Так как у нас не было собственного дома, где мы могли бы проводить наши собрания, наши встречи были довольно трудны. У нас еще не было так много денег, чтобы снять хотя бы две маленькие комнаты, в которых мы могли бы работать над нашим планом организации молодежи. Мы проводили наши встречи в жалком деревянном бараке, который стоял во дворе госпожи Гики и был построен еще во время войны.
Однажды мы решили сами построить себе дом.
Я созвал на 6 мая 1924 года примерно шестьдесят молодых людей, студентов и гимназистов, членов первого "Братства креста", которое было тогда основано в Яссах. Я сказал им: "Дорогие друзья! До сих пор у румынского студенчества было право проводить свои собрания в здании университета. Нас оттуда прогнали. До недавнего времени мы могли встречаться, по крайней мере, в студенческих общежитиях. Теперь нас выбросили и оттуда. Сегодня дошло до того, что нам приходится встречаться в этом разваливающемся бараке. В других городах студенчеству в его стремлениях помогают. Здесь о нас никто не заботится. Наше окружение тут состоит из враждебных нам евреев и из душевно гнилых политических циркачей. Наши соотечественники-румыны вытеснены на окраины города, где они живут в нужде и бедствии. Мы совсем одни. Силу, чтобы выковать себе новую судьбу, мы всегда сможем найти исключительно в нас самих. Наконец, мы должны смириться с мыслью, что кроме Бога никто не готов нам помочь. Поэтому для нас не может быть никакого другого решения, кроме того как самим построить себе этот дом, который так нам нужен, построить его собственными руками. Конечно, никто из нас еще не строил дома и не лепил глину для кирпичей. Но нам нужно набраться мужества, чтобы избавиться от привычного нам образа мыслей. Сегодня юный школьник, едва став настоящим студентом, уже стыдится, что несет какой-то пакет в руке, когда переходит улицу. Нам нужны мужество и воля, чтобы создать что-то из ничего! Нам нужна железная воля, чтобы убрать все преграды с нашего пути и преодолеть все трудности!"
Один мелкий предприниматель с большой душой, который владел домом в Унгени, поддержал меня в моем проекте. Однажды этот мужчина, по имени Олимпиу Ласкар, сказал мне: "Господа, приезжайте, все же, на реку Прут, в Унгени, и начинайте там делать кирпичи. У меня там есть земельный участок с хорошей глиной. Там вы могли бы работать, сколько хотите. Я охотно предоставлю в ваше распоряжение и мой дом".
Мы приняли предложение с радостью, но у нас даже не было денег на билет в Унгени. Нам требовалось около триста лей (семь-восемь марок) примерно на двадцать человек. Олимпиу Ласкар дал нам и эту сумму.
Первый трудовой лагерь
Май 1924 года
Мы выехали восьмого мая. Некоторые ехали поездом, другие шли пешком. В целом нас было 26 товарищей.
У нас не было ничего, ни лопат, ни какого-либо ручного инструмента, ни денег, ни продуктов. Мы пошли к Ласкару и были приняты им с радостью. Он кричал нам: "Добро пожаловать, господа! Видите ли, этот район Унгени – это большое еврейское гнездо. Теперь, может быть, наглость евреев немного поутихнет из-за вашего присутствия. Нас, христиан, здесь всего лишь горстка, и евреи нас терроризируют".
Мы разделились на несколько групп и шли к христианам, чтобы занять несколько лопат, мотыг и другого необходимого инструмента. На следующий день мы отправились к нашему месту работы на берег Прута. Местный священник прочитал короткую молитву, затем мы приступили к работе. Больше недели мы копали, все как один, пока натолкнулись на пригодную землю. При помощи нескольких специалистов, из которых я с самой большой любовью вспоминаю о старике Кирошке, мы начали месить глину и делать кирпичи. Мы разделились на пять групп по пять человек. Каждая группа изготавливала ежедневно 600 кирпичей. Когда позже наша команда выросла, мы делали их еще больше. Ранним утром, в четыре часа мы начинали работать и беспрерывно трудились до вечера. Основной проблемой было снабжение продовольствием. Сначала жители Унгени поддерживали нас, и из Ясс время от времени нам тоже присылали продукты. Старики, как профессор Куза, так и профессор Шумуляну, смотрели на наше начинание с некоторым недоверием. Они видели в этом что-то детское и были уверены, что ничего толкового у нас не выйдет. Очень скоро, однако, они оценили наш труд и стали поддерживать нас.
Когда Корнелиу Джорджеску, который один год изучал фармакологию в Клуже, снова переселился в Яссы, мы посоветовались с остальными товарищами по Вэкэрешти и вложили также 17 000 лей – примерно 400 марок, которые посылали нам в тюрьму Вэкэрешти как пожертвования, в наш кирпичный завод. Все же проблема ежедневного продовольственного снабжения не была решена и этим. Поэтому мы арендовали в Яссах у госпожи Гики сад площадью в один гектар, чтобы засадить его овощами, которые были нужны нам в Унгени. Таким образом, наша работа впредь была разделена. Часть студентов работала в Унгени, другая часть в Яссах на нашем огороде. Мы каждые три-четыре дня меняли наши места работы, отдельные группы по очереди работали то на кирпичном заводе, то в огороде.
