Ноосферное видение реализуется в романе "Белка" в авторской концепции человека "незавершенного", "создающегося", стремящегося к идеалу – обретению подлинной человечности: "человек как носитель божественного духа" (Ким 1988: 654), когда каждый, по словам Мити Акутина, "станет как Вечный Живописец" (Ким 1988: 654), станет творцом: Вечный Живописец "велит каждому быть художником и, значит, свободным" (Ким 1988: 631). "Эти слова – выраженная в метафорической художественной форме концепция ноосферы" (Ноосфера 1990: 33). В учении В.И. Вернадского о ноосфере есть понятие о человеке разумном, творце – "Homo sapiens faber". "Главное для автора "Белки", – по словам С. Семеновой, – эволюционное стремление жизни к сознанию, духу, творческому преображению и мощные противоборствующие силы, действующие из самой природы человека" (Семенова 1989: 422). Несмотря на то что в ней заложено стремление к совершенству. В повести "Луковое поле" в связи с образом "МЫ" говорится: "…Мы знаем, что это взывает к нам еще одна человеческая душа, возжаждавшая доброты и бессмертия. И мы видим, как человек стремится скорее, скорее вырасти, достигнуть своей высшей сущности" (Ким 1988: 166).
Человек, по А. Киму, – существо "начинающееся" и потому еще "полное неизвестности и загадок". Георгий в споре со Старцем говорит о том, что человек еще изменится. Он должен преобразиться в грядущие времена. Эволюция человечества видится автору прежде всего в творчестве собственной природы, в творческом отношении к миру, в ощущении себя частью целого, другого как себя, в совестливом и свободном существовании. В.И. Вернадский обращает внимание на то, что ноосфера вбирает в себя человеческую культуру и человеческую мысль (Вернадский 1991: 68). По концепции А. Кима, человек-творец способствует накоплению энергетики расширяющейся ноосферы. "Эта новая форма биогеохимической энергии, которую можно назвать энергией человеческой культуры, – подчеркивает В. Вернадский, – или культурной биогеохимической энергией, является той формой биогеохимической энергии, которая создает в настоящее время ноосферу" (Вернадский 1991: 68).
В раскрытии натурфилософии романа концептуальное значение имеет центральный образ произведения, что подчеркнуто и его заглавием. "…Быть белкой ничуть не хуже, чем человеком. Какой же он беспомощный в объятиях матери, которая его породила, не может даже взять протянутой ему груди, чтобы вкусить живительного молока, а если и ухватит родительский сосок, то истерзает, искусает его до крови.
Цель его невероятной деятельности вроде бы сводится к тому, чтобы уничтожить, свести, обратить в рабство всех остальных – нелюдей – и утвердить на Земле свое единственное тоталитарное владычество. Но пусть случится так – с чем же останется он – с какой прелестью собственного существования? Неужели же с одним хвастливым чувством в душе, что всех превзошел, всех покорил?" (Ким 1988: 521). Герой романа, скрывший свое полное имя, наделенный способностью превращаться в белку, близок природе как ни один из героев. С одной стороны, он ощущает эту генетическую связь как живую, действенную, с другой, он стремится достичь предельных высот духовного развития и в определенный момент приносит в жертву первое, в результате чего утрачивает все. Сделка оказалась дьявольской, не случайно плоский человек из будущего – зеркальное отражение…ия – прихрамывает на одну ногу. Образ "плоского человека" пройдет через весь роман ("на какие дела мог пойти человек с подобными глазами", "ведь в действиях своих он сможет обрести могущество… чему оно тогда будет служить?"). В нем воплощается традиционный для мировой литературы мотив заложения души дьяволу. Любые искушения, по мысли "alter ego" автора, будь то обильная пища и сытость, деньги, роскошь, отрывающие от творчества и "усыпляющие" человека, заставляющие забыть его о своем призвании, – от дьявола.
В финале романа-сказки содержится притчевое поучение, связанное с решением вопроса о том, возможна ли гармония человеческого существования в современном мире? Поскольку человек должен выбирать между жизнью в облике оборотня с его повадками, существованием в качестве плоского человека, пустота души которого затягивает его самого, или гибельным полетом "подлинных людей", т. е. выбирать, в сущности, между жизнью и смертью.
