Не случайно этот путь представляется автору круговращением. Трагизм человеческого существования видится Айтматову в предопределенности, замкнутости этого пути. Однако возможны "прорывы", подобные божественным прозрениям, когда "дух человеческий, устремленный к вершинам собственного величия", преодолевает пространство и время, ощущая себя в единстве прошлого, настоящего и будущего: "…Мое существование словно бы вышло на вневременной и внепространственный простор, где чудодейственно совмещались все мои познания о прошлом, в сознании настоящего и в грезах о будущем" (Айтматов 1987: 63).
Природа в произведениях Ч. Айтматова обладает своей внутренней гармонией, человеческий же мир – дисгармоничен и противоестествен природе. Этот разлад и может стать причиной глобальной катастрофы, неотвратимое движение человечества к которой и прослеживает писатель в "Плахе".
4. Натурфилософия А. Кима
Творчество А. Кима отличается целостностью и представляет собой единый метатекст, в котором все взаимосвязано, начиная от ранних произведений и заканчивая романами 2000-х годов. В первых рассказах и повестях заложены фрагменты мировидения, мотивы и образы, которые разовьются впоследствии в стройную философию. "Природоцентризм" А. Кима проявится в своеобразном триптихе, состоящем из повести "Лотос", романа-сказки "Белка" и романа-притчи "Отец-Лес". Их связывают воедино проблема жизни и смерти, мотивы бессмертия и всеединства, хора голосов "Мы", образы Леса, Матери-Земли (Деметры).
Обращение к проблеме жизни – смерти – бессмертия побуждает писателя к осмыслению Природы как универсума, основу которого составляют "гармонические закономерности Космоса" (А. Ким. "Отец-Лес"), Суть натурфилософской концепции автора составляет осмысление "земного мира как мира космического, не замкнутого в самом себе" (Ким, Шкловский 1990: 55).
В 1980 г. А. Ким после произведений на "злободневную" тему с узнаваемыми героями ("Поклон одуванчику", "Утопия Турина") пишет повесть со странным для русской литературы названием – "Лотос", в которой центральное место занимает проблема жизни и смерти в их единстве. Что есть жизнь и что есть смерть? Каков человек на ее "пороге" и что за ним? – Вот те вопросы, над которыми неустанно размышляет автор, обратившись к ним уже в повестях "Собиратели трав" (1968–1971), "Луковое поле" (1970–1976), "Соловьиное эхо" (1976).
В первой главе повести "Лотос" чередуются картины жизни (с потребностью любить и быть вместе с любимым) и смерти (с ее одиночеством), свидетельствуя о вечности этой смены состояний, подобно чередованиям времен года или превращению в природе "неподвижного и твердого в подвижное и мягкое, холодного в теплое" (Ким 1988: 263). Отношение к смерти матери Лохова исполнено мудрости и великодушия. Ее держит прошлое, прожитая жизнь как бы заново "проживается" ею, и крепкое сердце не хочет примириться с надвигающейся смертью. В повести "Собиратели трав" А. Ким рисует духовное преображение человека на пороге смерти. Он изживает в себе страх и прозревает – смерть такое же "огромное явление", как восход, ночь, звезды, ее нужно "серьезно и с любовью постигать", как и жизнь равным образом (Ким 1988: 436–437).
Чем ближе человек к природе, тем мудрее его восприятие смерти как явления естественного. Таковы в повести "Собиратели трав" старый До Хок-Ро и Масико. Такова старуха Анна в повести В. Распутина "Последний срок". В. Распутин, как и А. Ким, раскрывает отношение детей к смерти матери. Мать Лохова и Анну – при по-своему неимоверно тяжкой жизни у каждой – объединяет философское отношение к смерти и некая "договоренность" с нею. Героиня В. Распутина, словно собравшись хорошо сделать последнюю работу, не откладывая, "решила умереть". "За последние годы они стали подружками, старуха часто разговаривала с ней". Анна верила в то, что у каждого человека своя смерть, "созданная по его образу и подобию".
По-разному умирают мать Лохова и старая Анна, первая – в физических муках и страданиях, вторая – безболезненно и легко: "Меня и тепери ишо на руках будто кто держит… Будто ниче подо мной твердого нету" (Распутин 1994: 37). Но обе – в любви к детям и с воспоминаниями о них. По-разному "проживают" переход от жизни к смерти героини. У старухи Анны остались в жизни привязанности, которые, несмотря на ее готовность умереть и опасения, что она "умаяла свою смерть", держат ее на земле. Среди этих привязанностей не приехавшая дочь Таньчора, которую мать "ждала не переставая", подруга – "долгожданная Мирониха", солнце и свет утра. Старуха Анна живет в ладу с окружающим миром, который, несмотря на ее отрешенность, продолжает ее интересовать, и она "отзывается" на солнечный свет, на происходящее рядом, на смену дня и ночи.
