Точно такая же загадка существует в отношении особой избирательности процесса эволюции. Для одних живых организмов этот процесс окончательно завершился сотни миллионов лет назад, и эти виды существуют вплоть до сегодняшнего дня без малейших изменений. Пример: стрекозы, крокодилы. Другие виды флоры и фауны, очевидно, были абсолютно неудовлетворенны строением и состоянием своего организма и постоянно находили возможность для мутаций, пытаясь методом проб и ошибок найти и закрепить такие новые признаки, которые позволяли бы им в перспективе достичь совершенства. Для внятного объяснения этого феномена нам не остается ничего другого, как предположить, что где-то 100 млн. лет назад все крокодилы собрались на мировом крокодильском конгрессе и дружно решили: "Все парни, баста, мы уже достигли совершенства и больше не будем мутировать ни одной клеткой. Пусть этим занимаются эти жалкие обезьяны – им еще далеко до нашего перфекционизма". Вообще говоря, лично для меня не существует более веселого развлекательного шоу, чем научно-популярные передачи, посвященные теме эволюции и естественного отбора. Вспоминается одна из таких передач, показанная немецким телевидением. В студию был приглашен палеонтолог – молодой профессор-дарвинист. Обсуждалась тема происхождения птиц. Ведущие передачи, молодой человек и девушка, с почтительным вниманием слушали сообщения профессора, по его просьбе подносили наглядные пособия – муляжи всяких мух и птичек, и по мере возможности задавали вопросы, ответы на которые профессор старался давать на простом языке, доступном обывателю. Он легко объяснил, откуда, с точки зрения дарвинизма и естественного отбора, у некоторых животных появилась потребность к полетам. Оказалось, что все началось со зверьков, проживавших на деревьях. В поисках корма они должны были перебегать от объеденного дерева к необъеденному по земле, что было небезопасно для жизни. "Тогда, – авторитетно заявил профессор, – наиболее смышленые зверьки стали просто прыгать с дерева на дерево, растопыривая при этом пальцы и все, что только было возможно. В результате, естественный отбор закрепил в природе только те особи, у которых от огромного старания между пальцами и между лапками и тельцем начали развиваться перепонки, которые и обеспечили отличившимся новаторам летные преимущества, позволившие им планировать на значительные расстояния и обойти, таким образом, своих конкурентов". Ведущий передачи задает следующий вопрос: "А каким образом у летучих животных вместо перепонок появились крылья?". "Дело в том, – доходчиво объясняет профессор, – что при посадке на деревья из-за беспорядочно торчавших веток перепонки неминуемо повреждались. Это приводило к частичной потере способности к планированию, поэтому на перепонках рукокрылых появились чешуйки, которые позже трансформировались в перья". "Понятно, – комментирует ведущий, – клея ведь тогда не было!", и начинает внутренне судорожно хохотать. Девушка-ведущая замечает, что с ее партнером творится что-то неладное, но она слишком сосредоточена на своем изображении на студийных мониторах, чтобы почувствовать комичность происходящего. Это втройне усиливает развлекательный эффект передачи. Повисает в воздухе очевидный следующий вопрос – почему же, в таком случае, дырки в перепончатых крыльях не помешали дожить до наших дней летучим мышам, собакам и лисам, размах крыльев которых может достигать почти двух метров? Почему эти зверьки не пали жертвами естественного отбора? Но ведущий не рискует задать профессору этот вопрос, очевидно опасаясь, выслушивая ответ, тут же громко расхохотаться. Беседа продолжается и упирается в следующую проблему – каким образом зверьки, умевшие только планировать, научились взлетать с земли и с воды. Профессор, уже без прежней уверенности, докладывает, что лазать по доисторическим деревьям было очень затруднительно, поэтому некоторым особо одаренным особям пришла как-то в голову замечательная идея вспархивать прямо с земли и садиться не на ближайшее, а на самое привлекательное для них дерево. Чтобы добиться поставленной цели, дерзкие икары начали упорные тренировки на земле. Вполне логично возникает следующий вопрос: почему же этих энтузиастов, одержимых сладостной мечтой свободного парения в небесной синеве, во время их изнурительных тренировок не сожрали те самые дикие звери, от которых летуны до сих пор успешно прятались на деревьях? Но ведущий передачи больше не способен задавать вопросы, потому что он уже долгое время безостановочно хохочет, и все так же внутренне, являя собой пример высочайшего профессионализма. А профессор невозмутимо продолжает: "Первоначально у только что приступивших к тренировкам птиц пробег до момента отрыва от земли был очень длинным, но постепенно он укорачивался, и, в конце концов, отдельные виды достигли выдающегося результата – они научились взлетать с места".
