[▪]
Мы настолько привыкли, что ситуация накалена, что в какое-то время даже расслабились. В конце июля Ильхам Алиев отдыхал в санатории в Мерано, в Италии. Я тоже решил туда поехать. Там можно было и похудеть, а у меня, как всегда, были проблемы с лишним весом. Я взял с собой жену и обоих сыновей.
В санатории оказалось очень много российских толстосумов. По российскому телевидению все время передавали, что в Грузии напряженная ситуация, вот-вот начнется война. Но я находился в этом спокойном месте на виду у русских, и у меня возникла наивная мысль: может, они передадут в центр, что мы ни на кого не собираемся нападать.
Обеспокоенный репортажами, в которых говорилось об обстреле российских журналистов, я позвонил Мерабишвили, но тот ответил, что все спокойно, ничего не происходит, отдыхай. Мой пресс-секретарь Алана передала мне, что детей ее родственников из Цхинвали эвакуируют в летние лагеря в Россию. На это Мерабишвили сказал, что детей каждый год вывозят в такие лагеря и ничего опасного в этом нет, это российская государственная программа. Но меня все-таки тревожили эти репортажи по ОРТ.
В эти же дни случилась очень странная вещь: на музыкальном фестивале в Юрмале, а это был абсолютно пророссийский фестиваль, вдруг победила грузинская группа. Это меня насторожило, потому что хоть она и была талантливой, без "помощи" она бы не победила. По российским телеканалам было сказано много хвалебных слов про грузинский народ, про то, как россияне его любят. Это меня совершенно не успокаивало, поскольку выглядело очень ненатурально на фоне всего остального.
Несмотря на заверения Мерабишвили, я вылетел из Италии 1 августа – на три дня раньше, чем собирался.
Как только мы сели в Тбилиси, мне сообщили, что два часа назад начались массовые обстрелы, несмотря на то, что мы пытались локализовать ситуацию.
Каждый день новые обстрелы, новые жертвы. 4 августа убили двух грузинских миротворцев. Приходили все новые сообщения о скоплении войск с российской стороны границы. К сожалению, мы точно не знали, что происходит в самом Цхинвали, сколько войск заходит через туннель. Появились сведения, что к миротворцам в Цхинвали присоединились регулярные российские войска. Мы сделали запрос об этом россиянам. Те ответили, что происходит плановая ротация миротворцев. Наша контрразведка считала иначе и сообщила, что Джава, первый населенный пункт на выезде из туннеля, забита российскими танками и БТРами.
Пятого августа так называемый президент Южной Осетии Эдуард Кокойты заявил, что ему это надоело, что пора очищать Южную Осетию от грузинских бандитов. Фактически объявил о начале этнической чистки. Только что созданный грузиноязычный телеканал в Цхинвали перешел на круглосуточную трансляцию пропагандистских передач – верный признак того, что включилась военная машина. Российские войска, по поступавшим к нам сведениям, продолжали проходить через туннель. Вырисовывался четкий сценарий. В случае, если мы оказываем сопротивление зачистке грузинских сел, Россия объявит, что ее войска вошли в качестве миротворцев, чтобы прекратить конфликт. Тем временем десятки тысяч грузин будут изгнаны из своих домов, многие убиты, а мы будем выглядеть слабым правительством, которое не в состоянии защитить свой народ. После этого можно напасть на Тбилиси, якобы придя на помощь гражданам, которые восстали против своего отвратительного правительства, не сумевшего защитить страну.
Ситуация выглядела все хуже и хуже. 6 августа я попытался связаться с Медведевым. По дипломатическим каналам мы передали просьбу о разговоре. Ответ был странным: сейчас не до разговоров, к тому же Медведев на отдыхе. Разговор, возможно, состоится, когда он вернется или когда ситуация созреет.
Ночные обстрелы не прекращались. Мы повезли послов западных стран, чтобы показать, что нас обстреливают. Многие из них были в отпусках, но несколько послов своими глазами видели масштабные разрушения в результате обстрелов нашей территории. Думаю, они потом с большим изумлением прочитали в докладе комиссии Тальявини, что крупномасштабный конфликт начался после того, как грузинские силы открыли огонь.
От Цхинвали до Тбилиси – восемьдесят километров. Это марш-бросок буквально на несколько часов. Нужно было срочно передислоцировать туда силы. Многие наши офицеры были в отпуске. Мы срочно стали их собирать. В итоге мы перевели поближе к Южной Осетии две пехотные бригады.
В свое время мы приняли решение ни при каких обстоятельствах не реагировать на провокации в Южной Осетии. "Так что же нам делать?" – спросил я коллег, которые находились в тот момент в Тбилиси. Вано Мерабишвили посмотрел на меня и сказал: а разве у нас есть выбор?
