Интересно, что в 2007 году Калашов начал, по сути, готовить переворот в Грузии. ФБР прислало нам документ, в котором говорилось о связях Калашова с ФСБ и о том, что он вместе с другим вором в законе, Дедом Хасаном, приехал в Ереван для подготовки протестов в Тбилиси. В 2008 году австрийская полиция опубликовала доклад о том, что грузинская организованная преступность финансирует грузинскую оппозицию, чтобы свергнуть правительство. В 2012 году французская полиция нам сообщила, что грузинская организованная преступность во Франции готовится к парламентским выборам.
Путин действительно использовал наших воров в законе для политических целей. Правда, потом он вынужден был посадить Ониани, по приказу которого убили его любимчика – вора в законе Япончика. Когда Япончика выпустили из американской тюрьмы, Путин его встретил, провел, как мне рассказывали, с ним долгую беседу и потом все время опекал. Но когда Путин был премьер-министром, Япончика убили, а след от снайпера привел к Ониани.
После того как воров в законе удалили из Грузии, их влияние на экономику страны сошло на нет. Они были очень злы из-за этого – для них это был принципиальный вопрос. Сейчас они вернулись в страну.
[▪]
Когда мы пришли к власти, я, конечно, понимал, что правоохранительная система в Грузии прогнила и ее необходимо полностью менять. В том, что нужно это делать безотлагательно, меня убедил один вопиющий случай.
В марте 2004 года в Кутаиси произошла перестрелка между полицией и наркодельцами. Трое полицейских были убиты. Я поехал на панихиду. Шеварднадзе так не сделал бы, но я считал, что новая власть должна быть рядом с людьми, особенно когда происходит такое несчастье. Я приехал в Кутаиси – а я был тогда мегапопулярен, – и когда мой кортеж ехал по городу, люди приветствовали меня как бы нехотя или даже отворачивались. Я понял, что они на стороне криминальных элементов, которые убили полицейских. Абсолютно и безоговорочно. Такое отношение граждан к правоохранительным органам – это катастрофа. Я осознал, что у нас нет блюстителей закона, а есть ненавистные всем люди в форме, которых все ненавидят настолько, что не встанут на их сторону, даже если их будут убивать уголовники.
С похожей ситуацией я столкнулся летом 2015 года в Одессе. В двухстах метрах от резиденции главы областной администрации убили милиционера (полицейских тогда еще не было). Я был на его похоронах. Мы назначили огромную награду за свидетельские показания. Никто не дал. Я написал об этом в Фейсбуке и получил массу комментов в духе, что так ему и надо…
Это был обычный командир взвода. Вся эта патрульно-постовая милиция собирала дань с каждого киоска. Люди их просто ненавидели.
Мы в Грузии не тратили времени на раскачку. Первым делом мы решили избавиться от самого одиозного подразделения МВД – ГАИ. Помню, проводил совещание, на котором обсуждалось, как лучше поступить – заменить гаишников частично или распустить эту службу полностью. Нас пугали, что участятся аварии. Руководителем ГАИ был наш человек, которого мы назначили после революции, но и он уверял, что на дорогах начнется страшная неразбериха. После этого совещания я сказал, что нельзя в старую систему назначать новых людей. Это ни к чему хорошему не приводит.
Мы решили, что если уволить все ГАИ, ничего страшного не случится. И оказались правы. Количество аварий даже уменьшилось. Кстати, потом, когда мы уволили большую часть криминальной полиции, преступность тоже уменьшилась. Они были частью проблемы, а не ее решением.
Мы решили, что вместо ГАИ на наших улицах появится новая патрульная служба. Объявили конкурсный набор. В Грузии была большая безработица, люди истосковались по работе, и набор в новую полицию давал им шанс. Прошедших конкурс мы послали учиться на трехмесячные курсы, которые вели в основном американские инструкторы (в 2007 году мы открыли Академию полиции, которую возглавила Хатия Деканоидзе). Мы выдали полицейским новую форму, новые машины. Все это выглядело очень красиво.
Во время работы над реформой судебной системы я побывал во Франции и Германии и увидел там офисы, в которых работают судьи. Особенно большое впечатления на меня произвели залы с высокими разрисованными потолками. Я понял, что и нам нужны красивые офисы. Очень многое зависит от того, в какой атмосфере работает человек.
Когда мы начали создавать новую полицию, Вано Мерабишвили предложил построить для нее новые здания. Первое такое отделение мы открыли в весьма депрессивном пригороде Тбилиси. Вообразите себе обшарпанные двенадцатиэтажки, и вдруг среди них появляется стеклянный офис, похожий на красивый супермаркет. Только вместо продуктов внутри сидели полицейские.