Однако мы слишком отвлеклись от первоначально предложенной иллюстрации. Так вот, к одной из крупнейших нестыковок дарвинизма принадлежит и проблема, связанная с отсутствием находок останков переходных видовых форм. Аргумент "плохо искали" тут не проходит – число переходных форм должно быть теоретически много большим, чем число здравствующих сегодня и исчезнувших в прошлом. Весь XX век дарвинисты пытались найти такие формы и среди современного мира животных, и среди ископаемых останков животных древности. При этом случались сенсации, но впоследствии они сменялись разочарованием, поскольку оказывалось, что находка принадлежит не к переходной форме, а представляет собой до сих пор неизвестный вид животных. Но спрос, как известно из рыночных аксиом, рождает предложение. В 1972 году молодой ученый Гарвардского университета Джей Гоулд предложил научному миру теорию прерывистого равновесия, которая получила научное название "пунктуализм". Теория Гоулда утверждала, что в процессе эволюции длительные периоды равновесия видов, следы от которых и находят палеонтологи, по неизвестным причинам сменяются короткими периодами беспорядочного их смешения и, соответственно, стремительных изменений. В результате этой содомии на Земле сразу появляется множество новых видов, из которых плохо приспособленные благодаря естественному отбору тут же вымирают. Оттого-то, мол, и не находят ученые останков переходных форм. Как известно, попытки современных селекционеров скрестить разные виды животных, например зебру и гнедую, закончились ничем. Поэтому, здраво рассуждая, теорию Гоулда иначе как ненаучной фантастикой назвать нельзя. Тем не менее, эта теория была благосклонно воспринята широкой мировой научной общественностью. И хотя она явно противоречила дарвинизму в части постепенности эволюционного развития, но в главном, в части образования видов путем естественного отбора, новая теория с ним полностью совпадала. Это обстоятельство, по-видимому, и определило счастливую судьбу теории и ее автора. Сегодня она упоминается во многих учебниках и большинстве энциклопедий, а автор получил пожизненное профессорское место в Гарварде и возможность регулярной публикации своих опусов в популярных научных журналах.
Несмотря на ширящийся в мире скептицизм в отношении основных положений теории Дарвина (например, инициатива ученых института Discovery в Сиэтле по сбору подписей против дарвинизма), либерализм продолжает настаивать исключительно на теории Дарвина, в том числе и с помощью репрессивного аппарата – судебно-правовой системы. Очевидно, что таким образом либерализм посылает миру совершенно определенный сигнал: господа, ваше появление в этом мире является вовсе не чудом мирозданья, а случайным результатом бесконечной цепи сложения миллиардов случайных физико-химических взаимодействий, произведенных природой с горстью песка. А посему, среди вас, также исчисляемых миллиардами и в равной степени случайно появившихся на свет, лишь только тот достоин жизни и свободы, кто каждый день способен осознанно и, самое главное, успешно сражаться с себе подобными за лучшее место под солнцем.
И этот сигнал, основанный на неподтвержденной теории, скорее походящей на миф, всегда находил и до сих пор находит горячий отклик во многих сердцах. Вот, например, что пишет в "Живом Журнале" наш юный соотечественник по поводу инициативы нового президента США – введения обязательного страхования здоровья, т. е. укрепления права на жизнь обычного гражданина богатейшей страны мира.
"К сожалению, мне приходится констатировать, что Б. Обама, сам являющийся в некотором роде воплощением American dream, собственноручно надругался над "американской мечтой". Эта идея всегда зиждилась не на экспансии государства, а на духе свободного предпринимательства и расширении частной инициативы.
Сами формулировки утвержденного билля пугают. Людей обяжут покупать медицинскую страховку. Спрашивается: с какого перепуга? Это дело должно быть добровольным. Или вот: за чей счет будет организован весь этот банкет? За чей счет будет обеспечиваться страховка для малообеспеченных, среди которых встречаются, по правде говоря, и откровенные лодыри, предпочитающие жить на иждивении у общества? За чей счет будут производиться субсидии? За счет налогоплательщиков? За счет роста налогов, за счет увеличения бюджетного дефицита и госдолга? За счет среднего класса?".