Сегодня мы знаем, что Россия начала переброску бронетанковых частей к Южной Осетии еще 2 августа. Корабли Черноморского флота вышли из Севастополя 5-го. А в ночь на 6 августа произошел взрыв на турецком участке трубопровода Баку – Джейхан. Турецкие спецслужбы говорили нам впоследствии, что подозревают в организации диверсии россиян. Во-первых, он находился вне зоны обычной активности повстанцев из Рабочей партии Курдистана. Во-вторых, такая же взрывчатка была использована при диверсиях на газопроводе и линиях электропередач на Северном Кавказе, оставивших зимой 2005 года Грузию без тепла и света. К началу российской атаки трубопровод был выведен из строя, так что россияне могли не опасаться, что Запад будет обеспокоен, кроме всего прочего, возможным срывом поставок нефти, – они и так были сорваны.
Свой план россиянам пришлось корректировать на ходу. Группы ополченцев начали разваливаться в первую же ночь, а сил спецназа оказалось недостаточно, чтобы удержаться. Им не удалось выдержать длинную паузу и пришлось объявить о вводе войск практически сразу.
Итак, в ночь на 8 августа Москва объявила, что войска вошли в туннель. На самом деле вторжение началось на несколько дней раньше. Мы всеми силами старались избежать войны и не говорили об этом, чтобы русские могли сохранить лицо. Даже комиссия Тальявини отметила, что регулярные российские части зашли на грузинскую территорию до 8 августа, но почему-то не посчитала это началом конфликта. Получается, что ввод иностранных войск на территорию другого государства – это еще не агрессия, по крайней мере если они не начали стрелять. Но это же полная чушь, если я хоть что-то понимаю в международном праве. Тогда можно занять всю страну без единого выстрела, и комиссия тоже скажет, что это не агрессия. Это все равно, что заявить о ситуации с Крымом: не было стрельбы – значит, не было агрессии.
Все 8-е августа российские бомбардировщики наносили удары по территории Грузии. Наши бойцы вошли в Цхинвали и попытались перекрыть "Транскам" – магистраль, связывающую Южную Осетию с Россией.
9 августа наш спецназ разгромил штабную колонну командующего российской 58-й армией Хрулёва. Позже он сам описывал, как удивился, наткнувшись на грузинских военных по дороге к Цхинвали, – эта территория должна была быть зачищена передовыми российскими отрядами. Еще больше он удивился, когда они начали стрелять. Хрулёв был ранен, его водителя убило, а из трех десятков машин его колонны только пять смогли вырваться. Несколько десятков человек из его окружения погибло.
В тот же день я поехал на запад Грузии. Кодорское ущелье в северной части Абхазии было под угрозой окружения, и российские войска подходили к Мегрелии. Когда я прибыл в Зугдиди, российские танки вышли на линию административной границы с Гальским районом Абхазии. Это были хорошо знакомые нам танки: за три месяца до начала войны мы зафиксировали их прибытие на вокзал Сочи и поделились с американцами фотографиями стоящих в загоне у сочинского вокзала танков. Те ответили, что мы зря паникуем.
Мы смотрели на российскую танковую колонну, а они смотрели на нас. В этот момент сопровождавшему меня местному чиновнику позвонил высокопоставленный российский военный, который молодым лейтенантом служил в Советской Грузии. Он повел себя очень необычно. Он сказал губернатору: рядом с тобой стоит президент, он у нас на мушке, нам отдан приказ его ликвидировать, когда будет уезжать. Пусть садится не в свою, а в чужую машину и в объезд уходит отсюда, потому что на главной дороге из Зугдиди будет засада.
Мне в любом случае надо было возвращаться в Тбилиси. Охрана решила перестраховаться и разбила эскорт, а я пересел на обычный "форд" с двумя охранниками и окольными путями поехал в столицу. Главную трассу все время бомбили. Когда бы я не посмотрел в небо, там как стервятники кружились бомбардировщики, выискивая себе жертвы. Ужасное чувство бессилия, когда твой народ уничтожают и ты не можешь помочь и сам так же беззащитен. Там погибло несколько десятков человек. Мы стояли в заторах, я сидел в "форде" с двумя охранниками, а низко над нами постоянно летали российские бомбардировщики. А наши полицейские, не обращая внимания на бомбежку, не моргнув глазом, регулировали движение.
Заторы возникли из-за того, что отдыхающие начали возвращаться в Тбилиси, прервав отпуска у моря. Вместо того чтобы бежать от вторжения в Турцию, люди из Батуми и других аджарских мест возвращались домой.
Российский военный, который меня предупредил, и в дальнейшем вел себя благородно. Российские войска заняли Поти, где стояли очень современные катера нашей береговой охраны стоимостью сотни миллионов долларов – часть была куплена американцами, часть нами. Он вызвал местного руководителя и сказал: мне очень не нравятся ваши катера, но я очень устал и у меня сейчас нет времени их взорвать. "Я пойду, – говорит, – высплюсь, а завтра в это же время вернусь. Ты понял, что я тебе сказал?" Мы срочно вывели катера в Турцию.