Наш первый трудовой лагерь означал в буквальном смысле революцию в тогдашнем мышлении. Крестьяне, рабочие и в не меньшей степени студенты окрестностей приходили толпами и не могли надивиться нашей работе. Они все привыкли, что студенты в элегантной одежде гуляют взад-вперед по главной улице Ясс. В свободное время господа студенты сидели за столами в пивнушках и навеселе пели песни. Теперь здесь они видели студентов, которые месили глину босыми ногами, в грязи до пояса, видели студентов, которые носили воду из Прута ведрами и на раскаленном солнце вырезали из глины кирпичи. Эти люди испытали здесь крушение привычного образа мыслей, который господствовал до тех пор у них всех. До сих пор вообще считалось постындым, если интеллектуалы были вынуждены работать руками, и особенно тогда, когда это был тяжелый и грязный физический труд, работа, которую раньше выполняли только презираемые классы. Первыми, которые осознали ценность нашего трудового лагеря, были как раз эти слои населения. Крестьяне и рабочие, презираемые другими классами, так как их труд якобы был менее ценен и не "стоял на должной высоте", приходили с горящими глазами и с первого момента видели в наших действиях знак того, что их тяжелый труд, и их самих тоже оценивали гораздо выше. Они чувствовали, что наши действия возвышают и их, и ожидали лучшего будущего для себя и своих детей. Поэтому они приносили нам то немногое, что у них было, и охотно делились этим с нами.
Студенческая жизнь протекала спокойно. Больше не было ни демонстраций, ни столкновений. Мы работали с большой радостью и усердием. Наши надежды были велики, и в мыслях мы снова и снова говорили себе: скоро у нас будет наш собственный дом.
Новый удар
Однажды я узнал, что мой отец приехал в Яссы. Я пошел, чтобы встретиться с ним. Это было примерно в десять часов вечера, когда я снова шел домой. Из гостиницы на главной площади доносился беспорядочный шум. Я остановился, чтобы посмотреть, что там происходит. Двое студентов, братья Туловяну из Бырлада, вступили в спор с профессором Константинеску. Дошло до возбужденной ссоры. Полицейский префект явился лично и надел на обоих студентов наручники, чтобы отвести их в префектуру. Теперь он как безумный бил обоих. Не говоря ни слова, я стоял и с возмущением смотрел на эту сцену.
Тут я увидел, как полицейский комиссар Клос, в сопровождении трех или четырех полицейских, подходит ко мне. В двух шагах от меня он остановился и прикрикнул на меня: "Что ты в это время ищешь на улице, бездельник?" Я оставался спокойным и смотрел на него удивленно. Я не мог себе представить, что этот человек, который, все же, хорошо знал меня с давних пор, решился говорить со мной в таком тоне. Сначала я подумал: он точно спутал меня с кем-то другим. Но тут я почувствовал, что меня хватают за горло и толкают назад. Он снова закричал мне в лицо: "И ты еще таращишься на меня? Бродяга! Жулик!"
Я не говорю ни слова. Стою спокойно и пристально гляжу на него. Тут полицейские хватают меня и с пинками и ударами кулаков тянут примерно тридцать метров до угла улицы. Там они дают мне пинок и оставляют меня.
С кровоточащей душой, пылая от гнева и стыда, я пошел домой. Я не мог уснуть. Всю ночь я лежал, бодрствуя, и тысячи мыслей терзали меня. Теперь меня побили уже во второй раз в моей жизни.
Только с трудом я смог овладеть собой перед комиссаром.
На следующий день я рассказал отцу о моем ночном приключении. "Оставь его", сказал отец. "Дать пощечину такой твари, это только руки марать. День его расплаты наступит. Вероятно, у них есть приказ спровоцировать тебя. Теперь ты должен держать себя в руках. Прежде всего, больше не выходи в одиночку".
Я последовал совету отца. Но мужчина, который получил удары, чувствует себя поруганным до глубины души и обесчещенным. Он чувствует себя так, как будто бы он вообще не человек. Как каменная глыба это оскорбление тяготело над моей душой.
Но через несколько дней произошло еще худшее.
Избит и унижен
Мы как раз закончили с вскапыванием нашего огорода. Мы прибыли из Унгени и хотели сажать помидоры. 31 мая в пять часов утра появились примерно пятьдесят студентов для работы. Я решил провести их построение. Едва я закончил перекличку, как увидел, что военные появились за нашим огородом. Вслед за тем они – их было примерно двадцать солдат – ворвались во двор, зарядили винтовки и окружили нас. Я крикнул моим парням: "Стойте спокойно! Никому не двигаться!"