Мать Лохова даже голоса "Хора Жизни" не могут повернуть к жизни. Зато до предсмертного, пограничного состояния между бытием и небытием мать любила жизнь, в лучшую, самую счастливую пору ее она и окружающий ее мир были едины. И это слияние подарило ей ощущение бессмертия, а высшим смыслом его была любовь. Перевоплотившись в один из голосов Хора Жизни, она думает: "Смысл всего – любовь" (Ким 1988: 318). Вся ее "неистовая страстность… степнячки", отданная мужу, "была тайной слияния ее существа с безупречной красотою и жаром степей Кума-Манычской долины" (Ким 1988: 259). Воспоминания матери о любви неотрывны от образа степи, появляющегося в ее памяти. И в предсмертных муках она стремится туда, в степь, где была счастлива. Природное в матери-"пастушке", ее язычество наиболее ярко раскрываются в ее всепоглощающей любви к отцу Лохова, любви-вдохновении, которой ведома тайна бессмертия. С гибелью мужа "ее вдохновение было прервано".
Мать ощущает себя частью единого целого, частью "живого вещества" земли и осознает себя в одном ряду с животными, растениями, насекомыми. По словам В.И. Вернадского, "все живые организмы тесно связаны между собой в своем существовании и этим путем представляют единое целое…" (Вернадский 1989: 135). "Мой путь к бессмертию был бы так же прост, как у овцы, как у овса, как у красной с крапинками божьей коровки" (Ким 1988: 314). П. Тейяр де Шарден, оказавший влияние на мировоззрение А. Кима, писал в разделе "Любовь – энергия" "Феномена человека": "Взятая как биологическая реальность, в полном своем объеме, любовь (то есть близость одного существа другому) присуща не только человеку. Она представляет собой общее свойство всей жизни…" (Тейяр де Шарден 1965: 259). Современные писатели видят в этом изначальную общность всего живого, единый "исток". В. Солоухин в 60-е годы как о "неоспоримой истине" писал о том, что "любовь у человека, любовь у дельфина и любовь у цветка по своей сокровенной сути ничем не отличаются друг от друга", понимая под любовью "соединение двух половых клеток". И предположил: "Может быть, нужно идти в приписывании качеств и свойств от цветка к человеку" ("Трава"),
Путь матери к бессмертию "искажен, прерван и обезображен" не по ее вине. Она могла бы полнее реализовать свое материнское назначение, не отними война ее мужа. Она предстает в повести в двух ипостасях: матери (героиня не называется по имени) и "поющего голоса" (являющегося иногда в образе молодой женщины). Материнский инстинкт сближает ее с "бобрихой-матерью", приблизившейся к ее сыну и долго рассматривающей чужого ребенка. Мать боялась шевельнуться, зная, что перед нею хозяйка омута, здесь ее дом, и она может попросить мать вон. Но бобриха с сочувствием посмотрела на мать, и та подумала: могут убить "крошечных малюток наших", имея в виду своего сына и бобрят.
А. Ким – певец Лотоса, творящей силы природы, поэтизирует Любовь как некий природный закон, благодаря которому осуществляется продолжение человеческого рода. Через Любовь, через слияние с Природой мать Лохова познает тайну бессмертия, благодаря тому, что сама символизирует материнское, животворящее начало. И "в смертный час душа ее, постепенно сбрасывая житейский гнет, стала вновь прозревать высшее, самое необходимое, открытое ей во сне юности" (Ким 1988: 259), – посвящение в тайну бессмертия. Мать Лохова видит себя молодой. То же чувство переживает и распутинская Анна. Как самый памятный день вспоминается ей тот, в который она ощутила свою сопричастность природной красоте.
Видения прошлого посещают мать Лохова, чтобы раскрыть ей смысл ее земного существования. А. Ким пристально вглядывается в лик смерти, осмысливая ее как один из моментов перевоплощения, перерождения, что само по себе является "таинством природы", ее "высшим законом". И через судьбу своей героини приходит к тому, что "смерть – не последняя истина и что намного дальше нее простирается обычная любовь одного человека к другому" (Ким 1988: 339). В отличие от Кима, В. Распутину важно через отношение детей к умирающей матери и через ее мировосприятие раскрыть истинную ценность и смысл человеческой жизни. Если повесть В. Распутина заканчивается смертью старухи Анны, то смерть матери в "Лотосе" является кульминацией в развитии сюжетного действия. Со смерти матери начинается духовное преображение Лохова, длительный путь постижения жизни и смерти, единства сущего, поиска ответа на вопрос: "Зачем весь этот мир вокруг и трудная жизнь человека в нем?" Лохов, "пережив смерть матери, научился относиться к своей жизни со спокойным равнодушием и ничего вроде бы и не желать для себя" (Ким 1988: 288).