Белка-…ий становится, как и его друзья, жертвой "заговора зверей". Среди них он единственный обладает даром превращения и перевоплощения и понимает, что ему "предстояло по судьбе нечто иное", непременно "свое", хотя удел белки известен: воля не для нее. И преодолеть инерцию вращающегося колеса ей не удается, о чем свидетельствует финал романа. "В виде громадного колеса" устроена и вся земля. "Дни на этом колесе проносились один за другим, а я шел сквозь них, томясь душою, и все не мог сделать выбора" (Ким 1988: 524). В ситуации борьбы между представителями зеленого Леса (этот концепт важен в свете будущего романа "Отец-Лес") и людьми белка должна сделать свой выбор. И она решает остаться в "людском Лесу". Расплата за это – убийство белки: только так можно освободиться от своих лесных собратьев, от того, чтобы не участвовать в их борьбе с людьми. "…Но люди не лучше нас, – говорит белке Филин. – Они нас всех хотят уничтожить или превратить в рабов… Мы должны насмерть стоять перед ними…" (Ким 1988: 704). Так в иносказательной форме выражается в романе борьба человека с природным началом вне себя и внутри себя, борьба с тем, что, может быть, и составляет лучшее в нем – его неповторимую индивидуальность, врожденные способности и черты характера. А. Ким переводит вопрос о взаимоотношениях человека и природы в иную по сравнению с другими писателями-натурфилософами плоскость – в соответствии с теми философскими проблемами и художественными задачами, которые решает в произведении.
В финале романа…ий, уже утративший даже такое усеченное имя, теперь уже "некто", совершает убийство белки, пережив его как самоубийство. Порвав "генетическую" связь с природой, белка не стала человеком, она лишь сохранила свою жизнь, чтобы продолжить "каиново существование". Именно об этом, как последнем выходе, говорит…ий дельфину: "…Это решимость Каина, которому дольше жить, чем Авелю, но не обязательно убивать своего брата, достаточно просто убить человека, и не обязательно другого – а хотя бы человека в самом себе, отречься, отказаться, уничтожить все то, что потихоньку преображало тебя из неразумного животного в духовное существо…" (Ким 1988: 619). Стоит один раз так поступить, "и рухнет та длинная лестница, по которой человек в тебе карабкался к небу, и вместе с нею рухнешь и ты… И обретешь ты долгие-долгие годы каинова существования…" (Ким 1988: 619).
Смысл этих "превращений" (зверь – человек) заключается в том, чтобы показать, что утрата собственной индивидуальности, первородности сродни самоубийству, особенно для творца. Результатом окончательного "превращения" белки в человека стала утрата подлинной человечности, бессмертия и перерождение в "плоского человека". Двумерный человек с "мертвой тоской" в глазах "живет всего в двух измерениях, и там нет места для волшебства и сказки; ему так тоскливо, что хоть вешайся, но он даже не осознает того состояния, в котором всегда пребывает" (Ким 1988: 713).
Роман "Белка" А. Кима "ввел в литературу наших дней, возможно ярче и последовательнее других, активно-эволюционное ноосферное видение, элементы которого так актуальны в поисках нового мышления, положительной альтернативы нынешней ситуации угрозы общечеловеческого самоубийства…" (Семенова 1989: 437–438) – справедливо писала С. Семенова в 1989 г. Следующий роман А. Кима об угрозе самоистребления человечества.
"Отец-Лес" (1989) появился после первого романа спустя пять лет, вобравшие в себя раздумья над вопросами жизни и смерти, добра и зла, свободы и неволи, одиночества ("Я – одиночество") и психологии "роя", оформившиеся в романе-притче в концепцию всеобщего самоуничтожения. Его можно назвать самым "философским" произведением писателя, не случайно глава рода Тураевых – Николай Николаевич – философ. И хотя сам автор говорит о том, что "не собирался писать философский трактат" (Ким, Шкловский 1990: 54), однако сравнение это закралось не зря. Основанием для него стала законченная, объемно-усложненная философская концепция книги. Именно она определила и романный материал, и направленность его осмысления (поучение и предостережение), и форму Многомерность и синкретизм философии произведения обусловили и предпринятый автором художественный поиск.
В центре внимания писателя человек, во многом сам являющийся непознанной вселенной. Человек мятущийся, ищущий, страдающий, через судьбу которого проходят все "изломы" эпохи, человек, стремящийся обрести свою истину, неотделимую от сути всеобщего существования. Таковы отец, сын и внук древнего рода Тураевых, история которого составила сюжетную канву романа.
Говоря о замысле произведения, А. Ким подчеркнул: "В романе я попытался сказать о таких качествах человека, с которыми человеческий мир во вселенной не имеет права, не имеет возможности продолжаться в будущем… Но главное, о чем мне хотелось сказать – это о суицидальных, самоубийственных началах в человечестве. О страсти к самоуничтожению" (Ким, Шкловский 1990: 53). К осмыслению этих вещей писателя подталкивала направленность развития цивилизации в XX веке. Если в природе все едино, живое и неживое создано так, чтобы иметь продолжение во времени, преображаться, находить новые формы для продления жизни, то люди "словно нарочно стараются сделать так, чтобы отрезать себе пути к дальнейшему существованию" (Ким, Шкловский 1990: 54).