Воспитание куклы (Карелина А. Катина книжка. СПб.: тип. Тиблена и К, 1864)
К предстоящим испытаниям девочек готовили иносказательно. Авторы назидательных историй призывали воспитывать с малолетства умение терпеливо сносить боль, намекая на то, что впоследствии им это очень пригодится. "Женщинам не менее нужна твердость, чтобы переносить болезни. Может быть, самая слабость их сложения требует в высочайшей степени неустрашимости и терпения. Чтобы иметь достаточную силу в важных болезнях, надо приготовить себя малозначащими вещами" ("Первый опыт неустрашимости"). В беседах матери с дочерью господствовала та же риторика. Мать баронессы де Крюденер так наставляла свою дочь: "Твое предназначение как женщины – исполнение высокого долга. Тебе предстоит носить в твоем лоне человека, и от твоей чистоты будет зависеть его судьба". О предстоящих испытаниях мать рассказывала девочке как о героическом и жертвенном поступке: "Ты знала, насколько суровый образ жизни подходит женщинам, женщинам, которым необходимо столько сил и храбрости, которые испытывают страшные мучения и часто находят смерть на брачном ложе…" Суровое воспитание, отказ от роскоши и изнеженности, закаливание организма, включающее, в том числе, обливание холодной водой, – вот подготовка к будущему материнству. Тренирует девочку и опыт детских болезней, переносить которые надо с терпением. "Во время болезней и при сильных болях за нами ухаживали, но никогда ни единая жалоба не срывалась с наших уст, ибо мать напоминала нам мягко и с улыбкой, но властно, что женщинам суждено испытывать сильную боль". Баронесса де Крюденер приписывала своей матери черты, больше подходящие духовной наставнице, нежели родному человеку; в роли наставницы видела себя в обществе и сама мемуаристка.
Материнскую методу воспитания девочки повторяли в играх со своими куклами. "Я постараюсь быть для моей куклы такой же доброй, как ты для меня", – говорит героиня "записок". Быть доброй матерью – значит соблюдать этикет по отношению к родителям, основанный на беспрекословном подчинении. Императивность, непременный атрибут в отношениях матери с ребенком, девочка копирует в играх с куклой. Об этом с иронией писал А. Пушкин в "Евгении Онегине":
Охоты властвовать примета,
С послушной куклою дитя
Приготовляется шутя
К приличию – закону света,
И важно повторяет ей
Уроки маменьки своей.
Уроки маменек не всегда идут на пользу девочке – утверждали авторы социально-критических очерков. Писатели с иронией изображали подражание девочки своей не очень умной мамаше. "Три часа в день назначается Палаше на уроки; остальное время она или с куклами, или с приставленными к ней для забавы девчонками, или играет с маменькой в дурачки или в свои козыри. Палаша любит слушать, когда маменька рассуждает с гостями о людских недостатках вообще и о недостатках своих приятельниц в особенности. Палаша переимчива: маменька ссорится со своими знакомыми и родственницами, – она ссорится со своими куклами, маменька бранит своих лакеев и девок – она бранит своих девчонок". С точки зрения И.И. Панаева, брань и сплетни – это следствие дикости русских нравов, а строгий тон и наставительная беседа – признак европейской просвещенности.
Кормление "ребенка". (Виновата ли кукла? 12 рассказов с 12 крашен. картинками. С. Д-с. СПб.; М.: изд. М.О. Вольфа, 1860)
Модно одетые девочки выводят куклу на прогулку (Виновата ли кукла? 12 рассказов с 12 крашен. картинками. С. Д-с. СПб.; М.: изд. М.О. Вольфа, 1860)
Императивность в общении с детьми считалась проявлением хорошего тона, в отличие от простонародной манеры русских нянек. Но принятые в обществе принципы воспитания позволяли скрыть жесткость характера матери и ее неограниченную власть над детьми. Эти черты заметил Василий Жуковский в обращении своей старшей сестры Екатерины Протасовой с дочерью Машей, которой было тогда двенадцать лет. В письмах к сестре он писал: "Ваша брань тем чувствительнее, что она заключается не в грубых бранных словах, а в тоне голоса, в выражении, в мине… <…> Можно ли говорить Машеньке: ты не хочешь сделать мне удовольствие, ты только дразнишь меня, тогда, когда она написала криво строку, и тогда, когда вы уверены, что для нее нет ничего святее вашего удовольствия?" Екатерина Афанасьевна была уверена, что именно так должна разговаривать с дочерью любящая мать. В этом ее убеждали примеры образцовых матерей из назидательной литературы.
Вызывавшую неприятие Жуковского материнскую властность авторы-моралисты изображали с интонацией умиления. ""Посмотрите, как повинуется Лауре кукла! Какая она маленькая!" Она очень часто получает выговоры, и если не послушается сделать то, что угодно Лауре, то должна стоять на коленях". Возможность строго наказывать куклу оказывается одним из удовольствий, которое приносит игра: "Ее и одеваешь, и раздеваешь; ей можно шить платья, чепчики; ее можно наказывать, быть ее маменькой, причесывать, сколько угодно, и она никогда не плачет". Девочки наказывали своих кукол так же, как наказывали их самих. Кукла рассказывает о любимой игре своей хозяйки: "Самая наша любимая игра в пансион. Наши барышни изображают маменек, которые отдают своих детей в пансион. Надо послушать, как они разглагольствуют о недостатках малюток и просят содержательниц быть построже: они даже сами, в случае нужды, секут их!" Куклы подвергаются экзекуциям за те пороки, которые свойственны самим девочкам (например, любительница сладкого сажает свою куклу на хлеб и воду). Те же сцены разыгрывались и в реальных пансионах, где девочки устраивали показательные порки своих кукол.
Жестоко наказывали игрушечных "дочек" девочки-простолюдинки, с детства привыкшие к рукоприкладству родителей. Учительница из города стала свидетельницей тяжелой сцены: крестьянские девочки с явным удовольствием били большую куклу, сшитую из лоскутов, и каждая старалась ударить посильнее. "Бедняжки! Им даже в своих детских играх и забавах приходится воспроизводить тяжелые детские сцены. Потом я узнала, что родители этих девочек действительно жестоко обращаются с детьми". Подобные картины не могли попасть на страницы детских книг. Согласно конвенциям назидательной литературы, девочки из простых семей, в отличие от бессердечных аристократок, всегда бережно относятся к своим куклам.
Вне внимания педагогов и моралистов долгое время оставался тот факт, что, жестоко наказывая куклу, девочка не только копирует поведение взрослых, но и выражает протест против насилия. Публичное обсуждение этого вопроса началось психологами и педагогами в эпоху либерализации общества. Е. Конради часто наказывала свои игрушки, что было строжайше запрещено взрослыми из чувства приличия и гуманизма. Несмотря на запреты, девочка тайком раздевала кукол и секла их. Особое удовольствие ей доставляло срывать исторические наряды гречанок и римлянок, в которые с просветительской целью одевали кукол: "Я, при каждом удобном случае, норовила доставить себе это удовольствие, не столько из инстинктов жестокости, сколько из инстинктивной оппозиции накрахмаленной скуке нашей воспитательной эпопеи".