Борис осторожно свернул телеграмму и положил ее на стол.
- Где моя тысяча?
- А теперь подожди минутку, Б., - предложил Сид, - я не хочу, чтобы кто-нибудь знал об этом, - он беспокойно огляделся вокруг. - Это место кишмя кишит проклятыми любителями читать по губам.
Борис рассмеялся над попыткой Сида прикинуться настоящим пароноиком, и они направились к двери.
Все, казалось, опять идет по сценарию Сида, его дух воспарял. В фойе они столкнулись с той же официанткой.
- В чем дело, дорогая, - спросил Сид участливо, - ты простудилась?
- Простудилась? - переспросила девушка, удивленно хмуря брови. - С чего это вы взяли, мистер Крацман?
- Ну, как же, - сострил Сид, - твои груди выглядят скукоженными. - И он потянулся, чтобы расправить страдающие части ее тела, хрипло гогоча.
7
Под огромным портретом, выполненным маслом, изображающим великого папашу Хэррисона, председателя правления и главного держателя акций "Метрополитен Пикчерз", сидел молодой Лесс - за своим гигантским столом, сгорбившись почти как жокей на скачках, словно стол был некоей супер-коляской, способной развивать потрясающую скорость. Лесс сидел, слившись со столом в одно целое, окруженный массой различных управляющих устройств, которыми он так мастерски оперировал, - телефоны, селекторы, кассеты, магнитофоны, крошечные телевизоры, видео-плейеры и миниатюрный кондиционер, направлявший мощный поток воздуха прямо ему в лицо, сдувая его волосы и создавая впечатление стремительного движения. И фактически здесь ощущалась вибрация власти, скорости и, сверх того, таинственная способность маневра, ведь именно отсюда Лесс Хэррисон поворачивал руль и заключал сделки.
- У меня есть для тебя новости, друг мой, - тихо говорил он в трубку. - Патриотизм сегодня вымазан в дерьме. Слишком много спорного. Нет, даже танцовщики - если только они имеют контракт с нашей студией, не поедут. Никто из работающих на нашей студии не поедет во Вьетнам. Пусть кто-нибудь из этого дерьма покажет на них пальцем, все равно. Никому это не нужно, верно? Поговорим позже, Марти.
Он повесил трубку и одновременно движением другой руки щелкнул переключателем селектора внешней связи.
- О'кей, бэби, - сказал он своим обманчиво сонным голосом, - теперь пусть войдут.
Лесс наклонился вперед, положив локти на стол, соединив руки и оттопырив большие пальцы так, что его подбородок лег на два вытянутых пальца внизу - стиль Калигулы. Дверь открылась и вошли двое агентов Уильяма Морри нарочито неторопливой походкой. Если талантливые агенты заявляются вдвоем, то это означает одно из двух: либо более опытный вводит в курс новичка; либо агентство считает встречу достаточно критической, с десятипроцентным шансом на успех, и ведет игру в четыре руки. Подобное разыгрывается в стиле фараонов - один играет роль благоразумного, сговорчивого ("Давай немного уступим Лессу, Эл"), в то время как другой ("Говорю тебе, отдадим это в "Парамаунт") напяливает маску импульсивного упрямца, отъявленной сволочи.
Изящество и отточенность этой тактики пропали бы даром, будь она использована против Крысьего Дрына, и она не применялась теми, кто знал его. Не то, чтобы он не клевал на уловки или даже не ценил их, но потому, что он вершил свои дела с позиции такой чудовищной силы, что пытаться хитрить с ним было просто бесполезно.
В настоящий момент студия имела в производстве одиннадцать работ. Три снимались в Европе, одна - в Мексике, одна - в Нью-Йорке. Оставшиеся шесть - на территории киностудии; одна из этих шести была вестерном, одна - пляжным фильмом, одна - научной фантастикой и одна - киноверсией Бродвейской постановки с двумя действующими лицами. Эти картины обходились в миллион каждая и все вместе, да и в отдельности, считались "мусором". Их сверхнизкая прибыльность вытекала из нескольких обстоятельств: от дополнительных расходов (то есть плутовство с производственными ценами и разницей в выручке между кассовыми и убыточными киносеансами) до непомерной платы за аренду территории и зданий студии (выплачиваемой держателями акций) и, наконец, принятие чисто символических обязательств в договорах с актерами, режиссерами и продюсерами - или, иначе говоря, поддержание общеизвестных способов списания налогов и сохранения гигантского устаревшего механизма взаимоотношений.
Этим объяснялась убыточность четырех картин из шести, осталось еще две - да и эти были раздутыми и чудовищными. Одна - девятимиллиондолларовая затея специально для Рекса Мак-Гуира, "Эй ты, разбиватель сердец", и другая - состоящая из шестнадцати частей, "Пока она не завопит", с Анжелой Стерлинг, самой высокооплачиваемой любимицей серебристого экрана - срывающей кругленькую сумму за фильм плюс десять процентов кассового сбора и так далее.
