашает Коротеев.
- Это вам, Елизавета Никитична, - говорит Самохвалов, разворачивая сверток и подавая Коротеевой коробку парфюмерного набора "Фиалка". - Это, так сказать, сюрприз из старых запасов… ещё из города, - добавляет он.
- Напрасно беспокоились, - отвечает Елизавета Никитична. - Только зря в расход входили. Вы - человек молодой, духи вам самому пригодятся.
- Какой там расход, мелочь. Я, извиняюсь, духов не употребляю… моё мнение такое: мужчина должен быть мужчиной, а женщина - женщиной, - опять начинает философствовать Самохвалов. Он садится к столу и, оглядевшись, спрашивает: - А где же Любовь Тимофеевна?
- Сейчас позову! - говорит Елизавета Никитична, подходит к двери соседней комнаты, открывает её, заглядывает в комнату дочери и увидев, что Любаши нет дома, на цыпочках возвращается обратно.
- Спит уже.
Любаша бежит в темноте.
- Любаша! - слышится осторожный зов Вани. Девушка останавливается и медленно поворачивается.
К ней подходит Ваня.
- Уезжаешь? - спрашивает Любаша.
- Уезжаю, - со вздохом отвечает Ваня. - Завтра утром.
Они медленно поворачивают в сторону и молча идут рядом, не глядя друг на друга, не берясь за руки.
До них из деревни доносятся высокие голоса поющих девушек и переборы гармони.
Ваня и Любаша идут всё дальше и дальше…
На горизонте занимается заря.
На срубленных деревьях сидят Любаша и Ваня. Они не смотрят друг на друга и молчат.
Вокруг мёртвая предрассветная тишина. Вдруг в воздухе послышались крики уток.
- Утки летят… - вздыхает Ваня, подняв глаза к ещё тёмному небу.
- Скоро светать будет… Из деревни в поле на работу пойдут, - с сожалением говорит Любаша.
- А у меня вся работа позади, - с грустью произносит Ваня. - Никаких работ - армия.
- Значит, писать будешь? - спрашивает девушка.
- Каждый день! - пылко отвечает Ваня, не глядя на Любашу.
- И я каждый день… Только вот адрес…
- Адрес я напишу в первом письме, в первый же день. Только ты мне пиши.
Ваня умоляюще смотрит на Любу.