Я определил Саву Мэрджиняну своим преемником в Союзе студентов-юристов, а Илие Гырняцу – будущим председателем "Объединения студентов-христиан". Затем мы, 26 товарищей, которые чувствовали себя сильнее скрепленными друг с другом, дали торжественную клятву и обещали и дальше продолжать бороться за веру, которая соединила нас здесь в университете. Мы составили эту клятву письменно, подписали ее и положили документ в бутылку, которую закопали. После того, как я выдержал государственный экзамен, я со следующей группой, уже из 46 человек, которые позже включились в борьбу, дал другое торжественное обязательство. Я пригласил их всех в Хуши, где мы четыре дня проводили обсуждения и определяли нашу будущую деятельность вплоть до последних отдельных деталей. Здесь также мой отец неоднократно разговаривал с моими товарищами и поддерживал в них дух борьбы и мужества. Когда мы расстались, каждый унес с собой в сердце глубокое стремление к лучшим и более справедливым дням для нашего народа. Торжественное обещание звучало так:
"Ввиду тяжелого положения нашего народа, существованию которого в самой серьезной степени угрожает другой народ, который путем ростовщичества отобрал себе наше имущество и стремится захватить управление страной в свои руки.
Чтобы наши потомки не были когда-либо из-за нужды и бедности изгнаны из собственной страны, и не должны были скитаться по чужим землям, и вместе с тем наш народ не истек кровью под тиранией чужой нации:
Мы, нижеподписавшиеся студенты Ясского университета решили непоколебимо объединиться вокруг нового и святого идеала: защиты отечества от еврейского порабощения.
Чтобы осуществить этот идеал, мы создали в Ясском университете Объединение студентов-христиан. С этим идеалом в сердце мы сегодня покидаем университет.
Мы считаем нашим первым долгом чести всюду и в любое время бороться за наше право и за находящуюся под угрозой жизнь нашего народа. Поэтому мы, собравшиеся сегодня, в субботу, 27 мая 1922 года, берем на себя обязательство всюду пронести с собой тот огонь, который воспламенил нас в молодости, и зажигать факел правды во всех угнетенных душах, факел права нашего народа на свободную жизнь во всех провинциях нашей страны. Объединение студентов-христиан должно оставаться также отныне центром нашей общей борьбы. Через восемь лет, т.е. в 1930 году, мы все хотим встретиться 1 мая в Ясском университете.
Мы обращаемся с нашим словом ко всем поколениям студентов, которые пройдут через это объединение, и которые готовы принести весь свой труд на алтарь отечества, прибыть в этот день общей встречи в Ясский университет.
27 мая 1922 года.
Корнелиу Зеля Кодряну, Хуши".
Следовали 44 другие подписи.
В конце учебы в университете
Оставшись один, я еще раз в уме перелистал те три университетских года. Я задал себе вопрос: Как было возможно, что мы преодолели так много преград, что мы победили закоренелые воззрения и волю многих тысяч людей, смогли справиться с университетскими сенатами и сокрушить дерзость враждебной прессы? Были ли у нас деньги, чтобы набрать наемников, издавать газеты, предпринимать путешествия и вести настоящую войну? У нас не было ничего!
Когда я бросился в свой первый бой, я сделал это не потому, что меня кто-то попросил об этом. Я также не сделал это по чьему-то совету или решению, исполнение которого как бы доверили мне. Я даже не сделал это под давлением длительной внутренней борьбы или глубоких размышлений, которые поставили бы мне эту задачу.
Ничего подобного! Я сам не мог бы сказать, как я попал в борьбу. Вероятно, со мной произошло то же самое, что и с человеком, который идет себе по улице, полный своих забот, планов и мыслей, и внезапно видит, как пламя вырывается из дома, сразу же сбрасывает свой пиджак и спешит на помощь оказавшимся в пожаре людям.
Это был приказ сердца, который гнал меня вперед, из инстинкта самообороны, который дан даже червю. Но не из личного инстинкта самосохранения, а из инстинкта защиты народа, к которому я принадлежу.
Так произошло, что у меня все время была ясная уверенность, что за нами стоит весь народ, со всеми живыми и колоннами армий погибших за свою страну мертвецов, со всем его будущим, что через нас борется и говорит народ, что войско противников, как бы велико оно ни было, перед этой исторической целостностью лишь только горстка человеческих остатков, которую мы разобьем и победим.
По этой причине потерпели поражение наши противники, во главе с неразумным университетским сенатом, который полагал, что борется против кучки взбалмошных юношей, но в действительности боролся и ранил свой собственный народ.
Существует закон природы, который ставит каждого на свое место. Все те, которые возмущались против законов природы, от Люцифера вплоть до наших дней, все эти бунтовщики, которые часто были очень умны, но всегда лишены мудрости, гибли, как пораженные молнией.
