Приятели изрядно проголодались и потому, не мешкая, принялись за еду. Мартин жадно глотал огромные куски пищи, Роберт же пережевывал каждый кусочек ровно двадцать раз.
Мартин заговорил вновь лишь после того, как опустошил содержимое тарелок наполовину:
- Я не хочу показаться любопытным… - начал было он, но тут же поправил себя: - То есть наоборот. Я просто сгораю от любопытства. Все, что ты говоришь мне, невероятно расширяет мой кругозор. Я только никак не могу понять, почему ты… - Мартин замялся.
- Почему я стал гомосексуалистом? - докончил за него фразу Роберт. - Ты это хочешь узнать?
Мартин кивнул.
- Это случилось летом. Мы плыли на теплоходе по Карибскому морю. Светила луна, на нижней палубе играла музыка, и вдруг… я знаю, что это глупо, но Дик оказался таким настойчивым, таким нежным. Он обнял меня, и я… - Роберт неузнаваемо преобразился. Он вдруг заговорил гортанным фальцетом, то и дело жеманно всплескивая руками. Но потом внезапно оборвал свой монолог, замер и пристально посмотрел Мартину в глаза. Это был один из тех неожиданных его переходов, которые совершенно сбивали с толку Мартина. Роберт заметил его недоумение и улыбнулся: - Надеюсь, я тебя не напугал? Просто ты выглядишь всегда таким серьезным, что я не в силах удержаться от кривлянья.
Мартин захлопал глазами:
- Все нормально, - ответил он, прочищая горло. - У меня перед глазами словно лягушка в принцессу превратилась… Все же мне нужно время, чтобы привыкнуть к твоей манере. - Мартин несколько секунд смотрел на Роберта, прежде чем продолжить. - И тем не менее - если серьезно, почему ты стал…
Мартин вдруг услышал себя со стороны и понял всю нелепость своего вопроса. В ответ на такую глупость можно только рассмеяться. Что оба приятели и сделали. Откинувшись в креслах, они разразились долгим, жизнерадостным смехом. "Я смеюсь, - промелькнуло в голове у Мартина. - Я на самом деле смеюсь! Значит, мне хорошо?!"
Вдоволь нахохотавшись, приятели принялись доедать ужин, подождали, пока унесут приборы, сменят скатерть и доставят фрукты и десерт, и вновь возобновили беседу:
- Гомосексуальность - одно из простейших, и вместе с тем одно из самых сложных проявлений человеческой природы, - начал Роберт. - Ну в самом деле, что может быть естественнее привязанности двух человек друг к другу? Но если отправиться в библиотеку или в книжный магазин, то ты обнаружишь там тысячи томов, которые напускают столько тумана на взаимоотношения однополых существ, что становится не по себе. Лично я сделал выбор в тот день когда понял, что быть гомосексуалистом гораздо менее странно, чем стать, например, бензовозом или авокадо. У меня был ребенок, я познал любовь к женщине, трахался с проститутками - и решил, что с меня довольно. Я переключился на гомосексуализм, поскольку это занятие гораздо приятнее и здоровее. Я знаю, что это может показаться странным, но я говорю правду. Все известные мне супружеские пары играли в "Женщину в дюнах" - на том или ином уровне. А мир гомосексуалистов давал мне поддержку, понимание, душевный комфорт.
- А как же непосредственно секс? - перебил его Мартин. - Половые связи с мужчиной были столь же приятны тебе, как и отношения с женщиной?
- Иногда я скучал по п…, - признался Роберт. - Но потом внушил себе, что женские гениталии - тот же наркотик, и нашел в себе силы отказаться от пагубной привычки.
Мартин попытался представить себе Роберта с другим мужчиной. Чем они занимаются? Обнимают друг друга? Целуются? Кто кого трахает? Сосет ли Роберт чей-то член? Мартин вдруг пришел в такое возбуждение, что начал ерзать на кресле. Роберта одолевали мысли несколько иного порядка. Человека, который сидит напротив него, необходимо пробудить к жизни, показать ему реальность Бога, дать ему почувствовать себя свободным. Если, помогая Мартину, Роберту удастся сомкнуть свои губы вокруг члена Мартина, - что ж, тогда он сочтет это наградой за труды. Что, впрочем маловероятно. Ну, нет - так нет.
- Господи, как бы я хотел быть таким же жизнерадостным, как ты, - сказал Мартин. - У меня не было женщин уже два месяца, - он подался вперед и продолжил, слегка понизив голос: - Я, правда, три недели назад сходил в массажный салон, но это почти не в счет. Понимаешь, эта девица даже не удосужилась раздеться. То, что я проделал с ней, я вполне мог бы совершить и… - Мартин опять проглотил конец фразы.
Роберт заметил замешательство Мартина и решил помочь тому выпутаться из возникшей дилеммы.
- Одна из самых идиотских причин, из-за которой гомосексуализм осыпают проклятиями - якобы извращенные формы половой любви, которыми занимаются педерасты, вроде траханья в задницу и сосания члена. Но когда мужчина занимается тем же самым с женщиной - почему-то никто не считает анальный и оральный секс извращениями. А я бы не сказал, что рот и заднепроходное отверстие мужчины очень отличаются от аналогичных органов женщины.
