И воспели бяше птицы жалостные песни - восплакашася вси княгини и боярыни и вси воеводские жены о избиенных. Микулина жена Васильевича Марья рано плаката у Москвы града на забралах,* а ркучи тако: "Доне, Доне, быстрая река, прорыла еси'ты каменные горы и течепш в землю Половецкую. Прилелей моего господина Микулу Васильевича ко мне!". А Тимофеева жена Волуевича Федосья тако же плакашеся, а ркучи тако: "Се уже веселие мое пониче во славном граде Москве, и уже не вижу своего государя Тимофея Волуевича в животё!". А Ондреева жена Марья* да Михайлова жена Оксинья* рано плакашася: "Се уже обЗшя нам солнце померкло в славном граде Москве, припах-нули к нам от быстрого Дону полоняныа вести, носяще великую бёду: и выседоша удальцы з боръзыхъ коней на суженое место на поле Куликове на речке Непрядве!".
А уже Диво кличет под саблями татарьскими, а тем рускымъ богатырем под ранами.
Туто щурове* рано въспели жалостные песни у Коломны на забралах, на воскресение, на Акима и Аннинъ день.* То ти было не щурове рано въспеша жалостныя песни, восплакалися жены. коломеньские, а ркучи тако: "Москва, Москва, быстрая река, чему еси залелеяла мужей наших от нась в землю Половецкую?". А ркучи тако: "Можеш ли, господине князь великий, веслы Непръ зоградити," а Донъ шоломы вычръпати, а Мечу реку трупы татарьскими запрудити?* Замкни, государь князь великий, Окё реке ворота, чтобы потом поганые тата-ровя к нам не ездили. Уже мужей нашихъ рать трудила".
Того же дни в суботу на Рожество святыя богородицы исекша хри-стиани поганые полки на поле Куликове на речьке Непрядве.
И нюкнув князь Владимеръ Андреевичь гораздо, и скакашепо рати во полцех поганых в татарских, а злаченым шеломом посвечиваючи.® Гремят мечи булатные о шеломы хиновские.
И восхвалит брата своего, великого князя Дмитрея Ивановича: "Брате Дмитрей Ивановичь, ты еси у зла тошна времени желѣзное зобороло. Не оставай, князь великый, с своими великими полкы, не потакай крамольником! Уже бо поганые татары поля наша наступают а храбрую дружину у нас истеряли, а в трупи человечье борзи кони не могут ско-яити, а в крови по колено бродят. А уже бо, брате, жалостно видети кровь крестьяньская. Не уставай, князь великый, съ своими бояры".
И князь великий Дмитрей Ивановичь рече своим боярам: "Братия бояра и воеводы и Дѣти боярьские, то ти ваши московские слаткие мѣды и великие мѣста! Туто добудете себѣ мѣста и своим женам. Туто, брате, стару помолодеть, а молодому чести, добыть".
И рече князь великий Дмитрей Ивановичь: "Господи боже мой, на тя уповахъ, да не постыжуся в вѣк, ни да посмеют ми ся враги моя мнѣ".* И помолися богу и пречистой его матери и всѣм святым его, и прослезися горко, и утер слезы.
И тогда аки соколы борзо ѣполѣтѣша на быстрый Донь. То ти не соколи шмгѣгѣша; поскакивает князь великий Дмитрей Иваровичь с своими полки за Дон со всею силою. И рече: "Брате князь Владимер Андревичь, тут, брате, испити медовыа чары поведение, наеждяем, брате, своими полки силными на рать татаръ поганых".
Тогда князь великий почалъ наступати. Гремят мѣчи булатные о шеломы хиновские. И поганые покрыша главы своя руками своими. Тогда поганые борзо вспять отступиша. И от великого князя Дмитрея Ивановича стези ревут, а поганые бѣжать, а руские сынове широкие поля кликом огородиша и злачеными доспѣхами осветиша. Уже бо ста тур на оборонь!