В любом случае, последние две относились к тем проектам, которые интересовали Лесса - и он сомневался, что вошедшие агенты Морриса заговорят о чем-нибудь достойном этого уровня, поэтому довольно лаконично ответил на их многословные приветствия.
- Видел тебя на Фабрике прошлой ночью, - сказал старший из них, тот, что потяжелее, плюхаясь на кушетку с показной независимостью.
Лесс мельком взглянул на него и поднял брови в безмолвном: "Ну и что?"
- Да, ты был с Лиз и Дики - я не подошел, ведь ты мог, ха, ха, - игривое подмигивание партнеру, - говорить о деле.
Лесс продолжал разглядывать его без всякого выражения, затем подмигнул в ответ:
- Ясное дело! - сухой короткий смешок.
- Я был там с Джеки, - продолжал поспешно агент, слегка смутившись. - Джеки Фонда и Вадим. Что за красотка! Рождение ребенка ничуть не повлияло на ее фигуру - она по-прежнему сногсшибательна!
Лесс молча кивнул.
- Скажи, Лесс, - весело сказал второй агент, указывая на маленькую картинку на стене, - это, что, новая? - Цель его вопроса была двойная: во-первых, произвести впечатление на коллегу своим знанием кабинета Лесса Хэррисона; во-вторых, сам Лесс, возможно, будет тронут его интересом. Он знал, что Лесс крайне далек от живописи, но он достаточно хорошо понимал, что Лесс оценит этот вопрос. Умение держать в памяти детали личной жизни других людей: имена их жен, детей, их вкусы, слабости - все это незаменимые вещи в арсенале способного агента.
Лесс взглянул вверх, чтобы увидеть, какая картина имелась в виду. Кроме портрета отца, в комнате висело еще шесть картин - по три на каждой стене.
- Вы правы, - сказал он. Это был Пикассо в голубых тонах, из серии "Девушки из Авиньона". - Вам нравится? - улыбаясь, повернулся он к спрашивающему.
- Необычайно, - ответил тот, восхищенно тряся головой, - неправдоподобно! Господи, мог же этот парень когда-то так писать!
- Я передам Келли, что вам понравилось, - сказал Лесс, кратко черкнув что-то в блокноте, - или, по крайней мере, что вы не оставили без внимания перемену в моем кабинете.
Келли, как ее звали, была его личным помощником, или Пятницей в юбке - если так можно окрестить человека, получающего тысячу двести долларов в неделю. В число ее обязанностей входило и оформление интерьера кабинета, включая подбор картин, которые она выбирала из семейной коллекции. Келли рассматривала эту обязанность не как привилегию, а скорее как необходимость, потому что Лесс Хэррисон страдал от недостатка, который загадочным, но печально известным образом был широко распространен на исполнительном уровне в Голливуде - он был дальтоником. Поэтому Лесс записывал замечания об обстановке кабинета в карточку с теми же чувствами, с какими он изучал мнения, поступавшие после предварительного показа фильма… совершенно объективно.
- Объясните-ка мне вот что, парни, - проговорил он, переводя взгляд с одного агента на другого. - Последний раз, когда вы были здесь - темные очки были на вас, - указал он на младшего, - а вы были без очков, теперь все наоборот, верно?
Посетители обменялись взглядами.
- Фу-у, - тихо произнес тот, что помоложе.
- Ну и проницательность, - сказал второй. - Боже, это, должно быть, происходило… два или три месяца назад.
- И в чем же дело? - спросил Лесс.
Младший сначала удивился, затем слегка огорчился.
- О, просто это… своего рода глупость. Наш старик, - он говорил о своем шефе, - сказал, что нам не следует одновременно быть в темных очках, он сказал, что это портит наш имидж. Будем похожи на привидения, по его словам. - Молодой агент пожал плечами, робко улыбаясь и жестом указывая на коллегу. - Сегодня как раз его очередь.
Лесс задумчиво кивнул и положил голову на одну из рук. Под его задумчивым взглядом, переводимым с одного на другого, молодой неловко заерзал, в то время как старший снял очки и начал протирать их галстуком, посмеиваясь и приговаривая: "Господи, Лесс, ну и память у тебя!"
Лесс погрузился в раздумья, хотя было видно, что ему приятно слышать эту похвалу: словно блестящая память в какой-то степени компенсировала его дальтонизм.
Лесс прокашлялся и только собрался говорить, как зажжужал селектор, и он нетерпеливо щелкнул тумблером.
- Да, Келли?
- Эдди Райнбек на второй линии.
- У меня деловая встреча, Келли.
- Это важно.
- Черт, - сказал он, отключаясь от Келли и беря трубку. - Дурные вести, дурные вести, я чую их запах. Да, Эдди?
Он внимательно слушал, все сильнее хмуря брови.
- Ты, должно быть, шутишь, - наконец произнес он, теряя самообладание. Лесс прикрыл глаза и продолжал слушать.
- Вот шлюха, - тихо сказал он сквозь стиснутые зубы, - глупая… безответственная… дефективная… шлюха!.. - Вздох. - Не могу поверить в это. Подожди минутку, Эдди.
Он прикрыл микрофон рукой и поднял глаза на агентов.