В рамках этого закона природы, этого мудрого положения вещей, каждый может бороться, да, у каждого есть право и долг бороться за лучшее существование. Вне этого положения, против него или поверх его никто не может действовать безнаказанно и не потерпеть поражения. Кровяное тельце должно оставаться в рамках человеческого организма и на службе ему.
Однако возмущением было бы не только, если бы кто-то отдельный выступил против организма, но и тогда, когда он преследовал бы только свои интересы. Если бы он хотел удовлетворять только себя самого, если он не ощущал в себе более высокой цели и идеала, чем только самого себя. Если бы он стал – одним словом – своим собственным Господом Богом.
Отдельный человек должен быть в рамках и на службе своего народа. Однако, народ пребывает в рамках и на службе Бога и божественных законов. Тот, кто понимает это, останется победителем, даже если ему придется бороться в одиночку. Тот, кто этого не понимает, должен пасть.
Мною овладела эта мысль, когда я оканчивал мой третий год в университете.
Что касается нашей организации, то мы с самого начала связали себя принципом субординации и дисциплины. Мы упразднили демократическую систему, не из разумных соображений или из теоретических размышлений. Отрицание всех мыслей о господстве большинства и так уже было у нас в крови с самого первого момента. С самого начала всегда руководил я. Единственный раз за три года я был избран: когда меня сделали председателем Союза студентов-юристов. В течение всего остального времени не меня избирали руководителем, а всегда я выбирал себе соратников. Я никогда не основывал комитеты, никогда не ставил на голосования какие-нибудь предложения. Всякий раз, когда я чувствовал, что это было необходимо, я спрашивал совета; но я всегда принимал последнее решение сам, и также всегда брал на себя полную ответственность. Поэтому наша маленькая группа была всегда прочной единицей. Не было у нас лагеря с разделенными мнениями, большинством и меньшинствами, которые грызлись бы между собой из-за вопросов практики и теории.
У всех других это было не так. Поэтому они всегда и терпели поражения.
Непоколебимая вера, которая как факел все время пылала в наших сердцах и указывала нам дорогу, строгая дисциплина, решимость в борьбе и четкая, рассудительная подготовка наступления, к этому еще благословение Бога и отечества, все это содействовало нашим победам в течение тех трех лет борьбы.
Лето 1922 года
Лето 1922 принесло беспорядки. На сценах румынских национальных театров в молдавских городах труппа "Kanapof" начала представлять пьесы на еврейском языке (идиш). Наша молодежь увидела в этом опасность: это было первое начало отчужденности театров, которые должны были служить, все же, национальному и моральному воспитанию румынского народа. Вытесненным из торговли, вытесненным из промышленности, вытесненным эксплуатацией румынских полезных ископаемых, вытесненным из сферы прессы, нам, румынам, довелось бы также пережить изгнание нас со сцен наших же национальных театров. Сцена вместе со школой и церковью может снова пробудить опустившуюся нацию к осознанию ее прав и ее исторической традиции. Сцена может подготовить народ к освободительной борьбе и способствовать ей. Неужели и эту возможность тоже могли бы отобрать у нас?
Наши театры, которые были созданы на деньги румын и их трудом, должны были служить евреям, чтобы призывать темные силы в борьбе против нас и давать им поддержку. С другой стороны, они давали бы нам, румынам, с наших же румынских сцен такую духовную и умственную пищу, которая должна была привести к крушению и к национальному и моральному уничтожению нашего народа.
Долгом и обязанностью правительства, каждого органа власти, а также профессоров было бы ввиду этой агрессии против наших театров провести соответствующие мероприятия. Ничего подобного! Лишь молодежь, которая была готова принимать удары и бесчисленные оскорбления, и нигде не находила поддержку, защищалась насколько могла.
Эта борьба ясской студенческой группы за театр велась во всех городах: в Хуши, Васлуе, Бырладе, Ботошани, Пашкани и других, и всюду их поддерживали ученики гимназий. Они проникали в битком набитые евреями театральные залы, бросали все, что попадало им в руки, в актеров и прогоняли их таким образом с румынских сцен.
Это было нецивилизованно, некоторые, вероятно, скажут. Может быть, это и так. Но цивилизованно ли, когда чужой народ медленно вытесняет другой, шаг за шагом, от всех его благ? Цивилизованно ли, если эта чужая нация отравляет культуру? Было ли у средств, которые применялись евреями в России, хоть что-то общее с цивилизацией? Цивилизованно ли убивать миллионы людей без какого-либо судебного производства? Цивилизованно ли сжигать церкви или превращать их в кабаре?