Тогда князь великий Дмитрей Ивановичь и брат его, князь Владимеръ Андрѣевичь, полки поганых вспять поворотили и нача ихъ бити и сечи горазно,тоску имъ подаваше. И князи их падоша с коней, а трупми татарскими поля насеяша и кровию ихъ реки протекли. Туто поганые разлучишася розно и побѣгше неуготованными дорогами в лукоморье, скрег-чюще зубами своими, и дерущи лица своя, а ркуче такъ: "Уже нам, брате, в земли своей не бывати и дѣтей своих не видати,а катунъ своих не трепати, а трепати намъ сырая земля, а цѣловати намъ зелена мурова, а в Русь ратию нам не хаживати а выхода нам у руских князей не прашивати".* Уже бо въстонала земля татарская, бедами и тугою покрышася;уныша бо царемъ их хотѣние и княземь похвала на Рускую землю ходити. Уже бо веселие их пониче.
Уже бо руские сынове разграбиша татарские узорочья, и доспѣхи, и кони, и волы, и верблуды, и вино, и сахар, и дорогое узорочие, камкы,* насычеве* везут женам своимъ. Уже жены руские восплескаша татарским златом.
Уже бо по Руской земле прострэся веселие и буйство. Вознесеся слава руская на поганых хулу. Уже бо вержено Диво на землю, и уже грозы великаго князя Дмитрея Ивановича и брата его князя Влади-мера Андреевича по всем землям текуть.? Стрѣляй, князь великый, по всѣмъ землям, стреляй, князь великый, с своею храброю дружиною поганого Мамая хиновина за землю Рускую, за веру христьяньскую. Уже поганые оружия своя повергоша,* а главы своя подклониша под мечи руские. И трубы их не трубят, и уныша гласи их.
И отскочи поганый Мамай от своея дружины серым волком и притече к Кафе граду. Молвяше же ему фрязове:* "Чему ты, поганый Мамай, посягаешь на Рускую землю? То тя била орда Заласкал.* А не бывати тобе в Батыя* царя: у Батыя царя было четыреста тысящь окованые рати, а воевал всю Рускую землю от востока и до запада. А казнил богъ Рускую землю за своя согрешения. И ты пришел на Рускую землю, царь Мамай, со многими силами, з девятью ордами и 70 князями. А ныне ты, поганый, бежишь сам-девят в лукоморье, не с кем тебе зимы зимовати в поле. Нешто тобя князи руские горазно подчивали: ни князей с тобою, ни воевод! Нечто гораздо упилися* у быстрого Дону на поле Куликове на траве ковыле! Побежи ты, поганый Момай, от насъ по задлешью!".
Уподобилася еси земля Руская милому младенцу у матери своей: его же мати тешить, а рать лозою казнит, а добрая дела милують его. Тако господь богъ помиловал князей руских, великого князя Дмитрея Ивановича и брата его, князя Владимера Андреевича, меж Дона и Непра, на поле Куликове, на речки Непрядве.
И стал великий князь Дмитрей Ивановичь сь своим братом, с князем Владимером Андреевичем, и со остальными своими воеводами на костехъ* на поле Куликове на речьке Непрядве. Грозно бо и жалосно, брате, в то время посмотрети, иже лежат трупи крестьяньские акы сенныи стоги у Дона великого на брезе, а Дон река три дни кровию текла. И рече князь великий Дмитрей Ивановичь: "Считайтеся, братия, колько у нас воевод нет и колько молодых людей нет".
Тогды говорит Михайло Александровичу* московский боярин, князю Дмитрию Ивановичю: "Господине князь великий Дмитрей Ивановичь! Нету, государь, у нас 40 бояринов московских, 12 князей белозерьских, 30 новгородских посадников, 20 бояринов коломенских, 40 бояр серпухов-скихъ, 30 панов литовскихъ, 20 бояр переславских, 25 бояр костромских, 35 бояр володимеровских, 50 бояръ суздаских, 40 бояръ муромских, 70 бояр резаньских, 34 бояринов ростовских, 23 бояр дмитровских, 60 бояр можайских, 30 бояр звенигородских, 15 бояр углецкихъ. А посечено от безбожнаго Мамая полтретья ста тысящь и три тысечи. И помилова богъ Рускую землю, а татаръ пало безчислено многое множество".