Ситуация то накалялась, то как будто остывала. 7 августа я должен был лететь в Пекин на открытие Олимпиады. Я все откладывал вылет на час, на полтора, следил за ситуацией. В шесть вечера нам сообщили, что если мы не улетим, аэропорт просто не сможет нас принять из-за наплыва делегаций со всего мира. На этом самолете у меня даже не было связи. Это означало, что в течение пяти с лишним часов до промежуточной посадки я даже не буду знать, что у нас происходит. Я несколько раз давал команду подготовить машины для выезда в аэропорт, но потом махнул на все рукой и сказал, ладно, заберите делегацию, прихватите мою семью, которая собиралась ехать вместе со мной, и улетайте без меня.
В тот день я послал Якобашвили в Цхинвали. Мы вызвали из Москвы посла Попова, который как представитель России в комиссии по урегулированию конфликта обязан был приехать в случае обострения. Попов приземлился в Тбилиси, но по дороге в Цхинвали пропал. Когда Темур дозвонился до Попова и спросил, когда его ждать, тот ответил, что приехать не может – спустила шина. Якобашвили нашел генерала Кулахметова, который командовал миротворческим контингентом, и тот подтвердил, что обстрелы идут с осетинской стороны. "Я этих людей больше не контролирую", – сказал Кулахметов. Он выглядел очень растерянным, что на него было совершенно не похоже.
Якобашвили вернулся с пустыми руками. Цхинвали, по его словам, был полностью пуст, и так не очень густонаселенный городок превратился в город-тень, на улицах никого. На время его миссии мы объявили перемирие. Наши силы, переброшенные в зону конфликта, находились под непрерывным обстрелом, но я запретил открывать ответный огонь.
Огонь с осетинской стороны все усиливался. Ко мне чуть не плача пришел министр обороны Кезерашвили. Из-за непрекращающихся обстрелов мы не можем вывезти наших раненых, а местное население требует раздать ему оружие, чтобы защищаться, доложил он. "Даже если нас всех уничтожат, мы не будем открывать ответный огонь", – ответил я. Так продолжалось несколько часов, причем интенсивность огня только нарастала. Это было очень необычно. Раньше ведь как бывало: нас начинали обстреливать, мы отвечали – и потом все стихало. Мы к этому привыкли. А сейчас обстрелы не только не прекращались, но становились все ожесточеннее.
Мне доложили о радиоперехвате, в котором командир боевиков требовал полностью уничтожить грузинское село Нули.
Было совершенно очевидно, что на этот раз враг не остановится. И тогда я разрешил открыть ответный огонь, но ни в коем случае не стрелять в миротворцев и защищать гражданских, быстро продвинуться, открыть коридор для мирного населения. Разумеется, не взирая на национальности. Так называемые грузинские села были этнически смешанными, и руководили ими осетины, просто они были под нашей юрисдикцией.
Чем больше информации мы получали впоследствии, тем больше я убеждался в одном: мы опоздали. Как минимум за несколько недель до перехода конфликта в открытую фазу россияне заняли выход из туннеля. Возможно, нам следовало провести операцию, чтобы заблокировать туннель и не пропускать их на нашу территорию. Но это вызвало бы большой международный скандал, потому что выглядело бы как ничем не спровоцированная войсковая операция, ведь россияне сначала там закрепились и только потом начались обстрелы. Кроме того, за год до этих событий Москва построила военную базу на другой стороне туннеля. Точно так же, как она сейчас строит базы вокруг Украины.
В ночь на 8 августа мы узнали из телефонных перехватов о подготовке к эвакуации российского посольства и семей дипломатов. Это уже выглядело как объявление войны. Вскоре начальник российского генштаба объявил, что Россия начинает военную операцию. Наши ответные действия заставили их внести коррективы в свой план, который состоял в том, чтобы первые несколько дней действовать силами ополченцев. Спецназ ГРУ захватил главные высоты над Цхинвали и следил за тем, чтобы мы не прошли к туннелю. Они хотели, чтобы в Цхинвали несколько дней продолжались бои, и только после того, как им удалось бы создать нужную картинку для СМИ, они двинули бы свои силы для "защиты" населения и миротворцев.
Впоследствии американский генерал Бридлав, который позже стал главнокомандующим сил НАТО в Европе, утверждал, что скорость, с которой было произведено вторжение в Грузию, не оставляет никакого сомнения в том, что оно было тщательно подготовлено, а российские войска находились на марше. Эту армию было невозможно остановить, россияне зашли бы под любым предлогом, ведь машина агрессии была запущена.