От мягкого, как перышко, прикосновения по телу Элизабет пробежал ток.
— Мои руки? Да, в порядке. Все прошло.
Тэд поднес ее руку поближе к глазам, внимательно оглядел и, не выпуская, сказал:
— Вы всегда можете рассчитывать на мою помощь, что бы ни случилось, и плюньте на соседей, черт возьми.
Когда Тэд снова посмотрел ей в глаза, у нее перехватило дыхание. Но прежде чем она смогла что-нибудь ответить ему или еще раз пожелать спокойной ночи, он отпустил ее руку и растворился в ночи.
4
Незнакомец возник из ночного мрака. Порожденный темнотой, он был неотъемлемой ее частью. Он материализовался передо мной — высокий, широкоплечий, узкобедрый, с дельтообразным торсом и мощной мускулатурой.
Я не могла рассмотреть его лица, но узнала моментально. И поэтому его внезапное появление меня не испугало, а скорее взволновало и даже возбудило. Он стоял передо мной с грозным видом, но страха я не ощущала.
Супермен молчал, не произнося ни слова. Я тоже молчала. Слова были излишни. Оба знали, чего хотят. Под покровом ночи мы исступленно занимались любовью. Нас объединяло безудержное желание. Все остальное отступало перед инстинктом. Не существовало ни прошлого, ни будущего. Только настоящее, проникнутое страстью. Страсть бросала нас в объятия друг друга, и мы ничего не хотели, только удовлетворить ее.
Он погладил меня по волосам, медленно вынул единственную булавку, чудом удерживающую шелковую копну волос на затылке, и его пальцы утонули в шелковистых волнах. Я знала, что это доставляет ему удовольствие, что ему нравится ощущать мои волосы, в своих ладонях. И даже сейчас мне было трудно различить черты, его лица, хотя я знала, что мужчина улыбается, скользя пальцами по густым прядям.
Я положила руки ему на грудь. Я не стыдилась. В этом царстве, окутанном бархатом ночи, робость была неуместна. Мы побуждали друг друга к бесстыдству, зная, что никто ничего не увидит и не узнает. Темнота была нашей союзницей, под ее покровом мы могли позволить себе абсолютно все, потеряв над собой контроль, забыв о правилах приличия, о долге. Здесь царила страсть. И единственным нашим желанием было удовлетворить ее.
Я даже не смогла ущипнуть его, такой упругой оказалась грудь, будто состоявшая из одних мышц. Почему он не снял рубашку? Стоило мне подумать об этом, как рубашка исчезла.
Я медленно, не пропустив ни единого бугорка, ни единой впадинки, провела пальцами по волосам у него на груди. Соски были твердыми и упругими. Я провела языком по одному, потом по другому. Он застонал от наслаждения. Обхватив ладонями мое лицо, резко приподнял. Провел пальцами по моим влажным губам, чуть раздвинул их и погладил зубы. Я легонько укусила его.
Его ладони скользнули вниз, к моей шее, потом еще ниже, к грудям. Он нежно сжал их и ласкал соски до тех пор, пока они не стали упругими.
Наши уста слились. Исступленно! Неистово! Его язык переплелся с моим. Казалось, нет предела нашей страсти. Вдруг он буквально вжал меня в стену, о которой я и не подозревала. Первобытная жажда мужчины обладать женщиной еще больше возбудила меня, и я вся дрожала. А он обхватил губами сосок и стал сосать, исторгнув из моей груди стон. Я знала, хоть и не видела, что глаза у него закрыты и что он сдерживает рвущееся наружу желание.
Видимо, это доставляло ему удовольствие. В этот момент мне больше всего хотелось утолить его жажду, и я пожалела, что в груди у меня нет молока. И когда сказала ему об этом, он был глубоко тронут.
Я почувствовала, как его ласковые руки, сжимавшие мою талию, спустились к бедрам. Стоило мне сказать, что я не в силах больше терпеть, и он тотчас же выполнил бы мое желание. Но я не произносила ни слова. Зачем? Мне хотелось продлить эти сладостные мгновения.