Россияне заминировали нашу Сенакскую базу, где находилась очень современная дорогостоящая радарная система. Они должны были ее взорвать вместе с базой, но тот же командир в последний момент, как мы потом узнали, дал отбой. Хотя такую же базу в Гори россияне уничтожили. Так что встречаются в России и такие люди. Я решил рассказать об этом потому, что, по моей информации, этого офицера больше нет в живых. Фамилию его я все же называть не буду.
Наши бойцы удерживали мост по дороге в Цхинвали до 10 августа. Российские части накопили силы в районе Джавы и прорвали нашу оборону. Как только они пробились к мосту, дорога на Цхинвали – и на Тбилиси – была открыта.
[▪]
Мобилизовать всю возможную международную поддержку было нашим единственным шансом остановить агрессию.
Еще 6 августа, после неудачной попытки связаться с Медведевым, я сообщил о происходящем генеральному секретарю НАТО Яапу де Хооп Схефферу, правда, лишь то, что мог по открытому каналу. Потом он спрашивал, почему я не рассказал все подробности. Россияне наверняка слушали наш разговор, и я не хотел, чтобы они поняли, что мы знаем гораздо больше, чем они думают. Я позвонил министру иностранных дел Швеции Карлу Бильдту, пытался звонить Штайнмайеру, но он отдыхал где-то на островах.
Когда российские войска прорвали оборону Цхинвали и пошли на Тбилиси, я позвонил Ющенко. Срочно прилетайте, сказал я ему, и пусть прилетают все, кто может, потому что потом будет поздно.
Ющенко оказался на высоте. Он связался с Адамкусом и Качиньским. Более того, он пытался остановить выход Черноморского флота России из Севастополя. К сожалению, ему доложили об этом слишком поздно – корабли уже вышли в море.
Тимошенко повела себя странно. Она не осудила агрессию России и неофициально критиковала нас. Фактически она заняла такую же позицию, как многие лидеры СНГ, которые высказались в духе "Саакашвили нас всех подставил этой историей".
Турция могла бы закрыть границу с нами (это вполне стандартная процедура в случае войны), но не стала этого делать. Еще одним дружественным жестом со стороны Анкары была официальная рекомендация турецким водителям не отказываться от поездок через Грузию.
10 августа, когда российские войска подходили к Цхинвали, министр иностранных дел Франции Бернар Кушнер привез в Тбилиси мирный план. Он предусматривал немедленное прекращения огня, размежевание войск, территориальную целостность Грузии. Это был хороший план, и мы на него согласились.
Через день из Москвы в Тбилиси прилетел Саркози. После него должны были прилететь и другие мировые лидеры.
Я встречал Саркози в аэропорту. Мы были знакомы еще с тех времен, когда я был министром юстиции, а он министром внутренних дел. У нас сложились особые отношения. При встречах с нашими общими знакомыми он сравнивал себя со мной, говорил, что мы очень похожи. После его избрания президентом я стал первым иностранным лидером, приглашенным в Елисейский дворец, до того по французской президентской традиции всегда приглашали лидеров из их бывших африканских колоний. Саркози публично говорил, что никогда не пожмет руку Путину, потому что Путин – кровавый диктатор.
Саркози долго не выходил. "Ты не понимаешь, с кем имеешь дело, – бросил он, спустившись с трапа. – Путин – маньяк, он вас всех убьет". Он выглядел очень уставшим и взволнованным. Он рассказал, что во время переговоров Путин долго тряс его за галстук, угрожая повесить Саакашвили за яйца. И добавил, что нам не завидует.
Мы приехали к парламенту, перед которым собрался народ. Я предложил Саркози выступить перед тбилисцами. Он отмахнулся: не втягивайте, говорит, меня в это, я тут только переговорщик и должен занимать нейтральную позицию. Мы прошли в здание, и он изложил шесть пунктов своего мирного плана. Четыре из них полностью повторяли план Кушнера, а пятый гласил, что после прекращения огня создается зона безопасности и ее границы определяет Россия. Фактически речь шла о зоне оккупации. В шестом пункте говорилось о том, что статус Абхазии и Южной Осетии будет решен позже, в процессе мирных переговоров. В действительности речь шла об отторжении территорий. Я бросил ему эту бумагу обратно: "Ты, наверное, шутишь, я этого никогда в жизни не подпишу".
В ответ Саркози вышел из себя и начал кричать, что я ничего не понимаю, что русские будут в Тбилиси завтра же. "Твой друг Буш не прислал тебе солдат, у меня тоже нет солдат, чтобы тебе помочь! Тебе конец, я же говорил, что он хочет тебя повесить, и он это сделает, я знаю, что он не шутит", – ну и все в таком духе.