Я пришел на открытие этого офиса вместе с одним иностранным журналистом. Внутри этого красивого здания сидели полицейские – молодые, дружелюбные, в свежей опрятной форме. Журналист спросил, что будет, если начнется обстрел? Начальник отделения показал нам маленькую комнату из бетона, с оружием внутри, в которой можно укрыться в случае необходимости.
Здание полиции. Сванетия. Местиа, 2011 г.
До нашей реформы полиция в Грузии ни перед кем не отчитывалась, не давала информации, а главное, никогда не была виноватой. А тут перед людьми был этот open space, открытое пространство, куда можно прийти, пообщаться с кем хочешь, встретиться с начальником полиции. Новые полицейские стали органичной частью нашего общества.
Естественно, поначалу они делали много ошибок. Например, неправильно применяли оружие. Почему я сейчас так жестко реагирую на то, что полицейский убил человека? В Грузии тоже были случаи, когда полицейские превышали свои полномочия. Наше общество их в этом даже поддерживало, мол, молодцы, стрелять таких надо.
А через три-четыре года, когда все уже было в порядке, нам припомнили эти случаи. Нас начали обвинять в том, что мы закрывали глаза на преступления. Одного из погибших по фамилии Гиргвалиани (он действительно был невинной жертвой) сделали иконой. Но олигархическая пресса помогла людям забыть, что многие "жертвы" точно не были ангелами. Среди них были многократно судимые, убийцы.
За рецидивистом Вазагашвили числились и трупы, и много грабежей. Из телефонного перехвата полиция узнала, что его банда идет на дело. В центре Тбилиси ее окружил спецназ. Началась перестрелка. Спецназовцы утверждали, что стреляли в ответ, а нынешняя власть говорит, что это полиция начала стрелять первой, не дав преступникам шанса сдаться. Их всех убили. И во многих других странах их бы убили. Например, в США. Спор, кто виноват, тянется до сих пор. Сразу после смены власти им поставили памятник в центре Тбилиси.
Был случай, когда полиция остановила группу парней с оружием. Полиция сработала не очень профессионально: когда полицейские увидели оружие, и кто-то потянулся к нему, они сразу начали стрелять. Они и дальше действовали непрофессионально, потому что плохо все оформили, ведь полицейские были очень неопытны. В то время никакой особой реакции на этот случай не было, но спустя несколько лет фамилия Робакидзе снова всплыла – так звали молодого парня, который тогда погиб. Он тоже стал иконой, его имя используют для обличения неправомерной агрессивности полиции.
Когда я вижу что-то похожее в Одессе или вообще в Украине, я реагирую на это очень остро. Через какое-то время все это начнет раскручиваться и сработает против новой полиции. Нельзя закрывать глаза на такие случаи, следствие должно тщательно все проверить, до конца все выяснить. Потом, спустя годы, невозможно будет что-то доказать.
Руководство министерства внутренних дел мы поменяли полностью. Конечно, не обошлось без некоторых компромиссов, ведь среди старых кадров попатаются опытные профессионалы. Если они были не слишком одиозными, мы их оставляли. При новых зарплатах и новом подходе эта часть старой полиции очень хорошо себя показала. Примерно десятая часть профессионального состава МВД состояла из "старых кадров". Например, Гия Лордкипанидзе был суперпрофессиональным руководителем контртеррористического департамента. Никто в Грузии не мог его упрекнуть в том, что при нас он имел что-то общее с коррупцией. Когда мне говорили, что всех старых оперов нужно гнать в шею, я не мог с этим согласиться. И оказался прав.
Контору, которая оставалась у нас после КГБ, мы закрыли, потому что понимали, что эти люди абсолютно ни на что не способны. Их задачей было поставлять информацию. Когда я привел профессионалов и они пообщались со старыми кадрами, стало ясно, что вся "информация" высосана из пальца – взята из интернета, вся аналитика шита белыми нитками. Если в советское время милиция искала реальных преступников, то КГБ все придумывало. Я служил в погранвойсках, а у них методы работы такие же, как у КГБ. Мы все читали книжки про нарушителей границы. А на деле выглядело все так: мы задерживали какого-то бомжа, говорили ему, что если он хочет выбраться из камеры, то должен написать, что хотел нарушить границу. Он это писал, его ставили на учет и отпускали. Так советские пограничники ловили нарушителей границы.
Почти всех, кто работал в советском КГБ, мы уволили. В новую грузинскую контрразведку пришли молодые ребята, которые разбирались в современном оборудовании, в спецпрослушке, а главное – имели голову на плечах. Конечно, и они допускали ошибки, иногда превышали полномочия. Но они были патриотами. И когда для Грузии было много серьезных угроз, они хорошо с ними справлялись.