Около 1503 г., когда очередным опекаемым великого князя был малолетний сын Ивана Васильевича, великий князь рязанский Иван Иванович, для удобства "печалования" московско-рязанские докончания прежних лет были в Москве скопированы, пополнив великокняжеский архив. Похоже, однако, что только докончаниями московских князей с рязанскими дело не ограничилось. В XVI столетии в Царском архиве в ящике 146 хранились "грамоты докончалные великих князей рязанских и великих князей черниговских и великих князей смоленских, да грамоты жаловальные мещерских князей, и иные списки рязанские старые". "Иные списки" представляли собой архив внешнеполитической документации Великого княжества Рязанского едва ли не с XII в., скопированный при Иване III. Контакты Рязани с Черниговом имели место еще в домонгольское время. Относительно "грамот смоленских", как помним, последним великим князем смоленским из Рюриковичей был Юрий Святославич, зять Олега Ивановича Рязанского, при активном участии тестя, приютившего князя-изгнанника в Рязани, боровшийся за возвращение удела в начале XV в. Мещера (или ее часть) исторически входила в состав владений рязанских Рюриковичей.
Можно только удивляться, как при регулярно повторявшихся нападениях соседей на Рязань от огня удавалось спасать архивные документы. Только в княжение Олега Ивановича Переяславль-Рязанский не менее двенадцати раз уничтожался татарами, не считая набегов литовцев и москвичей. Однако уцелели не только грамоты великокняжеского архива. В конце XVII в. известный русский книжник и поэт, инок Чудова монастыря Евфимий аккуратно скопировал в митрополичьем доме Переяславля Рязанского пергаменный оригинал грамоты 1356 г. митрополита Алексея о церковной подведомственности Черленого Яра рязанским владыкам, включавщий подпись святителя на греческом языке.
Заметим, в то же время, что откопированные оригиналы документов рязанской великокняжеской канцелярии, очевидно, продолжали оставаться в Переяславле Рязанском. Существование формально суверенной Рязани при полной утере ею самостоятельности и почти семейных отношениях рязанских Рюриковичей с Москвой требовало, тем не менее, от великих князей московских соблюдения неких неписаных правил во взаимоотношениях с Рязанью, что в итоге не только оставляло в их распоряжении великокняжеский архив. Великий князь и его двор формально сохраняли все свои внутри– и внешнеполитические функции, но сама их реализация представляла собой причудливую смесь самостоятельных по виду действий рязанских суверенов под неусыпным тотальным контролем Москвы.
Во внешней политике второй половины XV – первых двух десятилетий XVI вв., и до, и после заключения договора с Москвой 1483 г., Рязань сохраняла права на самостоятельные внешние контакты с Литвой и Крымом, но, так сказать, в редуцированном виде. В 1456 г. посольство короля Казимира IV посетило для переговоров Переяславль – Рязанский, передав великому князю Василию Ивановичу список претензий литовской стороны рязанской по пограничным вопросам, но ответные претензии Литве со стороны Рязани возили в Вильно московские дипломаты. При этом за находившимся в плену подданным рязанского князя в Литву ездил не москвич, а "человек" Ивана Васильевича Рязанского.
Похожим образом выглядели в это же время и контакты с Крымом. Послы из Бахчисарая ездили в Переяславль – Рязанский, но не самостоятельно, а сопровождая ханского дипломата, отправлявшегося в Москву. Крымский хан состоял в личной переписке не только с великим князем московским, но и с великим князем рязанским, хотя послания – "ярлыки" последний получал не прямо из Бахчисарая, а через Москву, где, "тот ярлык посмотрив", великий князь московский, в данном случае, Василий III, давал крымскому дипломату санкцию на передачу "ярлыка" адресату и "подводу" послу до Переяславля Рязанского. В полном соответствии с наличием посольских связей с Крымом при дворе рязанского князя Ивана Васильевича служил переводчик, "Юрьманьга талмач".
Беспрецедентна была форма обращения хана в дипломатической переписке к великому князю рязанскому, не "брат", как к ро́вне, московскому князю, а "друг", что, тем не менее, не исключало информирования Рязани о взаимоотношениях с московским "братом" и присылки от хана "лехких поминков" к Переяславль Рязанскому двору. При этом претензии к Рязани, если таковые возникали, предъявлялись не напрямую, а исключительно через московского князя.
Всю вторую половину XV и первые два десятилетия XVI вв. за великими князьями рязанскими сохранялось почетное право платить самостоятельный, как Москва, "выход" в Касимов и Крым, но "запись" об этом давали не сами рязанские князья, а московские, что зафиксировано в московско – рязанском докончании 1483 г. Объектом обложения "выходом" Рязань стала по воле Москвы, о чем в одном из писем Василию III сообщал Менгли Гирей ("отец твои [Иван III. – А. Л.] Hyp Доулату царю Рязанский юрт давши"). При Менгли Гирее Рязанское княжество вошло в число земель, на которые крымский хан давал ярлык другому своему союзнику, великому князю литовскому.
Заметим для сравнения, что аналогичного права, самостоятельной выплаты "выхода" Крыму, были лишены, например, князья Одоевские, служившие Москве. В 1498 г. хан Менгли Гирей жаловался Ивану III на то, что посланному в "Одоевские городы" крымскому "бахшеишу" "дати… не похотят". В ответе в Бахчисарай московский союзник просил хана больше не посылать своих сборщиков в удел одоевских князей, потому что "им нечево давати, отчина их пуста", предлагая, в то же время, не освободить "пустой" Одоев от "выхода", а решать все финансовые вопросы непосредственно через него: "и ты б Одоевским князем вперед свою пошлину отложил… меня деля".