Знаменский заглянул в записи:
– Вот хотя бы артикул восемьдесят шесть дробь сорок. Вместо трехсот килограммов вы израсходовали четыреста пятьдесят.
– Вам, конечно, виднее, – равнодушно отозвался Зурин.
– И куда пошли лишние сто пятьдесят килограммов?
– Как куда? С кашей я их, что ли, съел? Вся эта дробь сорок, сколько ее было, вся в производство пошла.
– А сколько ее было?
– Сколько завезли, столько и было.
«Ты глупый? Ладно, будем оба глупые».
– Давайте считать вместе. Завезли триста кэгэ, – Знаменский крупно вывел на листке «300» и показал Зурину. – Я верно записал?
– Ну?
– Истратили четыреста пятьдесят, – он написал это число над прежним. – Выходит сто пятьдесят кэгэ лишку.
– Да откуда взяться лишку?
– Туго у вас с арифметикой, товарищ Зурин. Вспомните, как это делается. – Пал Палыч положил перед ним листок. – Глядите. Сверху большее число, под ним меньшее, слева ставится знак вычитания, внизу под чертой пишется результат. Давайте считать…
Зурин листок отодвинул.
– Вы меня семь раз простите, абсолютной глупостью занимаетесь! Это ж бумажка! А с фабрики план требуют – завезли тебе дробь сорок или не завезли.
– Но нельзя же красить артикулом, который кончился.
– Жареный петух клюнет – покрасишь. Я вон шестой год начальником цеха, и завсегда у нас так. То одного красителя нету, а другого навалом, то наоборот. То партия – не краска, а дерьмо-дерьмом. Чего делать? Соберется в красильне целый совет: и мастера и старые рабочие. «Давай того подсыплем маленько… теперь этого… Ну-ка макни. Подсуши. Пожиже. Погуще…»
Рассказывал Зурин, казалось бы, чепуху, но Пал Палыч почуял правду. А тот продолжал:
– Спрашивай с них после нормы расхода и объем выхода! Мы работаем, а вычитать да складывать – на то девочки в бухгалтерии сидят.
– Чуть где неразбериха в учете – мне сразу объясняют, что производство от этого не страдает.
– Так и есть. Ловите сами не знаете кого! Вон на Первомайской квартиру ограбили, там вас нет!
– Ну это уж не по делу. Вы, если не ошибаюсь, третий раз женаты? – круто зашел Знаменский с тылу.
– Ну…
– Дети есть?
– Само собой. – Зурин беззвучно пошевелил губами, загибая пальцы. – Семь человек.
– Так. Три жены, семеро детей… И всем помогаете?
– Почему же не помогаю? Помогаю.
– А что-то я не видел в бухгалтерии исполнительных листов.
– Обязательно по листу?
– Значит, полюбовно помогаете?
– Понятно, помогаю.
– Справедливо, Зурин. Шутка ли: обуть-одеть-накормить… Сколько вы получаете-то? – Грубовато, но чем такого проймешь.
– Сто сорок получаю. Когда еще премию.
– Небогато, если на семерых поделить. Да сам-восьмой. Хорошо, хоть собственный дом построили, кирпичный. На квартплате экономия, на ремонте.
Зурин взвился:
– Вы меня, гражданин хороший, не стращайте! Не хватало к моим ребятам в миски заглядывать! Это мое личное дело. И дом до следствия не касается. Очередь подойдет – машину куплю! И никто не спросит, на какие такие деньги! Не те нынче времена!
Ишь как поумнел да отбрил. И ничуть не испугался. Попомнить насчет красителей надо, только вряд ли это ключ.
* * *
Кибрит достался иного плана собеседник – начальник ОТК фабрики Валетный. Смазливый, пестро одетый, великий ходок по женской части. Тот при встречах со Знаменским расцветал радушной улыбкой. А Кибрит донимал ухаживаниями, очень ей надоедал и отвлекал от работы. Но повода осадить себя не давал, потому что не нагличал, а слащаво таял.
Она проверяла в конторе ОТК, не увеличивают ли метраж на протяжке (как хозяйка оттягивает и утюжит материю, чтоб стало подлиннее). Вооружась лупой, Кибрит подсчитывала количество нитей на квадратном сантиметре: к каждой накладной был пришпилен лоскуток-образец. Занятие нуднейшее.