- Ну да, - поддакнул Мартин. - Именно это я и имел в виду. С тем же успехом та девица могла быть мужчиной. Ведь я пришел, чтобы увидеть, погладить ее, зарыться меж ее ног.
- Понятно… - вздохнул Роберт. - Ностальгия накатила. Соскучился по прогулкам вдоль женского лона.
- Иногда все происходящее кажется мне сном, - продолжил Мартин. - Я смотрю на улице на женщин, и они представляются мне манекенами. Я пытаюсь, и не могу вспомнить, как выглядят женские гениталии. Все, что приходит на ум - это клок волос и какое-то шевеление под ним. Я представляю себя лежащим на женщине, вонзающим в нее свой член, изливающим в ее чрево свое семя… Я знаю, что когда-то занимался этим, и когда-нибудь займусь этим вновь, но сейчас я - вне игры.
- Знаешь, одно из самых больших откровений я испытал, разглядывая картинки в журналах для мужчин, - сказал Роберт. - Ну, ты знаешь: лежит на постели телка, свесив груди по сторонам и раздвинув пальцами свою вагину, и на лице ее написано: "Не правда ли, такой красотки ты еще никогда не видел?" Я решил серьезно изучить феномен подобных фотографий и, по-моему, нашел скрытый смысл этого своеобразного послания. Суть его в том, что женщина является безмозглой дыркой для наслаждения, и мужчина должен доказывать свою мужественность тем, что будет неизменно поставлять этому источнику наслаждения череду оргазмов. Мы вернулись к старому доброму поклонению женщине как Источнику Всего Сущего.
Мартин откинулся в кресле, тяжело дыша и рассеянно глядя по сторонам.
- Что-нибудь случилось? - обеспокоенно спросил Роберт.
- Нет-нет, все в порядке.
- Ты какой-то бледный.
- Просто вспомнил Джулию.
- Сильно переживаешь, да?
- Я очень любил ее. И сейчас, наверное, люблю. Не знаю. Иногда мне на ум приходит циничная мысль о том, что любовь - не более чем пагубная привычка. И моя тоска по Джулии - своеобразная "ломка", последовавшая вслед за отказом от дурного пристрастия.
- Ты действительно так думаешь?
- Ой, не знаю. Быть может, я и преувеличиваю, но все равно эта мысль меня утешает. Одним из кошмаров моей семейной жизни как раз и было то обстоятельство, что я обязан был все знать, все предвидеть и предугадывать.
- Это - кошмар всей цивилизации. Нам приходится употреблять все свои знания для того, чтобы выжить, тогда как путь к Богу лежит как раз наоборот через отказ от знаний.
- Извини, - перебил Роберта Мартин, - но я всякий раз морщусь, когда речь заходит о Боге.
- Я тоже, - ответил Роберт. - Быть может, потому, что первое мое, детское представление о Боге как о старичке, восседающем на троне, оказалось смехотворно нелепым. Позднее, в бытность атеистом, я представлял себе Бога как некую субстанцию, Высший Разум. Но потом встретился с Баббой, и у меня словно вышибли опору из-под ног. Ибо я понял, что Бог - это вечная реальность. Бог - это то, за чем гоняются ученые, исследуя микрочастицы. Это то, что ищут в своих трактатах философы. Это - вдохновение, посетившее поэта, поцелуй любимого человека. Это то, чего ищет простой смертный в своем браке, работе и детях. Бог неотделим от любого опыта, от всех возможных проявлений. Но Бог не является сутью этих вещей.
- Что-то я не очень понимаю, - признался Мартин.
- Говоря о Боге, люди впадают в две крайности. Одни говорят, что не существует ничего, кроме того, что можно постичь органами чувств. Условно таких людей можно назвать материалистами. Другие считают, что весь наш опыт - иллюзия, что существует некая высшая субстанция, отражением которой и служит вся наша Вселенная. Этих можно назвать идеалистами. Они ненавидят жизнь, ибо та иллюзорна, и стремятся на выдуманные ими же небеса, где нет боли, смерти и страданий. Я был одним из них, пока не встретил Баббу. Он просто посмотрел на меня и тут же постиг самую суть моей души. Через мгновение я уже рыдал, распростершись у его ног.
- Даже не знаю, что тебе сказать, - сказал Мартин после небольших раздумий. - Понимаешь, это вроде того, как если бы ты унаследовал миллион. Я, конечно, могу порадоваться твоему счастью, но у меня-то самого этого миллиона нет. Поэтому понять тебя мне трудно. Ты даже можешь показаться мне немного сдвинутым.
- Я другого ответа, честно говоря, и не ожидал. Если бы три года назад кто-нибудь начал мне излагать то, о чем я говорил тебе сейчас, - я тоже принял бы того человека за сумасшедшего. И, возможно, отреагировал бы более агрессивно, чем ты.
- Так тебя, оказывается, что-то может все-таки расстроить? - поймал его на слове Мартин.
- Если бы тебе удалось найти во мне мое "я", ты, быть может, и смог бы "меня" расстроить, - парировал Роберт, но тут же дружелюбно улыбнулся. - Это я так хвастаюсь. "Эго", утверждающее, что "эго" нет. Если бы я начал так выпендриваться перед Баббой, он непременно огрел бы меня своей клюкой.