Барышня и крестьянка – участницы совместных игр (Дараган А. Елка. Подарок на Рождество. Азбука с примерами постепенного чтения. СПб.: тип. Вт. отд. Его Имп. Величества канцелярии, 1846)
Назидательные истории неоднократно напоминали детям, что женская тяга к роскоши может разорить семью. Девочка отказывается носить бабушкины часы, сделанные, по ее словам, "при царе Горохе". Дворянин по имени Рассудин объясняет дочери, что новые золотые часы с брильянтами – роскошь, ведущая к разорению. "Посмотри, сколько старинных дворян стонут сегодня в горестной нищете от того, что вчера спустили последние остатки наследственного недвижимого имения, хотя и посредственного, но достаточного для умеренной жизни" ("Часы, или суетность").
Девочку губят не только нарядные куклы и дорогие наряды, но и модные журналы. Хотя отечественных журналов, посвященных моде, в середине XIX века издавалось очень мало, публицисты писали об опасности влияния модных изданий на воспитание русских девиц. Так, героиня повести А. Беляевой "Наследство" Елена больше всего любила заниматься своим туалетом. Она выписывала модные журналы, примеряла и перешивала платья. По словам писательницы-моралистки, "весь ее ум, все способности, казалось, обращены на этот пустой предмет: зато на ней не было никогда ни одной складочки, ни смятого волоса! одетая со тщанием, накрахмаленная, изящно обутая, похожая на тех нарядных кукол, которых выставляют на окнах магазинов, она выходила из дома, ведя на ленточке маленькую собачку". Полученное девочкой состояние было растрачено на наряды и украшения; затем последовали неудачный брак и разорение. Зато Ольга, получившая в наследство иголки, открыла школу рукоделия и удачно вышла замуж за священника. Обнищавшая и измученная болезнями Елена добирается до дома сестры и только там, среди детей, шитья и рукоделия, обретает покой.
Рассадниками модной заразы объявлялись модистки из Парижа и гувернантки-француженки. О вреде французского воспитания неоднократно писали в русской прессе со времен А. Сумарокова. Франция считалась законодательницей моды, но в отношении детской одежды во французских семьях, в том числе аристократических, существовали разумные ограничения, которых не придерживались в семьях русских аристократов. Иностранные бонны и гувернантки были противницами чрезмерной роскоши и баловства, характерных для русского барского воспитания. Они прививали русским барышням хороший вкус, учили их ценить одежду не за цену, а за ее изящество. Эта ситуация, характерная для жизни русского общества, стала предметом изображения в детской литературе. В одной из книг описан разговор двух девочек-аристократок, обсуждающих покупку нового наряда:
– Верно, в Английском магазине куплено?
– Право, не знаю, мамаша мне что-то много накупила обновок, особенно понравилось мне серенькое альпока.
– Но ведь эта материя дороже альпока – это шелковый поплин.
– Да, может быть, эта и дороже, но та мне больше нравится.
– Какая вы странная, Ольга, вы не умеете ценить вещей.
– Дело не в цене, – говорит мисс Кентон, – а в изяществе вещи.
Обе девочки хорошо разбираются в тканях и фасонах, а вот отношение к модной одежде у них разное. Гувернантка мисс Кентон научила свою русскую воспитанницу не только ценить хорошие вещи, но и носить их с изяществом, не становясь при этом рабой своего наряда. Будучи одета в великолепный модный костюм (короткое платье с турнюром), девочка готова помочь упавшему бедному ребенку и поднимает его с мостовой. Подруг Ольги ужасает ее поступок, ведь наклоняться в таком наряде "просто неприлично". В свою очередь, добродетельная девочка осуждает товарок за трату денег на покупку нарядов для кукол: "Вот стоит тратить на это деньги; сама ей сшей, или отдай сшить какой-нибудь бедной девочке, так, по крайней мере, деньги не пропадут даром". По словам избалованной Лили, она так и сделала, но все приданое кукле было испорчено ("безвкусицу такую нашила, что стыдно было надеть"). Мать девочки посчитала это поводом заплатить маленькой швее вдвое меньше обещанного.
В отечественных книгах, написанных патриотически настроенными авторами, дети, одетые по-французски, сравниваются с бездушными куклами. Десятилетняя Лили кажется старше своих лет и держится как светская дама. "Белокурая, с большими, точно вытаращенными, серыми глазами, вздернутым носиком и необыкновенно маленькими ручками и ножками, она походила скорее на куклу, чем на живую девочку". Она носит еще не виданную в провинции самую модную прическу a la chinoise, когда волосы, заплетенные в тугую косу, собраны на макушке, а на висках оставлены две тонкие пряди волос, завитые в колечки. Мальчики сразу окрестили жеманницу "французской куклой", обидным прозвищем нарядных, но глуповатых девочек. На изнеженную куклу похож и братец Лили. Мальчик-франт проводит зиму в Париже и хорошо осведомлен в моде. Он смеется над детьми из провинции, которые, на его взгляд, дурно одеты: "Девочки в буклях и сеточке!.. А ваши платья?.. А эти буфы? Кто нынче носит?" Осмеянию подвергается распространенный в обществе наряд для девочек (волосы убраны под плетеную сеточку, а платье пошито с рукавами-буфами) и казинетовые сюртучки мальчиков (сам герой произведения щеголяет в курточке с блестящими пуговицами). Простота провинциального наряда, а главное, его дешевизна по сравнению с модными платьями не мешает подвижным играм, а дети во французских платьях не могут свободно двигаться и попадают в самые жалкие ситуации: их одежда рвется, мнется и пачкается в грязи.
Писатели приводили в пример образцовых дворянских детей, воспитанных в русской традиции: они одеты в русское платье и играют в народные игры (качели, горелки, прятки). Вот как выглядят счастливые дети в изображении Л. Ярцовой: "Все были одеты по-русски; мальчики в синих кафтанах с галунами и со шляпами в руках, украшенными павлиными перьями и лентами. Девочки в сарафанах также с золотыми галунами, в повязках на голове, вышитыми разноцветными камешками и блестками; тонкие кисейные покрывала, обшитые золотою бахромою, довершали убранство".
Однако жизнь была далека от литературных образцов. Иностранным воспитателям бросались в глаза излишняя скованность и церемонное поведение детей из русских дворянских семей. С точки зрения француженки, "русские девочки слишком скоро становятся похожими на девушек. Это отнимает у них грацию и простодушие". В доказательство своей правоты она рассказывает о детском празднике, участницей которого оказалась юная Клотильда. "Гувернантки и молодые маменьки вводят в залу детей разных возрастов: все они разодеты как куклы" ("Русский детский бал"). Не только девочки, но и мальчики одеты богато – на них манишки, украшенные дорогими кружевами, шитые курточки, на самых маленьких панталоны с вышивкой понизу, у всех лайковые перчатки. "С неизъяснимым удивлением видит Клотильда роскошь, которая окружает ее в этом собрании, где она надеялась прыгать и резвиться, как следует маленькой девочке; костюм ее [белое платье из кисеи. – М.К.] позволяет ей всевозможные движения и придает ей развязанность, между тем, как богатый наряд русских барышень беспокоит их и делает неуклюжими". В итоге русская "жертва моды" падает в обморок, а француженка возвращает несчастную к жизни, ослабив на ней тугую шнуровку. Когда же юная француженка собирается на маскарад в Зимний дворец, ее облачают в сарафан из голубого бархата, повойник такого же цвета, белую сорочку с широкими рукавами и башмачки, шитые золотом. От роскоши русского наряда парижская барышня была в полном восторге, правда, потанцевать в таком наряде ей так и не удалось.